Лэнг одобрительно подмигивает и слегка отстраняется, давая мне место для маневра. В ближайшей свободной кабинке я замечаю стул и вкатываю его в закуток Чака, усаживаясь рядом с ним за столом, куда первым делом выкладываю плитку. При виде подношения Чак с лукавинкой ухмыляется и смотрит на меня, пальцами все так же работая на клавиатуре. Мышечная память великая вещь. Мой палец. Мой пистолет. Его пальцы. Его волшебная клавиатура с ответами, которые мне нужны сейчас, да и вообще всегда.
Дарить подарки я тебя не обязываю.
Не обязываешь. Но почти каждое раскрытое убийство для меня связано с твоими долгими часами. Которые я ценю. И кстати, мне действительно кое-что от тебя нужно. Вот прямо сейчас.
Он издает грубоватый смешок, утробный и несколько крупноватый для мужчины ростом вровень со мной (я метр шестьдесят пять), а уж весом несравненно больше.
А много всего нужно? Локтем подпихивает ко мне желтый линованный блокнот. Давай списком.
Я к блокноту не тянусь.
Все, что ты можешь дать по свежему делу Саммера. Я сейчас еду в медэкспертизу, но хочу наперед скакнуть к выводу, что причиной смерти стал цианид.
А еще знать, где убийца его раздобыл.
Совершенно верно. Несколько лет назад у нас было одно дело, и там фигурировал даркнетовский контакт, который мы так и не выявили.
Досье по делу Родерика Кенсингтона, подсказывает Лэнг, опираясь на край кабинки с моей стороны, чтобы не всполошить Чака.
Тот машет ему рукой и что-то записывает.
Понял Так, зашел. Порядок. Подгоню также снимки его дома, имейлы и детализацию звонков, всякое такое.
Да, а еще сделай подборку поэта Артура Гитермана, добавляю я, с акцентом на стихотворении «Судьба».
Артур Ги-тер-ман, вторит Чак, делая дополнительные пометки. «Судьба». Досье по Саммеру. Понял. Он вбивает имя и удивленно смотрит на меня. Здесь указано, что дело ведет Робертс.
Тут все поменялось, поясняю я. Робертс экстренно переехал в Хьюстон.
Чак собирает на лбу треугольник морщин.
Это убийство произошло три дня назад. Он работал на месте преступления, и по этим заметкам один из моих коллег выполнил для него нехилый объем работы. Вы уверены, что он действительно снялся с дела?
Уверены. Снялся. А заметки твоего коллеги теперь пригодятся нам. Или помощь, если ты сумеешь его завербовать.
С лица Чака не сходит замешательство.
Вот это номер Неожиданно.
Телефон у него отключен, сообщает Лэнг. Пытаемся с ним связаться, но пока безуспешно. Сейчас, как отъедем, думаем наведаться к нему домой.
Они сцепляются взглядами, и в глазах Чака промелькивает понимание.
О бог ты мой, бормочет он. Я пробью его телефон. Хотите, чтобы копнул глубже?
Пока не надо, отвечаю я, сама колеблясь от предчувствия. Поищи лучше какую-нибудь связь между Саммером и Робертсом. И сопоставь со всеми делами Робертса за последний год. А лучше два.
Чак кивает.
Да-да, конечно. Сейчас сразу и займусь. Кстати, у Робертса отключена домашняя сигнализация. Патруль пытается найти соседа, у которого может быть камера, направленная на его дом.
Похоже, в наши дни работающие камеры есть только в музеях, сухо замечаю я. Спасибо, Чак.
Лэнг плечами нависает над закутком и ласково рычит:
Чак, гад ты родной! Стервец ненаглядный
Тот смотрит на него как на чокнутого. А что, сходство есть
Через несколько минут мы с Лэнгом садимся в его «Форд Мустанг» часть пилотной программы, позволяющая некоторым детективам полностью оснащать свой автомобиль полицейским оборудованием. Это входит в работу под прикрытием, которой мой напарник занимался два года назад, за что его чуть не убили. Он заводит двигатель и остро смотрит на меня.
У меня нутро урчит громче, чем моя машина, и это пение меня настораживает.
На картинные слова Лэнг не скупится никогда, но сейчас они звучат без преувеличения.
