Ледовые войны - Палладин Александр Александрович 2 стр.


Кроме того, Эспозито постоянно, как заведенный, призывал применять тактику запугивания как самый действенный способ одолеть наших хоккеистов. Об этом в 1982 году он заявил даже на банкете в Нью-Йорке, где отмечали десятую годовщину Суперсерии-72.

Позже Эспозито породнился с русским (его дочь Кэрри вышла замуж за нашего хоккеиста Александра Селиванова), стал дедом двух мальчиков, в чьих жилах тоже течет русская кровь, и тем не менее в своих мемуарах, опубликованных в 2004 году, Третьяка обозвал «дешевым вратаришкой», тренера сборной СССР Бориса Павловича Кулагина «коммунистическим шишаком» («шишак»  эвфемизм использованного в оригинале похабного слова), а наших спортсменов «комми»[4], «мерзавцами» и «роботами». Кто-нибудь когда-нибудь слышал в нашей стране что-то подобное про канадских мастеров хоккея с шайбой?

В том же 2004 году мы с женой купили щенка алабая. Щенок был породистый, и по правилам ему полагалось дать кличку на букву «ф». Учитывая его среднеазиатское происхождение, наш заводчик и имя посоветовал выбрать под стать Фарид, Фуад, Фарук или Фархад. Нас такой вариант не устроил, и я стал перечислять вслух другие.

 Может, говорю Алле, Фидель? От английского fidelity, то есть «преданность», «верность». К тому же так зовут вождя кубинской революции Кастро, а тот, как известно, богатырского роста и бесстрашен

 Идея, в принципе, неплохая, рассудила жена, но делать пса тезкой знаменитого на весь мир уважаемого человека? Ты бы еще имя Дзержинского предложил

 Согласен, нужна более подходящая кличка Франк, Фред, Фрост?..

И тут меня осенило:

 Фил от «Фил Эспозито»!.. Как и он, алабаи огромны, свирепы, кому хочешь глотку перегрызут

На том и порешили. Наш пес к полутора годам вымахал Алле по пояс, дав нам полное право повесить у ворот дачи знак «Осторожно! Во дворе злая собака». Жена, впрочем, так Фила натаскала, что он стал не только всеобщим любимцем, но и добрейшим членом нашей семьи.

А его двуногого тезку из НХЛ мы с тех пор если и вспоминали, то совсем по другим поводам например, в связи с вручением Эспозито ордена Дружбы. Государственной награды Российской Федерации его удостоили в 2020 году с формулировкой «За укрепление дружбы, сотрудничества и взаимопонимания между народами России и Канады». Как именно «Трейдер Фил» укреплял канадо-российскую дружбу, сотрудничество и взаимопонимание, мне лично неведомо, но он стал вторым в Стране кленового листа кавалером нашего ордена с подобным названием.

Сорока годами раньше орденом Дружбы народов наградили упомянутого выше Дайсона Картера, и тогда это ни у кого вопросов или сомнений не вызвало. Выдающийся канадский писатель, издатель и ученый в самый разгар маккартизма[5] возглавил общество дружбы «Канада СССР», несмотря на тяжелый неизлечимый недуг[6], объездил всю страну с лекциями о Советском Союзе, а затем стал выпускать журнал «Северные соседи»  уникальное, единственное на всю Северную Америку издание (целиком было посвящено нашей действительности), к 1985 году набравшее 10 тысяч подписчиков в Канаде, США и 79 других странах на всех континентах.

Зигзаг судьбы

В Канаду вместе с первой женой Тамарой и трехлетним Алешей я прилетел 8 сентября 1973 года и потом ровно пять с половиной лет, до 8 марта 1979 года, трудился в этой стране собственным корреспондентом Агентства печати «Новости».

