О нечисти и не только - Бергер Даниэль

Даниэль Бергер

О нечисти и не только

© Бергер Д.

© ООО Издательство АСТ

Художник Виктория Лебедева

Фото автора на переплёте Мария Дягилева

Автор выражает благодарность Анастасии Гирковской и Зайтуне Нигматьяновой за помощь с переводом фрагментов на белорусский и башкирский языки

* * *

Даниэль Бергер (р. 1983) родился и живёт в Кыргызстане, режиссёр документального и игрового кино, продюсер. Книга «О нечисти и не только»  дебют в прозе.

На Воздвиженке, под самой крышей

Ну и пусть себе англичане спорят, сколько ангелов может уместиться на кончике иглы,  оставим их, Бог с ними! Они настоящего ангела и не видели никогда. Настоящий ангел и в одиночку там не поместится. А если у него ещё и пожитки кое-какие есть хотя бы чемодан с зимним пальто и фикус в горшке то для комфорта ему нужен целый подоконник.

Ангел поселился на подоконнике давно, с тех пор как на Воздвиженке обосновалась консерватория. Стоял жаркий сентябрь, и из распахнутых окон к небу устремлялся то модный Верди, то полузабытый Кавальери. Непривычные к такому лошадки, тянущие конку, вздрагивали и фыркали, обнажая сточенные зубы. Ангел летел мимо и, привлечённый хором пленных иудеев, уселся на подоконник. Да так там и остался. Уж больно понравилась ему здешняя атмосфера музыканты ведь люди добрые, весёлые.

Никто ангела, конечно, не прогонял, а новых студентов и предупреждали к тому же вот на тот подоконник не садись, инструмент не ставь, там ангел живёт.

Но даже когда консерватория съехала и хозяева стали сдавать квартиры в доме зажиточным купцам, ангел никуда не делся. Так и жил в окне третьего этажа, отлучаясь временами по своим служебным делам. Новые жильцы только поставили на подоконник фикус, но более ничем ангела не стесняли, потому как приметили с ним дети меньше болеют, мужья ласковее становятся, а жёны краше.

А когда началась война, ангел попрощался с фикусом, перевязал свой видавший виды чемодан верёвкой для надёжности и отправился на фронт. Нет, военнообязанным он не был, но отсиживаться в Москве не мог. Три года он тогда при госпитале отслужил дежурным ангелом, сопровождая одних на тот, а других на этот свет. Нелёгкая это работа, нервная. Души ведь не солдаты, не офицеры, дисциплины не знают. Вот умрёт какой-нибудь парнишка, ну всё уже пора душу из лазарета выводить, а душа-то как упрётся, как вцепится в хилое тельце и давай рыдать. Это самое страшное. Другие души тогда разом теряют покой, мятутся, в истерику даже могут удариться. И всей толпой как навалятся на дежурного ангела не хотим, мол, туда, рано нам ещё, пожалей, отроче!

Ангел их жалел, утешал как мог очень ему тогда консерваторские уроки пригодились. Запоёт порой что-нибудь духовное из Бортнянского тоненько-тоненько, сам себя до слёз доведёт, но души упокоит. И потянет их, притихших, за ручку на выход, не давая оглянуться на искромсанные тела, накрытые белыми простынями.

Реже бывало наоборот: по ошибке забредёт душа на тот свет, потянется к сиянию в высших сферах, а тут ангел запыхавшийся стой, нельзя туда! И чуть не силком тянет душу обратно, к окровавленным пальцам полкового хирурга Митрофанова, день и ночь оперирующего в переполненном полевом госпитале

С фронта вернулся ангел в начале семнадцатого и сразу на подоконник, к почерневшему от холода фикусу. Жильцы, по слухам, за границу подались, а фикус вот оставили в пустой квартире, значит.

Целый год отдыхал ангел от госпитального ужаса, просыпаясь только затем, чтобы полить фикус, и опять, свернувшись клубочком, погружался в тяжёлую дремоту. А в доме болели дети, гневались мужья и старели жёны, не зная, что в соседней комнате стонет и бредит во сне ангел.

 Шуликуны бегут, шуликуны в железных шапочках, в кожаных зипунчиках,  сам себе бормотал под нос, поглядывая из окна вниз на красноармейцев. С третьего этажа они были на одно лицо, да даже и лиц не разглядеть, а так будто большой ёж по улице идёт, щетинится штыками в небо, перебирает десятками лап.