Глава 5
Робертс живет или жил примерно в десяти жарких августовских минутах езды от участка (десять это если нет наплыва машин, что бывает скорее во сне, чем наяву). Сейчас Остин забит адскими пробками, и я регулирую решеточку вентиляции в надежде на зыбкую прохладу. В ожидании этого чуда света тянусь к сумке, где у меня лежит папка, и натыкаюсь там на неучтенную плитку шоколада. Чтобы он не растаял, ломаю его напополам и протягиваю половину Лэнгу.
Он искоса ухмыляется: «Тоже мне, шоколадница», но хватает лакомство не мешкая.
Уже таять начал, поясняю я. Даю во спасение «Годивы». Ну или моей крыши, чтобы до срока не поехала. Глядишь, увеличу за счет глюкозы свой дневной пробег; цена в принципе терпимая.
Открываю папку с делом и начинаю просматривать документы.
Место преступления на камерах не зафиксировано. Есть только общий план трехэтажного комплекса с книжным магазином внизу и небольшим театром в цокольном этаже. В ночь убийства там был поэтический вечер.
Оттуда, наверное, и стишки, заключает Лэнг.
Может быть, неопределенно киваю я. Хотя не думаю, что все настолько просто.
Эту мысль я временно оставляю на подвесе, чтобы обработать позже.
Квартира жертвы находится на верхнем этаже. Там Саммер жил, там и встретил свой смертный час.
Давай вернемся к теме видеофиксации. Этот человек жил и работал, по сути, в коммерческом здании, в самой пуповине Остина, и у него там не было камер слежения? То есть вести бизнес ума хватало, а установить камеры нет? Не поверю.
Я перелистываю еще несколько документов (в салоне наконец воцаряется благостная прохлада).
Камеры у него, судя по всему, все же были. Только в ночь убийства их кто-то невзначай отключил.
Наверняка привет от того доброхота, что скормил ему таблетку вечного сна.
Согласна. Я киваю, продолжая просматривать папку. А когда «Мустанг» застревает в неоглядной веренице машин, поворачиваюсь к Лэнгу. Робертс детектив с опытом. И в короткий срок собрал много материала. Так что наверняка определил лицо, представляющее для нас интерес.
А что, с него станется И кто же это, черт возьми?
У него значится «профессор», без отсылки к конкретному имени. Причем интересно, что он опросил всех присутствовавших на том чтении; всех, кроме одного.
Профессора? Лэнг криво усмехается.
Именно. Робертс реально хотел опросить того человека, кем бы он ни был.
Лэнг дергает рычаг передач (поток машин вроде как стронулся с места).
Какое-нибудь описание есть?
Свет в театре был приглушен и направлен на сцену, так что все, что у нас есть, это смутное описание человека в заднем ряду. По словам, он «казался» высоким, хотя стоящим его никто не видел, так что воспринимать это можно с большой натяжкой.
Что еще?
Среднего телосложения, волосы темные. Похоже, это всё. При зажженном свете его никто вроде и не видел.
Видом не видел, стоймя не ставил бурчит Лэнг. Одни прикидки. Итак, ДНК у нас нет, а есть только расплывчатое описание, под которое подпадает кто угодно, плюс взятое с потолка прозвище. Черт возьми Я-то решил с твоих слов, что Робертс действительно проделал серьезную работу.
За несколько суток он действительно проделал немало. И папку с делом мы получили только что: здесь вполне может быть что-то, чего я пока еще не раскопала. Просматриваю список улик. Мы упаковали стаканчики из-под напитков, которые зал употреблял во время чтений; сейчас они в очереди на анализ ДНК. Дай-ка я проверю статус
Набираю криминалистическую лабораторию. Диалог получается недолгий и в целом бесполезный; со связи я ухожу с досадливым вздохом.
Мы в очереди, но с отставанием. Беру на заметку: идти в лабораторию самой и не вылезать оттуда, пока наше тестирование не получит приоритет.
Лэнг лишь хмыкает. Он такой. Приберегает свой накал для более подобающих случаев скажем, мест преступлений, где требуется соблюдение условностей, которые он ради достижения результата пускает побоку.
