Мой взгляд переместился на Брана, который стоял с женщинами, сжав в кулаки руки и стиснув челюсти. Он ничего не мог сделать, чтобы спасти меня от надвигающейся бури, от гнева Бернис, который я навлеку на себя, если чуть шевельнусь.
Не дрогнув ни мускулом, я перевела взгляд на стоявшего надо мной лорда Байрона и увидела, как по его лицу скользнуло какое-то непонятное выражение. Лорд поднял руку, держа ее ладонью вверх, и посмотрел на Бернис. Та ухмыльнулась, сердито глядя на меня, и вложила трость в его раскрытую ладонь.
Мне нужно провести несколько минут наедине с мисс Барлоу, сказал он, сжимая пальцами инструмент для причинения боли.
Но, милорд, в храме еще начала было протестовать жрица, и люди вокруг нас замерли, затаив дыхание в ожидании, кто станет победителем в схватке за власть, которая могла последовать.
Ведь Верховный жрец считался представителем самого Отца в этом мире.
В честь предстоящего празднования Отец отпускает вас всех из храма пораньше, чтобы у вас осталось больше времени повеселиться на еженедельной ярмарке, возвестил Верховный жрец, и от этих слов у меня по телу пробежал холодок.
Пальцы в поисках опоры заскребли по каменному полу, когда я уткнулась в него лицом. Прикосновение к прохладной поверхности немного притупило поднимающийся во мне страх, немного успокоило бешено бьющееся сердце. Я глубоко дышала, чтобы унять дрожь в теле.
Окружавшие меня женщины поднялись на ноги, без малейшего колебания стремясь прочь от неудобной сцены. Но я на них не смотрела. Они оставили меня наедине с женатым мужчиной, которому не следовало знать даже моего имени. Такова была судьба скромной сборщицы урожая, с которой лорд Мистфел вполне мог не считаться.
Я приготовилась к скорой боли удару трости, которая, как я ожидала, в любой момент могла опуститься мне на спину или ягодицы. Горло сжалось, и рот наполнился слюной, которую я никак не могла проглотить.
Он заставил меня ждать его пытки были хорошо отрепетированы. Лорд Байрон понимал, что боль сама по себе служила лишь одним из орудий, которые он использовал против меня, а вот ужас ожидания того, что должно было произойти, оказывался еще большим мучением.
На колени, приказал он, и его голос ударил по нервам скрытой угрозой, осязаемой и грязной.
Я медленно села на колени. Склонив голову в знак подчинения, я боролась с жжением в носу и слезами, которые скопились в глубине глаз и грозили вот-вот выплеснуться. Время, казалось, застыло, пока я ждала следующего приказа, весь мир съежился до ритмичного звука мужского дыхания.
Лорд Байрон поднес трость к моей шее и так сильно надавил на горло, что я прикусила щеку, чтобы подавить желание вздрогнуть. Он провел тростью по шее вверх и приподнял мой подбородок, чтобы я наконец посмотрела ему в глаза.
Ты не пришла в поместье вчера, а между тем у тебя такой вид, будто ты всю ночь не сомкнула глаз. Надо ли мне беспокоиться, что ты нашла себе компанию в другом месте? спросил он, изогнув бровь.
Я тяжело сглотнула. Меня охватило чувство безысходности и отчаяния. Усталость после сбора урожая и грядущие зимние испытания все это давило на меня тяжким бременем.
Конечно нет, милорд.
Я не стала рассказывать ему, что нашла себе компанию несколькими месяцами ранее и встречалась со своим избранником в те ночи, когда лорд не требовал меня к себе. Если бы он узнал об этом, мне бы пришел конец. Моя непорочность оставалась единственной защитой, иначе он забрал бы меня всю целиком и полностью. Ведь есть много способов касаться женщины. И у него имелось достаточно способов мучить меня, не лишая моей мнимой девственности. Но пока он верил в нее, маленькая часть меня оставалась только моей.
И эта часть находилась в безопасности.
Думаешь, я не знаю о твоем стражнике Тумана? Как его зовут? Лорис? спросил лорд Байрон, описав тростью четкую дугу в воздухе.
