Саша согласился сразу, он был без комплексов, его вырастила одна бабушка, он мечтал об обладании вещами, ношении вещей, держании вещей в руках, пользовании ими. Он носил всегда перешитки бабушкиных знакомых, чистые, опрятные, но чужие. Бабка не дает бабок, шутил он плохо. На самом деле бабушка купила бы ему что угодно, если б могла. У них была искренняя и сильная любовь. Денег не было совсем. Света видела, что в этом нет логики. Сашина бабушка работала на заводе инженеркой, завод функционировал, производил что-то, связанное с тем же газом. Саша любил бабушку мощно, хотя она старалась с ним строго, просила не стать наркоманом или алкоголиком. Он не дурак, не собирался. Бабушка выкраивала деньги там-сям, откладывала. Саша пытался подрабатывать грузчиком, уборщиком, упаковщиком. Однажды летом он поработал месяц в кафе и сумел купить себе бэушный смартфон и слуховой аппарат бабушке, новый, но такой, простой. Это был самый счастливый момент его жизни. Саша мечтал о еде тоже. Каждое утро покупать кофе в кофейне и круассан. Он хотел жрать дорого и красиво, а не кабачки. А бабушке купить аппарат помощнее и плазму. И много чего. Он сразу сказал Свете: а чо, давай.
Соня говорила Саше, что ему везет, что у него нет родителей, а одна бабка. Еще и адекватная. Ее родители не пили и не утопали в нищете, а располагались посреди комфортной бедности. Мама работала врачом, папа водил автобус. Важные профессии, думала Света, ответственные, думала Света. Но оба зарабатывали недостаточно для содержания троих детей. Это ведь нелогично, удивлялась Света. Родители Сони вели себя чрезвычайно жестоко со всеми своими тремя детьми, которых нарожали через запятую примерно в два года. Соня появилась в середине. В этой семье наказывали за любое действие, взгляд, движение, слово. Не обязательно было делать что-то плохое, получать двойки, курить, не мыть посуду. Дети были всегда виноваты тем, что живут в одной квартире с этими взрослыми людьми, вынужденными этих детей кормить, одевать, обслуживать. Любое желание, мечта, интерес, стремление унижалось, высмеивалось, наказывалось.
Света не понимала. Это было нелогично. Зачем надо было истязать своих детей морально и физически так, что к совершеннолетию они уже совсем для жизни не годились? Бессмысленное вложение сил, времени и денег. Где смысл? Каждый ребенок в Сониной семье работал с такой ситуацией по-своему. Старший делал всё никак, никоим образом не выражал себя, ни в школе, ни дома, ни во дворе, потому что понимал, что стараться нет смысла. Но он копил силы на побег. Это чувствовали все, в том числе родители, поэтому с ним они обращались особенно жестко. Младшая сестра очень старалась дома, византийничала, чтобы ей доставалось больше хорошего внимания, а плохое она спихивала на старших сиблингов. Иногда срабатывало, но до школы она добиралась уже бескровной, бледной, молчаливой и уставшей. Соня старалась стараться дома в раннем детстве, но потом поняла, что это бесполезно, и старалась только в школе, но не справлялась с учебой психологически. Икала у доски от волнения, не могла дочитывать длинные слова и предложения, не запоминала наизусть ничего, всё делала медленно и мято одновременно. Родители наказывали детей за плохую учебу, говорили, как те их позорят и как им тяжело быть отцом и матерью такого бесполезного людья. Света подумала как-то, что Сонины родители получают удовольствие от процесса наказывания и поэтому пихают детей в то положение, в котором могут их наказывать еще сильнее.
Эти родители запрещали детям работать и подрабатывать как-либо, говорили: после 18 делайте что хотите, а пока если хочется трудиться, то всегда есть над чем дома или на даче, а не на чужих людей. Соня сама уже говорила Свете, что это для того, чтобы не терять над ней и сиблингами власть. У Сони была одна мечта уехать навсегда от родителей и из города. И она сразу сказала «да», наметив себе сумму на билет и три месяца аренды в городе-гиганте.
