Правила игры поменялись: каждый сам за себя
Мне было 14 лет, когда распался казавшийся вечным «единый могучий Советский Союз». Это государство, при всех его мнимых и реальных ошибках и несовершенствах, дарило людям то, что стало предметом для неумных шуток либералов всех мастей в 90-е годы чувство уверенности в завтрашнем дне.
Наступило абсолютно дикое, людоедское время. У людей, честно и фанатично работавших на свою великую страну, сгорели все денежные накопления и рухнули идеалы. И это было совершенно не смешно, хотя доморощенные острословы пытались реагировать на ситуацию примерно так, иронично обращаясь к интеллигенции:
Да, Беларусь была своеобразным интеллектуальным и промышленным центром огромной страны, но с распадом четко выстроенной системы и она оказалась в крайне непростом положении. Нормой стал лозунг «Каждый выживает, как может». А тех, кто не мог, просто списывали за ненадобностью. Мол, таковы веяния нового времени, ничего личного.
Мне знакомы случаи, когда профессора, заслуженные ученые элита страны готовы были идти в стеклодувы, Бог знает куда, чтобы обеспечить себе и своим семьям самое обычное пропитание.
Наша семья, как и тысячи других, оказалась тогда на грани выживания. Родители были вынуждены начинать подрабатывать в свои законные выходные переквалифицироваться из инженеров в категорию торговых работников.
Спортивная и национальная гордость республики, минский стадион «Динамо» в 1990-е превратился в огромный вещевой рынок. Папа с мамой там стояли с какими-то шмотками наперевес, в любое время года и погоду, с утра до вечера. Понятно, что покупательская способность населения стремилась к нулю, а вместе с ней и родительские дополнительные заработки.
Но тогда так жили очень многие достойнейшие люди. Оборонная промышленность, гениальные разработки в сфере ракетостроения и на иных стратегических направлениях вдруг превратились в архаику, пыль, мусор. Людям преподнесли на тарелочке с голубой каемочкой весьма мнимую свободу и вполне ощутимые бедность и отчаяние. Те, кто хоть немного застал ту эпоху, прекрасно понимают, о чем это я.
Впрочем, молодежи во все времена нравятся приключения и движуха, так уж исторически сложилось. Ребята ведь чрезвычайно редко серьезно и глубоко размышляют о каких-то исторических первоосновах, предпосылках и последствиях становления эпохи, в которой им суждено было родиться. Они просто живут, не вникая в скучные детали, стараясь это делать максимально весело, активно, на грани и за гранью драйва. Так было всегда. И мое время не стало исключением.
Мы, например, с друзьями-семиклассниками по минской школе 48 (ныне носит имя Героя Советского Союза Федора Малышева) с целью заработка ездили в российский Смоленск. Там на стихийных рынках очень неплохо продавались конфеты от «Коммунарки», наш замечательный хлеб, другие белорусские продукты и напитки, которые всегда сохраняли высокое качество.
Как говорится, политики приходят и уходят, а кушать хочется всегда.
Это был мой первый опыт в бизнесе, в организации процесса. Одна такая «челночная» поездка в Россию, за вычетом всех расходов, давала деньги, сравнимые с окладом за месяц высокооплачиваемого советского инженера.
В общем, подростком мне суждено было оценить, какой смысл стоит за словами «быть ответственным за свою семью».
Первый политический опыт, первая увиденная кровь
А еще меня чрезвычайно рано заинтересовала политика и то, что называется высшей государственной истиной, секреты идеального взаимодействия всех пружин, колесиков, винтиков, шестеренок и прочих деталей, обеспечивающих идеальный ход этих удивительных часов, хорошо отлаженного механизма власти.
Поэтому, когда осенью 1993 года в Москве случились печально известные события, связанные с противостоянием президента Ельцина и российского парламента, я на свой страх-риск добрался туда и угодил в самую гущу.
Я успел плотно пообщаться с защитниками «Белого дома» (Дома правительства, ставшего штабом российской оппозиции) накануне того, как он был расстрелян прямой наводкой из танков. И до сих пор с гордостью храню автограф одного из самых знаменитых защитников Верховного Совета генерал-полковника Владислава Ачалова[8], человека значимого и значительного одновременно.
Преклоняюсь перед мужеством защитников «Белого дома» и принципиальностью Ачалова. Однако прекрасно понимаю, что Владислав Алексеевич никогда не был настоящим, самостоятельным политиком. Он, как и все его соратники, поддался на эмоции, допустил стратегический просчет и оказался абсолютно не в том лагере, загнав себя в политический тупик. Да, в октябре 1993 года самочинно объявивший себя президентом России Александр Руцкой назначил Ачалова министром обороны. Буквально на несколько дней. Затем были арест, заключение и скорое освобождение по амнистии.