Меня трость не коснулась, но этого оказалось достаточно, чтобы я почувствовала, что моя бессмертная душа вот-вот выпрыгнет из тела. Оказывается, лорд Мистфел все знал. От его признания мое тело ослабло и обмякло, голова закружилась.
И я тут же получила удар по ребрам прямо под грудью. Тело отозвалось болью и вернулось к жизни, и я заставила себя сесть прямо. Место удара горело так, будто в меня вонзили тысячу иголок. Я едва сопротивлялась желанию прикрыться, сжаться от боли.
На месте меня удерживало только осознание, что, если я дам слабину, наказание будет еще более жестоким.
Я пыталась подобрать слова и не находила ни одного. Я была уверена, что он полностью подчинит меня, если узнает правду, что он без колебаний сделает меня еще одним своим трофеем.
Я не я не понимаю, выдавила я наконец, запинаясь.
Инстинкт заставлял меня извиняться, будто лорд Байрон обладал неким богом данным правом на мое тело, которое на самом деле мне не принадлежало. Но я отмахнулась от этой мысли и сосредоточилась на убежденности, что не понимаю, о чем он говорит. Сконцентрировалась на том, зачем он об этом говорит.
Лорд Байрон бросил трость на землю рядом со мной и склонил голову набок, как будто ему и в голову не могло прийти, что я могла не знать о его осведомленности. Он взял меня за подбородок двумя пальцами, и от интимности его прикосновения нервы у меня натянулись струной.
Нет, этого не могло происходить, он не мог себе позволить прикасаться ко мне в храме.
У тебя нет от меня секретов, Эстрелла, сказал он, медленно отпуская мой подбородок.
Он опустил руку на мою шею, наклонился вперед и коснулся лбом моего лба.
Но вспомни, как поступают с мужчинами, которые берут то, что им не принадлежит. Какой бы был позор, если бы Страж Тумана узнал, что он сделал.
Нет, пожалуйста. Пожалуйста, не
Лорд Байрон отстранился, глядя на меня так, словно хотел напомнить, кто он такой. Он мог и приговорил бы человека к смерти только за то, что тот сунул свой член куда не надо, ведь остановить его было некому.
Я колебалась, впиваясь зубами в нижнюю губу.
Я просто хотела чего-то для себя. Я хотела выбрать сама, хотя бы раз, объяснила я.
Признание в грехе в храме показалось мне величайшим преступлением, извинением за то, о чем я не могла заставить себя сожалеть. Ведь это означало, что, какого бы мужа они для меня ни выбрали, он сильно разочаруется в жене, с которой ему придется жить.
Я точно знаю, чего ты хотела. Ты непокорна, безрассудна и в большинстве случаев поступаешь глупо. Если ты так сильно хотела погубить себя для замужества и превратиться в простую шлюху, самое меньшее, что ты могла сделать, это позволить мне лишить тебя невинности! рявкнул лорд Байрон так, что его слова физически ударили меня по коже.
Конечно, вы все знаете, милорд, сказала я.
Мой голос прозвучал высоко, как пронзительная насмешка, напомнив отработанные стоны женщин, которых он имел, заставляя меня наблюдать за ним, в течение последних двух лет, когда ему хотелось потрахаться, чтобы снять напряжение, в которое я, по его словам, его вводила.
Потому что я была под запретом но на самом деле, оказывается, не была, и он все время знал об этом.
Он ударил меня по щеке тыльной стороной ладони, и звук пощечины эхом разнесся по пустому пространству. От удара голова у меня резко дернулась в сторону, и скула запульсировала болью после встречи с его кольцом.
Помни свое место, сказал лорд Байрон, схватив меня за лицо.
Большой палец его руки прижался к одной щеке, остальные пальцы к другой, и он наклонился надо мной, скривив в ярости губы.
Да, милорд, пробормотала я, едва раскрывая рот, сжатый немилосердной хваткой.
Сегодня ночью придешь в библиотеку. Надо кое-что обсудить. И мне нужно успокоиться после твоей наглости, или я буду бить тебя тростью, пока ты не истечешь кровью. Благодари меня за доброту, Эстрелла.