Далее при просмотре я обнаруживаю в расследовании существенный пробел, который необходимо устранить. В ходе нескольких звонков договариваюсь, чтобы патруль проделал нечто, видимо, упущенное Робертсом на ранней стадии: запрос о добровольной сдаче ДНК всеми, кто присутствовал на том вечере поэзии.
Как! удивленно восклицает Лэнг, когда я наконец прячу трубку. Робертс что, не взял ДНК? По мне, так это вообще должен быть первейший шаг.
Представь себе, отвечаю я, действительно не взял. Даже не знаю, как он мог пропустить этот этап.
Вот видишь. Значит, работка проделана не так уж и виртуозно. Может, Робертса что-нибудь отвлекало? Детектив ведь может быть не только чистым, но и грязным
Это что, снова намек на моего отца? Ладно, сейчас об этом лучше не надо.
Не знаю, что происходит с Робертсом, но что-то здесь не вяжется.
Ты видишь в нем нашего убийцу? Из-за того, что он коп?
Которого ты только что обозвал «грязным».
Грязный это одно. А монстр уже другое. Мы все равно ищем профессора. Ты сама так сказала.
Вообще-то так сказал Робертс.
Робертс-Шмобертс, огрызается он.
Улики сделают свое дело выведут нас к убийце. Первым делом нам нужны образцы, чтобы сопоставить их с ДНК на стаканах. И когда мы вычислим того профессора а это так или иначе произойдет, нужно будет доказать, что он присутствовал на том мероприятии. А это у нас получится как раз за счет его обособленной ДНК.
Будем считать, процесс запущен. Только подозреваемый пока не на виду.
На этой ноте Лэнг сворачивает к подъездной дорожке укромного дома из буроватого кирпича по всей видимости, жилья Робертса.
Что-то мне не по себе, признаюсь я, нервно запихивая папку возле сиденья. До двери даже не дотрагиваюсь.
Оно понятно: ты же девушка, бросает Лэнг просто потому, что эта шутка меня бесит. Да, партнеры чем-то напоминают братьев и сестер по крайней мере, так говорят. У меня никогда не было ни тех ни других. Есть просто дылда, которого я называю Лэнгом потому, что это его бесит.
А еще потому, что Робертс в беде, добавляет он. Это буквально витает в воздухе.
Открывает дверцу и выбирается из машины.
Я двигаю следом, а по бедру меня ритмично хлопает сумка с дактилоскопическим набором, которую лучше было оставить в машине. Это не место преступления, но чутье как будто подсказывает мне, что она мне понадобится. Мы уже на подходе к двери, когда в кармане куртки у меня звонит сотовый. Я хватаю трубку в надежде, что это шеф с какими-нибудь вестями о Робертсе, но на определителе значится имя матери. Первый ее звонок за сегодня (просто чудо, учитывая, что, с тех пор как я снова вышла на работу, она названивала мне по три раза в день). С легким уколом вины я нажимаю на сброс звонка. Но мать уже пробудила воспоминания о той ночи, когда был убит отец: он стоял передо мной, а я винила его во всех грехах перед значком. В ответ он обложил меня «напыщенной сукой-всезнайкой». Это были его последние слова, адресованные мне в этой жизни. Спустя секунду грохнул выстрел, и отец рухнул прямо на меня.
Это воспоминание я с усилием стряхиваю и прячу телефон обратно в карман. Понятно, что мать скорбит и напугана. Понятно и то, что, если б мы поймали того бывшего сидельца, который убил моего отца, она, по крайней мере, не была бы такой прилипчивой. Но у него был тогда шанс меня убить. И он его не использовал. Сейчас он за этим тоже не возвратится.
А вот если я позволю ей себя взвинтить, то могу допустить какой-нибудь глупый просчет и в самом деле погибнуть.
Мы заходим под навес перед домом, и Лэнг стучит в дверь. Я деликатно звоню в звонок. Два варианта на выбор: грубость и изящество. Из обоих ни один не срабатывает. Дверь никто не открывает. Лэнг проверяет ручку, и та подается; он искоса глядит на меня. Я откидываю полу куртки и кладу руку на оружие, кивая ему. Он поворачивает ручку, выхватывает свой «глок» и пинком распахивает дверь. Наружу в летнюю жару выкатывается встречный вал духоты. Взгляд, которым мы обмениваемся, говорит о многом. Нет ничего хуже, чем войти в техасский дом без кондиционера; хуже только техасский дом без кондиционера, где находится мертвое тело. Хорошая новость: запах пока не чувствуется.