Таким образом, я пошел по стопам отца: в 19461947 годах он работал в лондонском корпункте ТАСС. Да и в Страну кленового листа я попал через четверть века после того, как папа сам мог там оказаться, причем в том же качестве. По возвращении из Великобритании он перешел в Совинформбюро[7] так до 1961 года называлось Агентство печати «Новости»  и начал готовиться к командировке в Канаду, но тут опять дал о себе знать порок сердца (из-за него в самом начале Великой Отечественной отец был комиссован), и папа стал непригоден к длительной работе за рубежом.

В Советском Союзе собственных изданий у АПН не было, и мои корреспонденции из Канады шли в бюллетень международной информации, рассылавшийся в сотни газет и журналов по всей стране. Каждый мой материал давал уйму перепечаток на бескрайних просторах СССР, но столичные издания, за редким исключением, апээновскими материалами пренебрегали. Поэтому, если б не мудрый совет моего старшего друга и наставника Бориса Королева (в 1967 году он открыл корпункт АПН в Оттаве), меня ждала участь зарубежного собкора, известного лишь провинциальным читателям. По подсказке Бориса перед командировкой в Канаду я предложил свои услуги в качестве внештатного корреспондента ряду центральных газет.

Первым делом нанес визит в редакцию «Советского спорта». Спортом в те времена в нашей стране живо интересовался и млад и стар, и рядовой рабочий, и фактический глава государства Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев, а создавать произведения на спортивные темы считали за честь и такие знаменитые писатели и поэты, как Юрий Трифонов, Лев Кассиль, Евгений Евтушенко, Роберт Рождественский. Характерный пример: в 1974 году в Канаду по линии культурных обменов прилетели прославленный кинорежиссер Владимир Наумович Наумов и не сходивший тогда с киноэкранов актер Донатас Банионис. Я пригласил их в гости, и они провели у нас с женой два вечера подряд. Оба раза после ужина Банионис охотно рассказывал о новинках советского кинематографа и своем творчестве, а Наумов усаживался перед телевизором, чтобы смотреть трансляцию матчей НХЛ.

 Я заядлый болельщик, а тут такая возможность увидеть звезд канадского хоккея, извиняющимся тоном говорил Владимир Наумович.

В старейшей отечественной спортивной газете мое предложение о сотрудничестве приняли на ура.

 Пишите, да почаще, напутствовал меня Семен Григорьевич Близнюк, возглавлявший международный отдел «Советского спорта». Прежде всего нас интересуют хоккей и подготовка к предстоящей летней Олимпиаде в Монреале.

Так началась моя длившаяся почти двадцать лет дружба с самой популярной советской спортивной газетой, что обеспечило ей без малого двести моих корреспонденций, статей и заметок, а мне всесоюзную популярность, приумноженную активным сотрудничеством с рядом других центральных изданий: газетами «Советская Россия», «Комсомольская правда», «Советская культура», «Литературная газета», еженедельниками «За рубежом» и «Огонек».

В ту пору у АПН были собкоры в большинстве государств членов НАТО, в том числе в США, Великобритании, Франции и ФРГ. Канада в прямом (географически) и переносном (в контексте глобальной политики) смыслах была на отшибе и по меркам загранработы считалась тихой заводью. Об этом, едва я прибыл в Оттаву, с ноткой сочувствия сказал и годившийся мне в отцы корреспондент ТАСС Иван Иванович Миронов:

 Писать тут, в общем-то, не о чем разве что про хоккей. Я-то без дела не сижу: неустанно гоню официальную хронику, а вот тебе не позавидуешь

Тем не менее мне удалось доказать, что и в такой забытой богом глуши можно стать известным журналистом-международником. Более того, имею все основания утверждать: ни до, ни после меня никто из работавших в Канаде отечественных журналистов не опубликовал столько корреспонденций на различные темы, как автор этих строк.

По мере роста известности я все чаще получал звонки из столичных редакций с просьбами подготовить тот или иной эксклюзивный материал.

