И вот настал поистине исторический момент. После небольшого вступления и рассказа о трудностях при добыче зеркала и душе, вложенной в изготовление данного шедевра, взмах комбатовской руки возвестил, что замполит принимающей роты может сбросить холст. Пока мы все любовались своему отображению в зеркале, заправлялись в соответствии с требовательной надписью, никто не заметил, как между строем и зеркалом образовался здоровенный бык-производитель из прикухонного хозяйства, который на расположенном рядом футбольном поле выполнял функции газонокосилки. Бык внимательно и задумчиво посмотрел в зеркало. Судя по раздавшемуся громкому мычанию, ему что-то там не понравилось. Никто не успел ничего сообразить, как домашнее животное вдруг превратилось в дикое и с разгона вошло своим мощным лбом в зеркало, превратив их в груду осколков. Шедевр перестал существовать.
Дальнейшее в исполнении комбата переводу поддается трудно. Из всего, что я понял, оказалась фраза в адрес местных ротного, замполита и старшины о том, что воспитание людей и животных в их исполнении безнадежно запущено.
Дефицит бензина
В те годы были серьезные проблемы с бензином. Доходило до абсурда. Чтобы отвезти «зэков» на автозаке в СИЗО, другую колонию или в экстренных случаях в лечебное заведение надо было найти топливо. На АЗС заправляли только спецтранспорт, к которому почему-то машина с преступниками рецидивистами не относилась. Даже наличие талонов на бензин не действовало. А, помимо «зэков» надо было ездить за продуктами, возить белье в прачечную и т.д. Я не говорю уже о боевой готовнеости и возможных чрезвычайных обстоятельствах. Заправлять машины в полку также было не выгодно. Надо было найти заправку туда, а на обратном пути от полного бака оставалось совсем немного. Но выход приходилось искать. Существовало несколько способов.
Один из них это шоу в «автозаке» на АЗС в ближайшем городе. На этот случай была подготовлена специальная группа солдат из художественной самодеятельности, которая сажалась в камеры «автозака» и, когда на заправке нам отказывали, то начиналось представление с раскачиванием автомобиля и душераздирающими криками: «Всех порешу! Скоро освобожусь, порву заправщицу на части!» Отборный мат, «феня» не заставляли долго сопротивляться сотрудников АЗС. Следующим этапом их надо было убедить залить бензина побольше, т.к. «очень далеко надо везти особо опасных рецидивистов, среди которых почти все душегубы».
Другой способ это ополовинивание бака пожарной машины на «зоне». Ее заправляли без проблем. Дежурным водителем этой машины в ночное время был, как правило, один из положительно характеризующихся администрацией «зэков». Ночь была длинной, а чая не хватало. Поэтому несколько пачек чая играли свою роль, и бензин по ведру перекочевывал за пределы «зоны» в обе ротные машины
Следующий способ это незаметный слив бензина с машин, которые привозили грузы в «зону». Там система была такова. Водитель подъезжает к наружным воротам КПП, они открываются, машина заезжает на контрольную площадку, водитель выходит и ворота закрываются. Следом открываются внутренние ворота, выходит водитель-«зэк», садится в машину и загоняет ее к нужному объекту в «зоне». Назад машина выезжает в обратной последовательности. Вот за те несколько секунд, что машина оставалась без контроля водителей в одну или другую сторону, воины должны были наполнить бензином, в зависимости от машины, одно два ведра и спрятать в собачью будку.
К концу службы многие часовые транспортного КПП становились настоящими виртуозами по добыче бензина, которым не были помехами даже кодовые навесные замки, которые ставили отдельные водители на бензобаки.
Вот так, полукриминально-творческими способами мы поддерживали боеготовность и жизнедеятельность конвойного подразделения.
Котлеты и моральный облик
Наступил день отчетно-выборного партийного собрания батальона. После долгих дебатов для коммунистов в ротной столовой был организован праздничный обед. Ради этого случая на столе появился винегрет, сметана в борще, жаренная картошка, ножи, вилки, салфетки, соль, перец и прочие атрибуты праздника, в том числе дежурный по залу из числа воинов с опытом работы в «чайхане» в чистой белой куртке и впервые чистом после пошива колпаке. Поваров в нашей роте, как и везде по штату, было четверо: три бабушки и молодая, только что выбывшая из комсомола по возрасту, «разведенка», чья смена и пришлась на день партийного собрания.