Благодарю вас, милорд, сказала я, поморщившись, когда он внезапно отпустил мое лицо.
Сегодня ночью. Не разочаровывай меня снова, резко напомнил.
Лорд Байрон оправил свою одежду и принял образ, который хотел предъявить прихожанам, растянув губы в умиротворяющей и доброй полуулыбке. Казалось, только одна я видела, каков он на самом деле. Он направился к дверям, и их скрип отразился от стен святилища, когда лорд Мистфел распахнул их.
Оставшись одна, я стала поднимать свое избитое тело с холодного каменного пола, кажется, в миллионный раз за два года. И я знала: что бы ни случилось этой ночью, теперь все будет намного хуже.
4
В ту ночь я покинула дом не через окно, а вышла прямо через входную дверь, как часто делала в те вечера, когда меня вызывали в личную библиотеку лорда Байрона в поместье Мистфел. В такие ночи мне ничего не приходилось скрывать от брата ведь мне официально приказали вести себя неподобающим образом. Я пыталась погрузиться в спокойствие, которое обычно давала мне ночь, и найти утешение в чувстве расслабленной теплоты. Но сейчас все изменилось, и сердце у меня колотилось где-то в горле.
Лорд Байрон упомянул, что нам надо поговорить. Он не сказал, что намерен овладеть моим телом так, как никогда не делал раньше. Но он не стал бы скрывать от меня эти намерения, если бы они у него были. Ему хотелось бы мучить меня весь день, вбивая в меня послушание так, чтобы я захлебывалась страхом.
Я медленно шла среди деревьев, придерживая руками ветви, но старалась не отходить далеко от тропинки. Рано или поздно она приведет меня к казармам и усадьбе, расположенной недалеко от центра деревни. Несмотря на то, что у меня было разрешение на прогулку в ночи, мне не особенно хотелось иметь дело со Стражей Тумана, которая, вероятно, сопроводила бы меня до поместья с присущей ее представителям грубостью.
Я посмотрела на деревья и полоски лунного света, пробивающегося сквозь кроны над головой, и вдруг заметила пару янтарных глаз, пристально разглядывающих меня с ветвей. Испугавшись, я споткнулась и замерла на месте, вглядываясь в слишком умные глаза козодоя, наблюдающего за мной.
Как вороны, существовавшие как рядовое явление в дневное время, козодой был ночной птицей, созданной, как говорили, из магии самого двора Теней. Рожденные из тьмы, они шпионили для тех существ, которые больше не могли проникнуть сквозь Завесу.
Я тяжело сглотнула, когда птица склонила голову набок, наблюдая за мной и перебирая лапками, чтобы получше ухватиться когтями за ветку. Затем козодой моргнул почти прозрачным веком, и его глаза, внимательно следившие за мной, будто подернулись дымкой. Взмыв в небо, он полетел к Завесе на краю Тумана, подтверждая слухи о своем предназначении.
Считалось, что Завеса непроницаема для любой формы жизни, но, несмотря на это, меня зазнобило, а по коже побежали мурашки при одной мысли о шпионе, летевшем донести обо мне монстрам с другой ее стороны. Не думаю, что фейри знали о моем существовании. Скорее всего, им было наплевать и на меня, и на мою жизнь, но я все равно не могла избавиться от зловещих предчувствий, расползавшихся по телу.
Покачав головой, я продолжила идти по тропинке, хотя часть меня очень хотела вернуться домой. Подсознательно я пыталась оттянуть неизбежный визит к лорду Байрону, но совсем от него уклониться не могла. Краткая встреча с птицей, наблюдавшей за мной в ночи, напомнила о легендах, которыми пугают детей, рассказывая их шепотом на ночь.
Как говорил мой отец, некоторые тайны лучше похоронить поглубже.
Сквозь деревья справа от меня виднелись сады, росшие рядом с барьером между мирами. Они были подсвечены мерцающей Завесой, покачивающейся на ветру. Туман с другой ее стороны скрывал все, что находилось за ее пределами, и отбрасывал тени на пространство между нашими землями.
