Я потащила свое ноющее тело в комнату, изнывая от злости. Я ненавидела Оли за то, что ему было куда пойти, над чем подумать, какие задачи решить, а я осталась тут одна, запертая в ловушке с ребёнком-демоном. В тот момент единственное, что имело значение моё желание отомстить мужу. Я хотела заставить его почувствовать себя таким же брошенным и бессильным, как и я, показать ему, каково быть тем, кого бросили.
Я открыла ноутбук и стала искать рейсы в Бостон, чтобы увидеть отца, в Чикаго, чтобы увидеть Гейба. Без мамы, которая организовывала наши встречи, мы не виделись уже семь месяцев с самых её похорон.
Но когда я представила, как расскажу отцу, что у меня в семье проблемы, я тут же представила и его испуганное лицо. Если ты чем-то недовольна, просто скажи ему, ответил бы мне отец, и его глаза за очками забегали бы быстро-быстро. Может, он просто не понимает. И если бы я сказала: нет уж, я почти уверена, что Оли всё понимает, он продолжал бы отступать, размахивая банальностями, как белым флагом: я уверен, что вы сможете всё исправить. Когда есть желание, есть способ. Всё наладится.
Рассказать брату было бы, представьте себе, ещё хуже. Гейб, всегда беззаботный, всегда в отличном настроении, просто пожал бы плечами, как будто я слишком остро реагирую, и сказал бы: всё, что тебе нужно сделать, это решить, хочешь ли ты переехать в Пало-Альто, верно? Не нужно делать проблему больше, чем она есть. Я бы ответила: и всё? Спасибо, что просветил меня, о мудрейший. Он воздел бы руки к небу и велел бы мне расслабиться, я разозлилась бы ещё сильнее, и цикл повторялся бы до тех пор, пока я наконец не пришла бы в самое настоящее бешенство.
Хотите спросить, что сказала бы мама? Если честно, не думаю, что я вообще бы решилась посвятить её в свои проблемы. Вернее, я бы их преуменьшила и сделала вид, что поддерживаю план мужа. Почему? Потому что, хотя внешне она никогда не была грубой с Оли для этого она была слишком доброй и слишком вежливой, она всегда держала его на расстоянии вытянутой руки, не доверяя его харизме. Она единственный человек, кого я знаю, кто не поддался очарованию моего мужа. Наверное, поэтому я ладила с ней лучше всех. Границы между нами были ясными и чёткими, и мы не могли спорить о том, о чём я ей не говорила.
В верхней части экрана замелькал баннер, рекламирующий билеты со скидкой в Гонконг. Я вспомнила о тёте Лидии, маминой старшей сестре, которая перелетела через Атлантику, чтобы приехать на похороны. Она сидела рядом со мной, её твёрдая прохладная рука гладила меня по спине. Всякий раз, когда меня загонял в угол кто-то из маминых коллег или соседей, тётя отвечала на их вопросы, от моего имени принимала их соболезнования, а иногда просто уводила меня прочь. Прежде чем она уехала, она взяла с меня обещание приехать вместе с Анри в Гонконг, чтобы повидаться с бабушкой, пока она ещё в сознании, и я молча кивнула, не в силах понять, как так вышло, что у меня есть бабушка, а у моего ребёнка нет.
Сидя в тёмной спальне, освещённой только сиянием моего ноутбука, я убеждала себя, что сейчас идеальное время, чтобы вместе с Анри отправиться в гости к моей большой семье. В конце концов, через пару месяцев он пойдет в детский сад, и я найду способ вернуться к работе. Конечно, тринадцатичасовой перелет должен был стать непростым испытанием, и я серьёзно подумывала о том, чтобы попросить Марию полететь с нами. Меня остановила только мысль, что придётся объяснять дяде и тёте, почему я не могу сама справиться с собственным сыном.
Прежде чем я успела передумать, я ввела данные своей кредитной карты и нажала на «Купить». Я могу честно сказать: мне и в голову не пришло, что Гуанчжоу находится на границе с Гонконгом. Не забывайте, что в то время я представляла себе лишь схематичные наброски того, что делала Винни.
5
Твёрдо решив не дать Оли отговорить меня от поездки, я сообщила ему новость лишь спустя двадцать четыре часа, когда отменить покупку было уже невозможно. Была почти полночь, но он тут же мне позвонил.
Что? Когда? Ты не можешь тащить туда Анри.
Чем больше он бесился, тем холоднее я становилась. Я всё тебе написала в сообщении.
Почему ты мне не сказала?
Я свернулась под простынями, прижала телефон к уху. Только что сказала.