У Алисы была хорошая растящая ее материнская семья: мама и бабушка. Обе работали в одной и той же «Пятерочке». Бабушка расставляла товары, мама пропикивала их на кассе. Кажется, у них обеих были знания. Бабушка получила в городе-гиганте высшее образование. Но работы в городе не находилось. Женщины зарабатывали недостаточно, кормили-растили Алису с трудом. Жили хаотичным женским советом. Выживали. Даже не готовили никогда специально, просто питались пятерочной уцененкой, что находили в холодильнике по очереди. Радовались своей хрущевной двушке. Бабушка отказывала себе во всем для мамы и для внучки, мама отказывала себе во всем для дочки. Тихо, без заявлений, расшифровок своих мук. Но Алиса понимала всё и мучилась от жертв своих женских родственников. Нелогично, нелогично, думала Света. Алиса любила свою материнскую семью, училась средне, мама и бабушка мечтали о высшем образовании для нее, с такими оценками оно получалось только платным. Алиса была худая, нервная, мечтающая о возмездии за бедность своим будущим успехом на другой, пластичной, многообразной территории. Ей хотелось, чтобы мать и бабушка перестали совершать жертвоприношения мужьями, любовниками, шмотками, отпусками, ногтями, дороговатым кофе, жизнью. Алису не взяли в женский совет впервые и заявили ей потом, что продадут квартиру, чтобы выучить ее в вузе. И ничего-ничего, будут снимать. Алису вырвало в туалете. Она согласилась на Светино объединение не сразу, но вот после этого.
Рома не хотел в армию. Его батя служил, потом был омоновцем, потом дальнобойщиком. Старший брат служил, вернулся веселый, а потом снова ушел по контракту. Отдавание своего мужского тела за деньги государству было естественным и родным в Роминой семье. Любимые праздники это проводы и встречания родных мужчин в форме. Мама строгала овощи и консервы в тазы, заправляла их майонезом. Дядя приносил произведенный им самим алкоголь. Рома из всего их детского объединения был самый кинематографичный. Не качок кино 90-х, а нынешний типаж, умнее и женственнее, действующий на пересечении культовых сериалов, инди-фильмов и больших экранных экшенов. Высокий, светловолосый, голубоглазый, мускулатурный, губастый, сильный, тонкоскулый. Богатырь растет, но смазливый, говорил всегда дядя. Батя в полушутку предлагал сломать Роме нос, чтобы избавиться от бабской тонкоты.
Рома значился сексуальным символом старших классов. Ему полагалось перебирать десятиклассниц и одиннадцатиклассниц, может быть, даже девятиклассниц и восьмиклассниц. Бить им сердца, ломать психику. Он немного попробовал, ему надоело. У Ромы был секрет. Он молча ненавидел форму, оружие, насилие, жизнь своей семьи, возможно, свою семью тоже. Сам с трудом мог объяснить почему. Всё это скапливалось из тумаков отца, его золотого зуба справа, веселых рассказов брата про Сирию, женских волос в кресле отцовской фуры (отец сам шутил: гинекологическом), материной седины и нервной полноты, права мужчин их семьи на бескрайний мат, да вообще на всё в обмен на продажу своего тела и воли государству. Света находила это логичным, но бестолковым. Отец, мать, брат, дядя были воодушевлены почему-то Роминой секс-символьностью. Гордились тем, что его любят девочки. Его знали и узнавали все в школе, на улицах, в магазинах. Город жрал и ждал новости о его личной жизни.
Роме хотелось всего другого. Он решил поначалу не встречаться ни с кем вовсе. Его истерзали вопросами даже учителя. Что за болезнь. Тогда он встретил Веру. У нее было множество плюсов. Главный она к нему почти равнодушна, не охотилась за ним. А когда он к ней придвинулся, она пожала плечами, что, мол, не против. Вера училась в другой школе, получше и побогаче, ее родители не ругались матом, не изменяли друг другу, работали хорошими врачами, мама занималась танцами, папа коллекционировал старые книги. Вера не выглядела навязанно красиво, но Рома поначалу выработал приступы астмы от ее больших рыжих глаз. Батя хмурился: зачем тебе евреи. Рома объяснил свою сильную страсть, но вообще-то он знал, что Вера та лопаточка, что выскребет его из этого темно-зеленого мира. Она уже через олимпиадные победы поступила в столичный университет и собиралась переезжать. Он тихо собирался с ней, планировал устроиться на работу, снимать им жилье, трудиться на то, чтобы она свободно училась, а он иначе жил. Необходимо было откупиться от армии, и так, чтобы отец, дядя, брат узнали не сразу, это стоило дороже. Рома согласился со Светиным предложением.