Этим утром в комнату пришёл с ордером новый жилец, бывший матрос из питерских. По-хозяйски осмотрел всё, бросил на подоконник тяжёлый, пропахший солёным потом бушлат и вежливо попросил ангела до вечера покинуть помещение.

На вопрос, где же ему теперь жить, матрос посоветовал сходить в домком, поговорить с председателем. Нет, здесь остаться никак нельзя, к нему жена приедет, соскучилась. Вот и пришлось ангелу опять свой чемоданчик перевязать. Напоследок погладил прохладной ладонью шершавый подоконник, взял фикус, обёрнутый газетой Пора!

В домкоме было людно хватало и бывших, и нынешних. Все ждали председателя. Скуластые деревенские бабы толковали промеж собой о прозорливом старце Иулиане, который де твёрдо сказал не устоит град сей без святых мощей! А как почти все мощи-то порушат, так и падёт град, придут де трое рябой, да хромой, да плешивый и смерть откопают, что царь Еруслан под Кремлём закопал. Вот тогда-то и погуляет смерть по Москве! А ещё, говорят, в прошлом-то году воры подкоп рыли и на смерть-то наткнулися это когда испанка была Но не время было ещё смерти просыпаться, вот она и собрала народу сколько могла одним махом и обратно-то завалилась

 Врите больше!  отвечали светлоликие красноармейцы.  Нет никаких святых мощей, а есть кости старые. И всё наоборот будет когда, значит, все кости собакам выбросим, тогда придут трое: один весь в лучах солнца осиян, другой с лунным знаменем, а третий по плечи звёздами осыпанный, и принесут они в мир язву моровую бывшим богатеям, а простому народу счастье!

 Да как же так?  не выдерживали бывшие дамы в пожухших кружевах на давно не мытых шеях.  Да что же это делается? И где она, эта ваша справедливость? Разве мало мы претерпели? Уже и мужья-то наши полегли да от чьей руки, не поймёшь! Уже и сами-то с голоду пухли, и деток сколько схоронили

 Каких таких деток?..  через губу сплёвывая, отвечали им их же бывшие горничные.  А то мы не видели, не знаем, как вы по докторам бегали, аборты чуть не кажный год делали! Проститутки дешёвые! Кончилось ваше время, хлебните-тко нашего!

 Варька, угомонись! Любка-змеюка, а ну подвинь зад!  умирил наконец всех председатель. Он пробирался к своему столу, на ходу раздавая шлепки.  Так, кто тут по жиличному вопросу?

Ангел шёл последним. Послушавшись советов, щедро раздаваемых очередью, он заранее подготовил письменное заявление: «Прошу поставить меня на учёт как трудящегося и предоставить жилую площадь на одну персону в доме нумер 13 по улице Воздвиженке. С учётом происхождения из небесных сфер прошу разместить в верхних этажах означенного дома, чтобы поближе быть к звёздному небу».

Председатель читал по складам, вслух. Особо сложные места порой и по нескольку раз. Это заявление он прочёл целиком три раза, после чего подозрительно уставился на ангела.

 А ты сам кто такой будешь-то? Можешь не отвечать, сам вижу Воевал?

 Так точно!

 А заслуги имеешь?

 Никак нет!

 Ну откуда тебе А дом-то не резиновый! Как я тебя без заслуг размещу тут? Только если в квартиру 1-Б Там дворник с семьёй да ещё два хлопца квартируют

 Но это же полуподвал. Я не смогу там У меня же происхождение, понимаете?

 Отставить разговоры!  председатель был из унтеров и возражения гасить умел как никто другой. Потом помолчал и добавил тише, даже немного сочувственно:  Бери, чего дают, паря И забудь про своё высшее происхождение. И не таких тут видали

Ладно, подумал ангел. Одну ночь можно и переночевать. А завтра поищу квартиру может, кто подоконник сдаст.