Пока ели закуску и первое, комбат рассказал такую историю: «На днях приезжаю в соседнюю роту. Поработали мы и пошли в столовую пообедать. В этот день работала молодая повариха. Представляете, второе блюдо она всем, даже мне и ротному, принесла с одной котлетой, а замполиту роты две. Что это значит?» Сидящий рядом партийный обладатель двух котлет начал сбивчиво и смущенно рассказывать, что он холостой, готовить ему некому, все время с утра до ночи проводит на работе. Вот повар о нем и позаботилась, пожалела, можно сказать, молодой утомленный голодающий организм. На это комбат продолжил, многозначительно повторив свой вопрос: «Так что же это значит? Это значит, что у замполита роты проблемы с моральным обликом! Девушка она, конечно, симпатичная, молодая, незамужняя, но как же моральный облик коммуниста-политработника? Она ведь его подчиненная. Чувствую, что здесь придется скоро тщательно разбираться». Среди коммунистов воцарилась тягостная атмосфера.
Наступило время второго блюда. Когда «чайханщик» всем подал, случилось совершенно неожиданное. В тарелке комбата, в отличие от других, лежали две котлеты. Естественно, это не укрылось от бдительных взоров всех без исключения членов парторганизации. Вновь повисла давящая тишина, которую самым радикальным образом прервали звук пролетевшей в сторону окошка раздачи и разбитой тарелки, а также громогласный крик комбата: «У меня с ней ничего нет!».
На этом обед закончился, праздник партийной демократии оперативно сменился армейским единоначалием. Повариха была доведена до слез, обещание уволить ее с позором это было самое нежное, что она услышала за свои старания.
Шок: жених-конвойник
В одном из отпусков я познакомился с девушкой-студенткой, которая мне очень понравилась. После многомесячной переписки и телефонных звонков я пригласил ее на каникулах посмотреть мое житье-бытье. Она пообещала, и вскоре решила сделать мне сюрприз, о чем, наверное, потом пожалела, но мне не говорила. Но все по порядку.
В один из дней она прилетела на самолете и на такси сразу решила приехать в мой поселок. О том, что я служу во внутренних войсках и охраняю «зону» она даже не догадывалась. Поэтому в ее представлении пунктом назначения должен был стать какой-то гарнизон с множеством военных с семьями, аэродромами, полигонами, танками, пушками, ракетами и т.д.
Прибыв зимним вечером в поселок, она остановила такси возле самого светлого (в прямом смысле) строения магазина, отпустила машину и огляделась. Военными маневрами здесь явно не пахло, людей в форме видно не было. Увидев полупьяную бабулю, гостья явно обрадовалась и спросила о гарнизоне. На это аборигенка глубокомысленно задумалась и с большим трудом сообщила, что гарнизонов здесь даже в войну не стояло: ни наших, ни немецких. Место, мол, проклятое. Ситуация явно складывалась для потенциальной невесты удручающе. Подошедший, не менее пьяный гражданин, подтвердил худшее. Но речь ему давалась несколько полегче, и он порекомендовал обратиться к «тюремщикам», которые находились через дорогу. Приехавшая нам всякий случай и без малейших шансов на успех назвала мою фамилию и уточнила, не слышали ли они о таком старшем лейтенанте. Ответ ее шокировал: «Так бы сразу и сказала. Знаем мы твоего хахаля. Он и есть замполит тюремщиков».
То ли будущая, то ли не состоявшаяся невеста с крайне неодухотворенным выражением лица направилась к КПП. В нескольких сотнях метров виднелся большой освещенный прямоугольник «зоны» с тысячами охраняемых преступников, перед лицом -закрытая дверь и кнопка звонка, больше напоминавшая кнопку пожарной тревоги на предприятии. После нажатия кнопки за дверью кто-то нехотя пошевелился и на сильно ломаном русском языке спросил: «Че надо?» На просьбу позвать замполита, последовал ленивый ответ: «Иво нэт. Иды атсуда. Завтра приходы». Дальнейшие попытки что-либо выяснить были аналогичны.
Еще один взгляд на «зону» позволил гостье вспомнить несколько слов из фильмов об уголовном розыске и произнести свои просьбу более настойчиво и по «фене». Это подействовало, так как за дверью послышались звук крутящейся ручки военного телефона и слова: «Таварыш лытынант! Здэс какой-то злой баб замполыт трэбуэт»
Вскоре дверь КПП открылась, на пороге в полевой форме появился высокий статный офицер явно не лейтенантского возраста, приложил руку к головному убору и четко отрапортовал: «Лейтенант», назвав фамилию недавно почившего генсека. Посчитав это неудачной шуткой, сильно продрогшая приехавшая хотела съязвить в ответ и сообщить, что она Валентина Терешкова. Но что-то ее удержало. Как выяснилось чуть позже, офицер действительно носил такую фамилию.
В канцелярии гостье был предложен чай в неотмывающемся от заварки стакане в обычной «зэковской» концентрации: полстакана чая на столько же воды. Вместо сахара из кармана офицера появилась необернутая карамелька в табачных крошках, которая виртуозно об рукав кителя офицера была приведена почти к тому состоянию, в котором находилась на складе «зоны».