Настя вошла в дело случайно. Ее семья была середняками по стране и околобогатыми по городу. Местная сеть салонов цветов под средним именем Настиной мамы. У каждого в семье был ноутбук. Для бухгалтерских таблиц, раскладывания «Косынки», хранения фоток, школьных презентаций. Настя, единственная дочь, училась без троек, планировала идти в средний вуз или в очень хороший, но платно. Деньги у ее семьи копились. По Светиному мнению, у них все было почти правильно. Один ребенок, один бизнес ветками, будущее Насти в другом городе без газового облака. Был баг в самой Насте, она ходила неприкаянная, хоть и благополучная. Это было нелогично.
Последние полгода Настю трясло от Ромы. Такая островатая болезнь, гораздо серьезнее, чем представляли себе люди рядом. Настя просыпалась с Ромой в голове. Засыпала, ходила, делала все с ним-призмой. Все догадывались, многие знали. Она не могла себя сдержать и заговаривала про Рому с подругами, родителями и даже учителями. Настя не стала хуже учиться из-за своей мании, просто Рома сидел в каждом слове сочинения, в каждом знаке тригонометрического уравнения, на каждом миллиметре контурной карты и в любой исторической цифре. Отслеживала его аккаунт «ВКонтакте». Он почти ничего не постил, но остальные размещали с ним фотки часто. С ним считалось круто фоткаться, как с селебрити. Он и был селебом их задыхающегося в газу города. Рома не замечал Настю, она для него составляла вязкую однородную жижу поклонниц. Когда она его встречала в коридорах или на улицах, то ее сердце сжималось в тряпку, напитывалось бензином крови и загоралось.
Света нуждалась в Настиной неоконченной даче. Она была всем хороша. Находилась в черте города, в семи минутах ходьбы от дома Светы, с электричеством, канализацией, с двумя готовыми отдельными комнатами. Главное, родители туда заходили два раза в год: на майские и на день рождения Настиного папы. Света врала поначалу про занятия по английскому, но у Насти включился Рома-дар, она ощутила его вовлеченность, а дальше умолила Свету взять ее к себе в группу. Света сказала «ок», а потом уже, когда Настя повела арендаторку осматривать помещение, рассказала ей про кино. Настя почувствовала, как за лопатками и между ног одновременно растут крылья. Она сразу попросила свое. Света подумала и пообещала, что устроит так, чтобы Настя снималась с Ромой вместе.
Про Свету так. Она училась на отлично. Спокойно шла тяжелым своим шагом к золотой медали. Знала, что сможет взять любой вуз, который ей надо. И в любом городе. Даже том самом, самом большом и жадном. Учителя молчали. Золотая медаль зря, думали они. Света читала их. Понимала, как это все нелогично. Она никуда не поедет. И Света с матерью молчали, не обсуждали. У матери когда-то была профессия. Она как-то еще держалась, когда родился Артем. После него через четыре года родилась Света. И вот тогда отец ушел. Профессия матери обвалилась. Света думала об этом каждый день своей жизни. Это было нелогично. Почему отец ушел именно после ее появления, а не после рождения Артема? Света нашла отца в соцсетях, она думала написать ему, спросить, но боялась.
Мать находилась всегда рядом с Артемом. На несколько часов уходила считать цифры за старенький компьютер, и ее заменяла Света. Она сразу родилась старшей сестрой, хоть была младшей по факту. К подъезду все никак не прикрепляли пандус, и его не получалось добиться. Это нелогично, неправильно. Некоторые соседи думали, что Артем заразен. Света довольно рано поняла, что взрослые чаще всего дураки, или злые, или несчастные, или всё вместе. Мать слала письма. Государство отвечало отписками. Артем вырос, его с коляской стало тяжело носить. Балкон к их квартире не прикреплялся. Победа не приходила. Но случилось, как мать его называла, счастье. Удалось поменять двушку в хрущевке на дом с огородом в городской черте. Огород мать превратила в сад, ей даже хватило сил. Артему сад очень нравился. Цифр для счета к тому времени не осталось, мать, когда Света возвращалась из школы, шла мыть полы в торговый центр. По ночам она писала власти письма, просила теперь, чтобы та провела в дом канализацию.