Койко-место у дворника оказалось тремя табуретами, составленными так, что человек нормального роста мог на них лечь, только поджав ноги. Ангелу же этих табуретов хватило ещё и чтобы разместить все свои пожитки. Жена дворника пожилая безымянная татарка, решившая, что ангел посягает на её жилплощадь, сперва, проходя мимо, норовила спихнуть и фикус, и чемодан с законного места, пока не получила от мужа, знавшего ангела ещё до войны, крепкий тычок. Зато дети сразу полюбили гостя и тянули его в разные стороны мальчишки в бабки играть, девчонки куклу кормить.

К ночи появились другие жильцы странные синюшные типы, пахнущие мертвечиной. Этот запах ангел бы ни с чем не перепутал запах тошнотворный, жирный и тухлый.

При ближайшем рассмотрении оба оказались упырями. Столкнувшись с ангелом, они попятились к выходу, но путь им неожиданно преградил председатель.

 Ну как расположились? Живёте дружно?  не обращая внимания на упырей, спросил он у ангела.

Ангел радушно шагнул к нему навстречу, с удовлетворением заметив, что соседи близки к обмороку. Поговорив с председателем и проводив его, ангел обернулся к упырям:

 А ну пошли во двор, поговорим.

Ночь была уже по-зимнему холодной и ветреной. Упыри в темноте чувствовали себя увереннее и наглели на глазах:

 Нас двое, ты один.

 Вижу,  ангел был спокоен.  Откуда взялись?

 Из-под Рязани. С обозом приехали летом ещё.

 Понятно. Чем тут занимаетесь?

 А то сам не знаешь!  загоготали они.  Ладно, кончай базарить. Чтоб мы тебя здесь больше не видели. Это наше место!

«Вот нечисть пошла безмозглая,  подумал ангел.  Ну так деревенские ведь Про ангелов, наверное, только в сказках и слышали»,  и он улыбнулся, представив, как кровопийца-мать рассказывает этим зубастым тварям страшные сказки про светлую силу.

 Чего лыбишься-то?  удивились упыри.  Пошёл отсюда!

 Только после вас,  вежливо ответил ангел и неожиданно схватил обоих дуралеев за руки.

Вспышка света озарила тёмный двор, и через минуту рядом с ангелом тлели две небольшие кучки серого пепла. Из-за угла появился председатель.

 Ловко ты их,  присвистнул он.  Может, в милицию пойдёшь? А я и рекомендацию напишу

Утром ангел отправился на поиски комнаты в верхних этажах. Ему повезло у подъезда, где раньше скрипачи занимались, висело объявление о сдаче жилья. Цена не указывалась, и ангел решил зайти денег у него не было, но вдруг хозяева выделят подоконник за просто так?

Дверь открыла женщина в чёрном платье по фигуре. Неестественно блестящие глаза выдавали в ней любительницу белого нюхательного порошка.

 Здравствуйте. Я по поводу комнаты.

Женщина молча кивнула и повела гостя вглубь гигантской квартиры. Сдаваемая комната была в самом конце, у кухни. Она и была раньше частью кухни, а теперь стала отдельной комнатой, так и не лишившись, правда, особого кухонного запаха лука и керосина. В комнатке ничего не было кроме узкой солдатской койки и цветной картинки, при взгляде на которую ангел покраснел. В это время из соседней комнаты вывалилась голая девица и, держась за стены, побрела в уборную. Ангел понял, куда его занесло, и решил как-то вежливо закончить визит:

 Так сколько, вы говорите, в месяц?

 Пятьсот,  пророкотала женщина.

 Да Дороговато для меня, знаете Извините за беспокойство.

 Четыреста.

 Нет-нет, я пойду

 Не хочешь, значит, комнату?

 Не хочу,  наконец признался ангел.

 Ну тогда посиди со мной немного. С тебя ведь не убудет.

В комнате хозяйки было даже уютно: красный торшер у дивана горел мягко и по-домашнему. Юлия Алексеевна в этом свете и сама казалась мягче, женственнее и милее. Ангел по привычке занял подоконник и, как большой пёс, рассматривал развешенные по всей комнате фотографии самой хозяйки и, видимо, её мужа.

 Противно тебе здесь, да?

 Нет. У вас хорошо в комнате. Это муж?

 Любовник.

 Простите.

 Ничего. Могла бы сказать, мол, да, муж, но вспомнила историю, ну ты знаешь, про женщину, у которой пятеро было и ни один не муж.