Я свернула налево, преодолевая ощутимое притяжение к Завесе, решила не искушать судьбу и не подходить слишком близко. Только не сейчас, когда моя жизнь и так полна потрясений и мне грозят неприятные перемены.
Едва я сделала несколько шагов вперед, как кто-то остановил меня, обхватив под грудью.
Меня прижали к безжалостно твердому телу человека, видеть которого я не могла. Кровь помчалась по венам, разгоняемая адреналином. Шею ожег холод прижатого к коже лезвия. По мне прокатилась еще одна волна страха.
Любой из людей лорда Байрона разозлился бы, если бы обнаружил, что я снова шатаюсь по лесу ночью в поисках приключений. Успокоился бы он, лишь когда выяснил бы, что это хозяин вызвал меня.
Разве тебя не предупреждали, чтобы ты не бродила по ночам? Видимо, ты любовница фейри, едва слышно прошептали мне на ухо.
Услышав знакомый мужской голос, я расслабилась, и тело обмякло от облегчения, что обо мне не доложат.
Когда первый страх, что меня схватила стража, исчез, я тут же подпрыгнула, как он учил меня, вытянув обе руки, схватила его за запястье, одновременно опустившись на землю и развернувшись. Он застонал, когда его рука крутнулась вместе со мной. Затем я пнула его сзади по коленям, и он, потеряв равновесие, упал.
О чем я только думал, когда учил тебя этому приему? спросил мужчина, прищурив теплые карие глаза, смотревшие на меня снизу вверх.
Его взгляд задержался на синяке у меня на щеке. След от удара тростью, который нанес мне лорд Байрон, выделялся темным пятном на коже. Но мужчина стиснул зубы и ничего не сказал, как того и требовал долг.
Я улыбнулась, отпустив его руку, чтобы он стряхнул боль и вложил кинжал в ножны. Кожаный нагрудник Лориса был закреплен на боку застежками, которые звенели, пока он поднимался на ноги. Наконец Лорис выпрямился, улыбнулся, и приподнявшиеся уголки его тонких губ немного смягчили резкие черты лица и его суровость, бывшую неотъемлемой частью обязанностей стражи.
Он состоял в Страже Тумана, а значит, должен был проявлять только жесткость всю доброту из него просто выбили. Он был слугой, обученным выполнять конкретные задачи, движимый необходимостью защитить Завесу и любой ценой удержать фейри по другую ее сторону. По сравнению с этими задачами все остальное не имело никакого значения.
Таким был его долг, даже если это подразумевало участие в жертвоприношении невинных людей.
Возможно, тебе нравится быть единственным, кто
Лорис не позволил мне продолжить. Он быстро наклонился ко мне и прижался губами к моим губам. Его карие глаза закрылись в тот момент, когда он коснулся меня, будто какая-то часть его успокоилась, когда я не проронила ни звука, чтобы не принижать того положения, в котором мы оба оказались.
Это было не любовью, но очень близкими отношениями, насколько это вообще дозволялось в нашей ситуации. Это был своего рода бунт против той жизни, которую выбрал для нас кто-то другой: его долг требовал, чтобы он никогда не женился, а мой обрекал меня на замужество против воли.
Его нежные руки, коснувшись моей талии, притянули меня ближе, и я, прильнув к нему всем телом, ответила на его жаркий поцелуй. Я знала это будет наше последнее свидание, ведь после того, как я признаюсь, что лорд Байрон знает о нас, Лорис больше не захочет иметь со мной ничего общего.
Наш поцелуй был так сладок, что на мгновение я поверила, будто могу хоть что-то значить для мужчины в нашем мире. Могу стать чем-то особенным, пусть даже только для одного человека.
Когда он отстранился, то посмотрел на меня потяжелевшим взглядом и, покровительственно улыбнувшись, произнес:
Ты же знаешь, тебе не следует бродить ночью по лесу.
Не отводя своих карих глаз от моих зеленых, он заправил выпавшую прядь моих темных волнистых волос за ухо.