Итоги трагического противостояния октября 1993 года оставили ощущение какого-то недопонятого урока. Очень много говорили и писали, что первое восстание в истории суверенной постсоветской России привело к большим человеческим жертвам. Есть данные, что тогда у здания Верховного Совета погибло не 157, как утверждали официальные источники, а более полутора тысяч человек. Заявления такого толка неоднократно делал все тот же несостоявшийся президент России генерал-майор авиации Александр Руцкой.
Откровенно говоря, никогда не представлял себе этого летчика во главе Российской Федерации, и тогда, в свои 16 лет, и уж тем более сейчас. Губернаторство его реальный потолок. Кстати, губернатором родной Курской области Руцкой вскоре после своей «экспресс-отсидки» стал, несмотря на все разногласия с президентской вертикалью. Но больших успехов на этом посту не добился и дальше во власть не пошел, погрязнув в трясине кумовства.
Сегодня, набравшись определенного опыта и вволю насмотревшись, к чему могут привести противостояния различных ветвей власти, я могу максимально уверенно утверждать следующее. Несмотря на внешнюю непопулярность принятых в России мер, осенью 1993 года властью была достигнута главная цель: удалось локализовать конфликт, не позволить ему выйти за пределы Москвы и привести к большому пожару гражданской войны по всей стране.
Да, в случае чего, в разрешении столь большого конфликта российскому руководству того времени могли прийти на помощь войска НАТО. Но из 2023 года на примере Украины мы уже понимаем, во что такая помощь может вылиться и кто становится основным бенефициаром.
Как бы там ни было, в 1993 году Запад спокойно проглотил события в России, о грубом нарушении прав «человеков» никто ничего не сказал. До нынешней «эпохи санкций» было совсем далеко, а путь к демократии казался долгим и тернистым, поэтому российскую власть даже не пожурили.
Оказалось, танки бывают разные. В одном случае они являются грубым нарушением норм международного права, основ демократии и прав человека, в другом внутренним делом суверенного государства. Смотря под каким углом взглянуть на происходящее.
Вспомним, что российское государство в начале 1990-х покорно признало гегемонию и приняло правила игры США. Достаточно примера, как Борис Николаевич громогласно заявил, выступая в американском Конгрессе летом 1992 года: «Господи, благослови Америку!» И то, что он после своей фирменной паузы и хитрого прищура добавил «и Россию», уже ничего не отменяло. Это выступление ему еще припомнят, назвав самым позорным в истории независимой постсоветской России. Но фраза Ельцина станет достоянием широкой общественности уже сильно после того, как он умрет.
Однако мы отвлеклись от основного мотива этой главы. Могу сказать, что несмотря на всеобщее разочарование в идеях комсомола и партии, поразившее наше общество к середине 1990-х, я решил, что это «безжизненное» направление правильное и перспективное. За ним, на мой взгляд, была сила очень большого времени, целой эпохи, которую решили элементарно оболгать и опошлить.
Да, многие коммунисты и комсомольцы в то время дискредитировали себя и свое великое дело. Как им можно было верить и следовать их идеям? Но для меня первичным было другое не хорошо подготовленные антисоветские разоблачения «Огонька», которым позавидовал бы Солженицын, если бы прочитал хоть один номер, а то, что составляло часть великой истории.
Было невероятно интересно изучать, как объединенные одной великой идеей люди смогли всю мировую историю поставить на новые рельсы. Это ведь они свергли казавшуюся забетонированной царскую империю. Создали на ее месте совершенно новое социалистическое государство. Одержали победу в самой масштабной и кровопролитной мировой войне. Но не смогли противостоять эпохе рвачества: времени, когда партийный или тот же комсомольский билеты из святыни превратились не просто в насущные хлебные, а какие-то «икорные» карточки и «фишки для казино».
И все же Не все так просто было в той ситуации, как пытались представить людям, обезумевшим от обрушившейся на их головы свободы, новоявленные партийные пастыри.
Гибель КПСС не была сиюминутной. К ней привела позиция разложившейся партийной верхушки. При Горбачеве из Конституции СССР убрали статью, согласно которой партия являлась руководящей и направляющей силой советского общества. А при Ельцине и вовсе ставился вопрос о запрете компартии. Шло планомерное уничтожение целой стратегии, полный партийный декаданс.
Но дело было не только в чьей-то злой воле. К началу 1990-х лозунги компартии объективно перестали соответствовать запросам и чаяниям общества. И вот это была главная причина ухода коммунистической партии из авангарда на задворки политики.
Но мне казалось, что это временно, ситуацию можно исправить, вернув все на круги своя. Энергии, общительности и страсти мне было не занимать. И в итоге, без какого-то блата и поддержки извне, я стал первым секретарем Центрального Комитета ЛКСМБ, то есть комсомольским лидером Беларуси, если использовать советскую стилистику.
Чуть позже я вошел в состав бюро ЦК компартии, представлявшее группу из десятка особо приближенных к первому секретарю ЦК человек, одновременно достигнув своего потолка на этом направлении политического движения.