Света планировала заработать денег и компенсировать всю заботу государства. Нанять матери помощь по уходу за Артемом, себе замену. Уехать учиться и работать в другой мир. Света жалела, что она отличница и медалистка. Училась бы плохо, логично было бы остаться. А она оставалась нелогично.
А Мелузина просто три года как ходила со Светой. Была единственной ее подругой. Хотя вслух это не произносилось. Свету иногда дразнили кем-то вроде бочки со змеями, но нечасто и несильно. Матери такая дружба сильно не нравилась, но она молчала. Считалось, что с магическими общаться опасно и странно. Пару раз Света просила Мелузину посидеть с Артемом мать работала, Свету отправили на олимпиаду. Артему Мелузина очень нравилась, особенно ее лапы-змеи и хвост-змея. Он даже примерял ее корону. Мелузина хорошо с ним управлялась. Но Артем как-то слишком сильно стукнул левую переднюю мелузинскую змею во время игры, и от боли змея отреагировала быстрее Мелузины, впилась Артему в руку. Рана была несерьезная, яд у Мелузины давно выкачали люди. Но Артем сильно испугался, несколько часов потом кричал и плакал. Мать сказала Свете, чтобы ни одной змеи этой твари в их доме не было. Света прежде не обозначала маловыносимость своего существования, идеальную при этом учебу и поведение, а тут впервые все высказала и потребовала Мелузину взамен всего, только ее. Мать сдалась, но домой Света Мелузину больше не приводила.
Мелузина ходила со Светой, потому что та в ней нуждалась, а самой Мелузине без Светы жилось совсем скучно и одиноко. К тому же видела она, что Света была блестящим человеком и заслуживала какой-то помощи. Мелузина чуяла, что этот Светин проект дурной, но переубедить ее не могла. Света год назад уже занималась бизнесом: делала домашки за умеренно богатых детей их школы. Пару раз ей не платили, один раз Мелузина даже вмешалась со своими змеями, просто припугнула неплательщика. Мальчик пожаловался родителям, они в милицию, еле замяли. Света рассказала правду, почему подруга пошла за нее просить долг, и родители забрали заявление. Им стало стыдно, что их сын не делает уроки сам. Остальные заказчики дальше исправно платили. Но Света бросила бизнес потому, что он был нелогичным, нечестным.
В новом деле Мелузина захотела участвовать сама, она раньше выступала в цирках, снималась в сказках, когда страна открылась, ее и вовсе возили по шару. Даже маячил какой-то фильм в Америке, но потом всё сдулось, пропало, выдохлось. Уже лет двадцать она не работала, жила на крохотную магическую пенсию. Света взяла подругу в свое кино.
Света всех собрала на Настиной даче. Настя всех стеснялась, от близости Ромы улыбалась глупо и лихорадила пространство, Соне сразу всё не понравилось и она таким образом на всех и глядела, Саше все были интересны, и он улыбался и лазил взглядом по телам, Алиса просто всех боялась, Рома хотел казаться равнодушным, но все ощущали, что он волнуется. Мелузина сидела сфинксом, ее змеи дремали. Света объяснила правила: главное, молчок раз; все они, кроме Мелузиной, несовершеннолетние, значит, такое дело незаконно. Все работают вместе и помогают друг другу два. Если кто-то испытывает физический или эмоциональный дискомфорт, то говорит об этом, не терпит три. Взрослым и остальным рассказывать, и только если они спросят, что тут Света учит английскому. Она показала всем учебник. Настя хотела всем сказать, что у нее такой есть, но не стала. Света просила в мессенджерах называть их дело «занятия английским». Дальше она объяснила про кино. Оно предстояло двух типов: обычное записывалось на камеру (камеру тоже использовали Настину, она пылилась у нее дома, и никто даже не заметил, когда она ее забрала) и загружалось на сайт. Второе кино не записывалось, а шло в прямом эфире. Люди подключались и платили за то, чтобы кино продолжалось, иногда просили играющую или играющего уйти с ними в отдельный виртуальный кабинет. Играть надо было поодиночке или дуэтом. Можно и больше тел, но это сложно. На первый вариант должны согласиться те, кто не сильно переживает за то, что их когда-то узнают; второй более анонимный: все ролики, прочла Света, продавались заграничным сервисам.