Самые тесные отношения у меня сложились с «Известиями», имевшими статус печатного органа Верховного Совета СССР. Начиная с 1975 года мои корреспонденции из Канады стали регулярно появляться на страницах этой газеты, а там и «Неделя» (воскресное приложение к «Известиям») на меня внимание обратила. По окончании моей канадской командировки руководство «Известий» предложило мне перейти в эту газету, считавшуюся лучшей в нашей стране, а потом командировало меня в Вашингтон.

Тематика моих корреспонденций из Страны кленового листа была обширна и разнообразна, но наибольшую известность мне принесли материалы о спорте, прежде всего о хоккее.

В 1970-е годы в Оттаве были аккредитованы четыре советских журналиста, представлявшие «Правду», ТАСС, Всесоюзное радио и АПН. Трое моих коллег материалы о канадском хоккее и его контактах с хоккеем советским готовили лишь от случая к случаю, а сотрудники московских средств массовой информации делали это и того реже. В результате, скажу не хвалясь, ни один отечественный журналист не снабжал читателей публикациями по данной тематике так часто и разносторонне, как я, причем нередко мои корреспонденции перепечатывали и за рубежом.

Один из первых материалов из Оттавы я посвятил соперничеству НХЛ с ВХА. Единственным моим средством связи с редакцией тогда был телетайп (пользоваться телефоном было запрещено: за каждый звонок в Москву приходилось платить в валюте). Свои сочинения я набивал на ленту и отсылал в АПН. В данном случае сделал приписку: «Прошу передать в Советский спорт». Раз в неделю из Москвы мне звонила моя куратор Нелли Стрельцова. На вопрос о судьбе моей корреспонденции для «Советского спорта» она ответила пренебрежительно:

 Мы такие газеты не читаем!

Могла бы добавить, подумал я про себя, что ты знать не желаешь и своего однофамильца, великого футболиста Эдуарда Стрельцова Типичное для определенного круга наших сограждан высокомерное отношение к спорту, занятиям и увлечениям народных масс, существующее и поныне. Разве что теперь эта публика кукиш из карманов повынимала и трясет им напоказ, да еще и высмеивает тех, кого обзывает ширнармассами[8]. А тогда я решил Стрельцову подобными вопросами больше не беспокоить, тем более что «Советский спорт», а затем «Известия» и «Комсомолка» стали связываться со мной напрямую.

По сусекам памяти

Тут самое время и место помянуть добрым словом одного из руководителей Канадской ассоциации любительского хоккея Гордона Джукса и технического директора Ассоциации «Хоккей Канада» Дерека Холмса. Джукс очень помог мне на первых порах: щедро делился информацией, приглашал на матчи с участием канадских команд перед их поездками в нашу страну, сводил с другими хоккейными специалистами.

Как-то в одной из канадских газет мне попалась на глаза заметка о том, что хоккеем в Стране кленового листа занимались и женщины. В СССР в те годы ничего подобного не было, хотя в хоккей с мячом представительницы прекрасного пола играли еще с довоенных времен, и к 1947 году, когда у нас встал на ноги мужской хоккей с шайбой, женщины, практиковавшие бенди[9], провели семь всесоюзных розыгрышей кубка. Десять лет спустя я недолго, пока не сломал надколенник, занимался в юношеской баскетбольной команде спортивного клуба Института физкультуры (СКИФ), которую тренировала одна из победительниц такого турнира.

Публикация о канадских хоккейных амазонках выглядела сенсационно, и с помощью Гордона Джукса я взял интервью для «Советского спорта» у тренеров одной из таких команд. Оказалось, что к тому времени в Стране кленового листа насчитывалось тридцать тысяч зарегистрированных хоккеисток, причем они переняли не лучшие манеры поведения на льду у мужчин: кулачные поединки, площадную брань и даже «фри-фор-олл»  драки стенка на стенку с участием всех игроков, включая вратарей.