Согревшись, но не притронувшись к «чаю», девушка уточнила время моего появления. На что лейтенант прямо ответил: «Не знаю, как получится. Он поехал в соседнюю «зону» воровать доски для ремонта Ленинской комнаты!» Это уже был удар поддых, и она надолго замолчала, обдумывая, как будет отсюда утром эвакуироваться.
Вскоре появился и я, сразу заметив, что мое появление радости ей не добавило. Оставшись наедине, она бросила последний для себя спасательный круг, спросив: «Это же не правда, что ты в соседнюю «зону» ездил доски воровать». Начало моего ответа гостью несколько успокоило: «Конечно, неправда!» Затем я продолжил: «Не в соседнюю «зону», а в соседнее ЛТП, и не доски, а стеклоблоки!» Дальнейшие минуты были сравнимы только со знаменитой сценой из гоголевского «Ревизора».
В ЗАГС на автозаке
Невеста жила в поселке у моих сослуживцев уже месяц. По нормам социалистической нравственности давно пора было жениться. И вот я решился. Утром, взяв лучшую из двух машин в роте, я приехал с утра к избраннице и с самым серьезным видом предложил ей руку и сердце и поехать подать заявление. Она, не колеблясь, согласилась, оделась и вышла из дома. Ее первый вопрос был: «На чем поедем? На этом?». Она показала на «автозак» и засмеялась, довольная своей шуткой. Я ответил вопросом на вопрос: «А чем не машина? Смотри, какой комфорт: хочешь садись в кабину, не хочешь в камеру. Можно на выбор в многоместную или эксклюзивную одноместную («стакан»)». Невеста молча предпочла в кабину.
По пути следования в противоположную от ближайшего города сторону она спросила: «А куда мы едем?» Я ответил, что в поссовет. Она расстроенно пробурчала, что мечтала о красивом Дворце бракосочетаний, но быстро успокоилась.
Председатель поссовета попросила побыстрее заполнить документы по причине необходимости отъезда по каким-то делам. Невеста, как назло, испортила два бланка, на что председательша сказала мне: «Заполни сам, а то я точно опоздаю». Я быстро заполнил и автоматически расписался за избранницу». Таким образом, в наших заявлениях на бракосочетание следов невесты не обнаружено.
Далее председатель попросила сообщить о свадьбе хотя бы накануне. На это невеста удивилась и спросила: «А что, не надо ждать три месяца». Ответ был в духе нынешнего времени: «Милочка! Ваш жених депутат нашего Совета, а депутату мы всегда сделаем исключение». Если и дальше увязывать с нашим временем, то скажу честно, что я посещал заседания Совета не чаще, чем нынешние депутаты Госдумы.
Мальчишник с видом на "зону "
Накануне свадьбы, я по настоянию свидетеля и одного из друзей организовал мальчишник. Поскольку у этого друга жена с ребенком была в отъезде, свидетель остановился с ночлегом у него, я проживал в общежитии, то и место мероприятия, естественно, было выбрано безальтернативно.
Вечером мы все начали чинно благородно. Хороший стол, благородные напитки, приготовленные назавтра, а, значит, учету не поддающиеся. После неоднократно произнесенных пожеланий в мой адрес, сопровождавшихся тостами, кому то из нас пришло в голову устроить турнир по попавшейся на глаза дефицитной в то время игре «Дартс». После каждого круга по десять бросков каждым подводились итоги с тостами за жениха и победителя, и начиналась новая игра. Если жених, то есть я, побеждал, то тост был всего один. С каждым кругом результаты падали, все чаще дротики пролетали мимо мишени, иногда на значительном расстоянии.
Наступила вторая половина ночи, показатели точности бросков неуклонно приближались к нулю, упоминания о предстоящей свадьбе достигли абсолютного нуля. И в этот момент прозвучал чей-то (чей, не помню) ответственный возглас: «Жениха надо мыть! Негоже жениться грязным!» Меня быстро раздели и усадили (или уложили) в быстро наполненную теплой водой ванну.
Дальнейшее могу рассказать только с чужих слов. Поскольку мы никого о мальчишнике не предупредили, утром родители, невеста и родственники обеспокоились отсутствием жениха и свидетеля. В общежитии и роте мы обнаружены не были. Был организован общепоселковый розыск. В результате проведенных мероприятий были найдены два участника мальчишника, которые не могли по причине проблем с сознанием и речью ответить на вопрос: «Где жених?» Была полностью проверена квартира, в том числе и шкафы. В ванную и туалет заглянули бегло, так как там не было света.
Пока все гадали, куда и когда я мог отсюда уйти, кто-то решил пойти помыть руки. Я был обнаружен в уже холодной воде в ванной в позе эмбриона. Причем, моя остывшая натура категорически отказывалась просыпаться и разгибаться. Так меня и вытащили. При этом самые слабые в психологическом плане родственники и друзья ставили под сомнение саму мою способность сегодня жениться.