Состояние у меня было и тогда, и позже, в 2014 году, после прекращения моих депутатских полномочий, примерно такое, как у Владимира Высоцкого. Он всю свою короткую жизнь был, по его собственным словам, «неугодным власти» и в своем последнем, запредельно надрывном стихотворении он буквально кричал:
Ну и так далее. Не знаю, как 1990-е приняли бы Гагарин или тот же Высоцкий, если бы им повезло пожить подольше. Далеко не факт, что они бы это время поняли и просто захотели жить в нем, делать выбор и примыкать к кому-то в принципе.
Но у меня тогда не было ни возможности, ни времени заниматься подобными размышлениями, аллюзиями и иллюзиями. Очень скоро стало ясно одно. Дальнейшее нахождение на том специфическом партийном уровне было уже невозможно в силу целого ряда субъективных и объективных причин.
Глава третья. Ушел, чтобы вернуться. От Калякина до Карягина
Мои украинские и российские коллеги, с которыми мы общались по линии комсомола во второй половине 1990-х, становились лидерами постсоветских образований, новых союзов молодежи и партий и очень быстро превращались в состоятельных персон. В России депутаты Государственной Думы, в Украине депутаты Верховной рады. Сфера публичной политики в этих странах росла как на дрожжах.
Но у нас в Беларуси все сложилось по-другому. Не секрет, что наши немногочисленные партии были «вождистского» типа. К примеру, мы, коммунисты Беларуси, в середине 90-х были всецело преданы нашему лидеру, первому секретарю ЦК ПКБ Сергею Калякину.
Почти по Гоголю: как поссорились Сергей Иванович и Юрий Валерьевич
Однако Калякин сделал главную ошибку в своей жизни и в карьере политика. Он начал активно «рубиться» с недавно избранным президентом Лукашенко. Калякин стремился использовать в свою пользу неопытность Александра Григорьевича в большой политической игре.
Пик политического противостояния коммунистов и президента пришелся на ноябрь 1996 года и «второй референдум». На тот момент я как очень малая часть компартии, придерживаясь принципа демократического централизма, линию Калякина и Центрального Комитета поддержал. Чем вся эта борьба в итоге закончилась слишком хорошо известно. Численность белорусской компартии сократилась. Из почти 30 тысяч членов к 2023 году осталось около тысячи, что уже никак не может считаться партией в связи с новым, законодательно закрепленным порогом в 5 тысяч членов для регистрации партии. Кстати, этот обновленный минимальный барьер ровно в 10 раз выше, чем в российском законодательстве.
В тот период оппозиционная пресса в попытках меня дискредитировать стала рассказывать, что я куда-то там перебежал и кого-то предал. На самом деле никуда я не перебегал и никого не предавал. Ни в какой партии, кроме коммунистической, отродясь не состоял. И в самые тяжелые моменты находился рядом с Калякиным. Мы, его окружение, были с ним до конца, продолжая бороться за идею, то есть даром.
Так прошло около трех лет. Нужно было как-то жить и кормить близких, семьи, самих себя, а не просто «солидаризироваться». Но жил, как потом выяснилось, один Калякин. За нас всех, своих друзей и единомышленников. Демонстрируя свою «борьбу с режимом Лукашенко» и на этом неслабо зарабатывая, он замечательно отрывался в залах с игровыми автоматами. Я прямо заявил о том, что «Сергей Иванович не прав», и это еще очень мягко сказано. В ответ он пытался навесить на меня клеймо политического проходимца, ошельмовать. Ситуация накалялась.
В 1999 году я наконец ушел из этой калякинской «синекуры». А причиной для этого шага стала вот какая история.
С целью мало-мальски достойного заработка я занялся разработкой политологических проектов под ключ. Одну из таких концептуальных работ мне заказал бывший председатель Совета Министров Беларуси Вячеслав Кебич, к которому я всегда относился уважительно.
Стоит ли напоминать, что именно Кебич был фаворитом самой первой президентской гонки 1994 года, но с треском проиграл ее истинному народному кандидату Лукашенко. К слову, проиграл Вячеслав Францевич достойно. Никаких грязных методов политической борьбы не применял ни до, ни после, ни во время своего политического расцвета. И до конца своих дней старался быть полезным Беларуси. Да что там старался, был.
В общем, хорошая жизнь, достойная и интересная судьба на нашем довольно скудном политическом небосклоне.
Ну а тогда, в конце 1990-х, у энергичного Кебича возникла идея создать Белорусскую центристскую партию. Прежде чем перейти к практике, требовалось серьезное теоретическое обоснование, создание базиса. В итоге программу и концепцию будущей центристской партии я написал и передал заказ Вячеславу Францевичу из рук в руки.
Но кто-то из его окружения немедленно слил информацию Калякину, и на этой почве мы с ним окончательно разошлись во взглядах.