Хоккеем канадки увлеклись еще в конце XIX века. В начале 1890-х годов кто-то из оттавских фотографов сделал снимок местных девиц на коньках и с клюшками в руках. Все в меховых шапках и туго перетянутых в поясе зимних пальто до пят, что придавало им стройный, даже изящный вид, но вместе с тем вызывало вопросы, как же они в таком прикиде бегали по льду и гоняли шайбу. В их компании фотограф запечатлел дочь лорда Стэнли, который в 1892 году учредил кубок, получивший его имя и считающийся самой почетной наградой в заокеанском хоккее.

На другом снимке, сделанном четверть века спустя, в том самом 1917 году, когда в нашей стране произошли Февральская и Октябрьская революции, канадские хоккеистки смотрелись уже более подобающе в свитерах либо вязаных жакетах, хоть и в юбках все так же до пят.

Стремление жительниц Страны кленового листа к эмансипации еще и в хоккее порой приобретало курьезные формы. Подобно нашей кавалер-девице Надежде Дуровой, под видом мужчины записавшейся в уланский полк и участвовавшей в отражении наполеоновского нашествия, жительница Торонто Эбби Хоффман так хотела играть в хоккей, что постригла волосы и сменила имя на мужское Эб.

Играя, в подражание Бобби Халлу, на левом краю нападения, в десять лет она стала самым результативным форвардом среди местных сверстников, пока ее не разоблачили (в переносном смысле этого слова). Руководители торонтского хоккея сочли, что представительнице слабого пола не пристало выходить на лед вместе с парнями, и запретили Эбби/Эбу играть.

Часто общался я и с Дереком Холмсом. В середине 1960-х годов он входил в состав хоккейной сборной Канады, которую сформировал из студентов патер Бауэр, затем стал тренером сам, а к моменту моего с ним знакомства занял должность технического директора Ассоциации «Хоккей Канада», под эгидой которой сборная Страны кленового листа выступала в международных соревнованиях. В летнее время Дерек не раз приходил в расположенный рядом с нашим посольством Стрэскона-парк поиграть в футбол с сотрудниками советских учреждений в Оттаве. Дерек и сам до седьмого пота гонял с нами мяч, и приводил с собой сына-подростка, увлекшегося футболом всерьез.

А еще на память приходят директор Sport Canada (нечто вроде министерства спорта) Лу Лефев и член канадской Палаты общин Гэс Макфарлейн.

С Лефевом я поддерживал контакт и в период своей работы в США. С Макфарлейном же познакомился в 1977 году, когда в Канаде образовали парламентскую комиссию с поручением изучить отношение местных граждан к дальнейшему участию в международных соревнованиях по хоккею и заодно призвать к порядку отечественных хоккеистов, позоривших страну своим поведением в матчах с иностранцами. В состав этой комиссии Макфарлейна включили как видного политического и спортивного деятеля. В парламентской фракции правящей Либеральной партии у него была немаловажная роль собирать однопартийцев на голосование по наиболее важным законопроектам. (По британской традиции облеченных такими полномочиями обозначают титулом whip, что переводится как «плеть», «кнут».)

Узнав о формировании упомянутой комиссии, я созвонился с Макфарлейном, и он согласился дать мне интервью в здании федерального парламента. Войдя к нему в кабинет, я остолбенел, увидев висевший у него за спиной написанный маслом портрет Иосипа Броза Тито. Добродушный весельчак (как многие толстяки), Макфарлейн был доволен произведенным на меня впечатлением:

 Президент Югославии преподнес мне эту картину, когда в 1970 году я в качестве тренера возил в Белград нашу мужскую сборную на чемпионат мира по баскетболу. А вот с этим подарком Тито, похвастался канадский парламентарий, выставив безымянный палец с массивным перстнем из золота, я не расстаюсь ни днем ни ночью.

Рассказ Макфарлейна о задачах парламентской комиссии по изучению реакции канадцев на поведение их хоккеистов в международных турнирах я положил в основу статьи для «Комсомольской правды», которую в сентябре 1977 года перепечатала немецкая газета «Handel und Verkehr».

Назад Дальше