Тут в комнату зашла давешняя девица, уже завернувшаяся в какую-то скатерть.

 Юлька, клиент ушёл. Марафету дай.

 Пошла вон, Катюха. Видишь, у меня гость.

 Сука,  беззлобно сказала девица и вышла.

 Осуждаешь меня?  закурив, спросила хозяйка.

Ангел замялся. За три века, проведённых в человеческом обществе, он, конечно, уже ко всему привык, но спокойно взирать на нелепые людские судьбы так и не научился.

 Знаешь, я на исповеди не была лет шесть. Да, верно в тринадцатом году я своего Митю встретила. Думала, что уже и не исповедуюсь никогда, а ты взял и явился из ниоткуда. Тебе ведь можно исповедаться?

 Нет. Но мне можно просто рассказать.

Юлия Алексеевна горько усмехнулась:

 А рассказывать-то и нечего. Всё как у всех жизнь во грехе или, как говорила моя кухарка, «баба-дура, баба-дура, баба-дура грешная, только толстая фигура и судьба потешная». Вот и у меня так на потеху живу!

Тут её опять прервала марафетчица Катюха:

 Юлька-сука, ну сил нет! Дай нюхнуть!

 Да подавись ты!  хозяйка бросила ей в лицо какой-то медальон, и девица, схватив его, убежала.

 Ты прости меня, соколик. Я как будто забываю иногда, с кем говорю. А ты сам виноват!  в голосе её появились весёлые, но немного истерические ноты.  От тебя же должна какая-то благодать исходить, а ты сидишь бука букой! Как гимназист в первый раз Ой, ну прости дуру!

Женщина пошарила на прикроватном столике и, найдя там ещё один медальон, собралась было его открыть. Ангел, вспорхнув с подоконника, выхватил его и положил в карман. Он ещё с войны знал, что если марафетчика вовремя не остановить, то разговор превратится в бесконечную чехарду горького плача и буйного веселья. Юлию Алексеевну потеря не расстроила. Она даже будто и не заметила ничего, мечтательно вглядываясь в портрет улыбчивого офицера.

 Если бы не война эта проклятая, мы бы с Митей сейчас в Крыму жили у него там дом, родители. Он всё обо мне знал и не осуждал вот как ты. Это прошлое, говорил мне. Это всё было когда-то давно и не с тобой. А теперь ты моя и скоро будешь совсем моя! Война закончится, я приеду и увезу тебя в Крым. Будем там жить, сад заведём и огород с клубникой ты любишь клубнику? Да, отвечала я, очень! Да ты, наверное, настоящую-то клубнику и не пробовала Где ей тут взяться! А вот в Крыму

 Знаешь, он ведь перед тем как на фронт уйти, денег мне оставил. Обещаний с меня никаких не брал, но я сама себе тогда пообещала я дождусь его. Именем его жила, молилась на него Письма целовала, конверты А потом, потом, когда писем не стало, я уже не на него, а за него молилась. Месяц, два Полгода Просила: Боженька, пусть Митя там встретил другую, пусть разлюбил меня, дуру! Но пусть только живой

Женщина беззвучно заплакала. В комнату вошла Катюха, уже, видимо, утолившая свой голод. Она села на кровать и обняла Юлию Алексеевну, глядя немигающими глазами куда-то в стену.

 Это Катька. Она меня нашла, когда я уже от голода умирала. Ты не думай о ней плохо, пожалуйста. Она добрая  хозяйка погладила Катьку по нечёсаным волосам,  она мне жизнь спасла. От меня в этом деле уже какой прок старая стала А Катя, она за нас двоих работает. Я её люблю очень.

Тело улыбчивого офицера Мити вместе с телами его родителей лежало в огромной зловонной яме на окраине Севастополя. К сожалению, Митя не разлюбил проститутку Юлию, а потому и не покинул Крым вместе с остатками армии. Он остался, споров с шинели офицерские погоны и добровольно сдав всё оружие, включая кортик.

Ангел рассказал об этом Катьке, когда её подруга уснула. Потом они сидели на подоконнике, закрыв глаза и держась за руки. Благодаря этому Катька могла видеть странно-сиреневый закат над Эгейским морем, на котором она никогда не была, коричнево-золотистые пески Туркестана и серебристые горы Даурии.