Лэнг утыкает подбородок в шею и спустя секунду врезается в студень стоялого жара. Его сильное тело прорывается через ад, коим является дом без кондиционера, а я спешу за ним по пятам. Мы останавливаемся в жилой зоне, и Лэнг проклинает то, что мы обнаруживаем. Комната пуста, совершенно без мебели; уход Робертса быстр и полон. В силу вступают сноровка и наша многолетняя совместная практика: мы автоматически разделяемся, обыскивая небольшой дом. Наши бесплодные поиски заканчиваются снаружи под зноем более прохладным, чем духовка внутри.
Так быстро не уезжает никто, говорит Лэнг, запирая за собой переднюю дверь. Если он только не удирает из страха.
Хотя при этом он помнил о своем счете за электричество, замечаю я. Отключил кондиционер. Значит, его заботили будущие траты.
Снова звонит мой сотовый, и я бросаю взгляд на экранчик.
Шеф, говорю, быстро поднося трубку к уху. Капитан?
На перевод в Хьюстон Робертс просил две недели. Как с ним связаться, там пока не знают. Так что по Саммеру вы находитесь в свободном плавании во всяком случае, пока мы не установим с Робертсом связь.
Я бросаю взгляд на Лэнга, и тот кивает, молча давая понять, что слышит наш разговор.
Вам все это не кажется странным, капитан? спрашиваю я.
Ничто не просто, и вам это знакомо лучше, чем кому-либо. С некоторых пор. Может, он почувствовал за спиной опасность, или ему понадобился оперативный простор Но вот вам одна хорошая новость: у нас есть вы. Так что давайте, ловите вашего убийцу.
На этом Мур уходит со связи.
Я убираю телефон обратно в карман и скрещиваю на груди руки. Это же делает Лэнг.
Ты думаешь, это как-то связано с делом Саммера? спрашиваю я.
Ты же знаешь, мы с Робертсом работали. Лично я не могу представить себе монстра настолько жуткого, чтобы напугать его. Решение уйти им, наверное, и без того уже было принято. В департаменте у него есть другая работа.
Может, оно и так. А если срежиссировано?.. Нам нужно с ним поговорить.
Лэнг кнопкой ключа снимает «Мустанг» с сигнализации.
Ты продолжай шерстить дело, говорит он мне на пути к машине. А я нынче подавлю свой зов плоти и займусь отслеживанием Робертса.
Мы с боков подходим к дверцам.
Зов плоти? усаживаясь, заинтригованно спрашиваю я. Ты так это называешь?
Это ее подача, не моя. Он с шумным вздохом запускает мотор. Говорит, что если я на нее западу или что-нибудь в этом роде, то один из убийц, за которым я гоняюсь, может захотеть мне в отместку с ней поквитаться. Если же на меня западет она, а я в итоге склею ласты, то ее жизнь превратится в кошмар.
Надо же, любовный треугольник Меня это неожиданно задевает за живое. Я отвожу взгляд.
Весь этот мир действительно зациклен на убийствах. Они у него и в начале, и в конце.
Где-то в глубине горла я ощущаю горький привкус. Мысли возвращаются к отцу. По иронии судьбы, его убили не за плохие дела, а за хорошие. Тот бывший зэк элементарно хотел отплатить ему за то, что отец десять лет назад упек его за решетку.
С таким же успехом можно было бы просто смириться с судьбой и встречаться друг с другом, поддразнивает меня Лэнг, и не случайно. Он, без сомнения, считал мою реакцию и знает, о чем идет речь. Ведь мы все равно постоянно вместе, добавляет он. Два значка, одно сердце.
Я качаю головой над его дурашливостью, которая, в общем-то, намеренная. Мы искрим вместе, но это та искра, которая разжигает неправильный огонь. Такой, от которого бежишь, а не стремишься к нему.
Забавно, говорю я, что я пробовала встречаться с кем-то из нашего ведомства, и это не сработало. Повторения мне не нужно.