Почему сейчас? Вот так внезапно? Давай через пару месяцев, все вместе? Устроим весёлый отпуск?
При этих словах я с трудом сдержалась, чтобы не запустить телефоном в стену. О чём ты, Оли? У тебя вечно нет времени.
Ты не выдержишь такую долгую поездку с Анри одна.
Я не смогла удержаться. Я ответила у меня большой опыт, как управляться с ним одной.
Повисла пауза, и я физически ощущала, как он борется с одолевающими его эмоциями. Наконец он спросил: Почему ты постоянно на меня злишься?
Наконец-то он начал обращать на меня внимание.
Всего одиннадцать дней, сказала я. Ты и не заметишь, что мы уехали.
Я услышала резкий стук будто он ударил кулаком в стену или по какой-то твёрдой поверхности и едва не подпрыгнула. Оли никак нельзя было назвать эмоциональным.
Ава, я должен был получше уладить вопрос с жильём. Мне очень жаль. Прошу тебя, не уезжай.
Что-то в моей груди сжалось, но было уже поздно менять решение. Всего полторы недели, сказала я. Что уж так переживать из-за этого?
Его голос был сдавленным. Я только и делаю, что работаю. Я не веселиться сюда приехал.
Бессильная исправить ситуацию, я решила нападать. Тем более хорошо, не будем тебя отвлекать.
Мы оба понимаем, что ты не выдержишь даже полёт, сказал он уже резче.
И должна признать, что Оли оказался не так уж неправ. Сперва Анри очаровал всех стюардесс, размахивая пухлыми лапками и сияя улыбкой всякий раз при виде них. Я прижалась губами к его щеке, так что он запищал от радости, и подумала может быть, мы уже пережили ужасный кризис двух лет, и впереди новые радостные времена?
Но его хорошее настроение исчезло без следа, когда я пристегнула его к сидению. Он вопил, когда самолёт поднялся в небо, и когда я переодевала ему подгузник, и когда пыталась накормить яблочным пюре (к тому времени я уже разочаровалась в низкогликемической бизоновой диете). Он вопил, когда я таскала его взад-вперёд по проходу, взад-вперёд, взад-вперёд, потому что я не знала, что ещё делать. Сперва я виновато смотрела в глаза каждому пассажиру, пытаясь дать им понять, как мне ужасно стыдно, но после четвёртой такой прогулки просто впилась взглядом в тёмное ковровое покрытие, тихо и мрачно напевая Анри в самое ухо. Даже самые милые стюардессы, которые первые несколько часов сочувственно улыбались мне и предлагали игрушки и конфеты, в конце концов начали шипеть, чтобы я перестала загораживать дверь в туалет.
Вы сказали, у вас две дочки, детектив. Сколько им лет? Значит, вы помните, как было трудно, когда они были маленькими. Оли говорит, у Анри чувствительные уши евстахиева труба и всё такое отчего ему, бедняжке, особенно тяжело летать самолётом. Мы надеемся, он это перерастёт.
Всю дорогу до Гонконга Анри выл как в делирии и спать не собирался. Лишь когда мы сели в такси, он наконец вырубился. Я изо всех сил старалась не разбудить его, оставив багаж в вестибюле и заталкивая коляску в лифт, и, к своей радости, не сразу же при встрече продемонстрировала родным безутешно рыдающего ребёнка. Пока дядя тащил мои сумки, я уложила Анри в кровать. Окно моей спальни выходило на лес бледных тесных многоэтажек, залитых предвечерним светом. Я сделала снимок и выложила в Интернет с подписью «Я это сделала», надеясь позлить Оли.
Уютная квартирка дяди и тёти располагается на пятнадцатом этаже старого, но крепкого дома в Хэппи-Вэлли. Тётя всегда любила рисовать, и стены увешаны её огромными акварелями портретами дочек и внучек. Тётя Лидия сказала, что моя бабушка, которая живёт в доме престарелых неподалёку, всю неделю спрашивала обо мне. Дядя Марк сказал, что двоюродные сестрички передают мне привет (Кайла шеф-повар в «Мандарин Ориентал», Карина офтальмолог, недавно перебралась в Сингапур). Тётя и дядя одобрительно кивали, когда я рассказывала о новой работе Оли в Стэнфорде, и я вспомнила, что муж Карины, ортодонт, ушёл от неё к своей ассистентке, что ускорило её переезд за границу. Я сказала им, что Гейб с женой ждут ребёнка, тётя улыбнулась, и у неё на щеке появилась ямочка, в точности как у мамы.
В Гонконге мне на каждом шагу попадаются люди, которые могли бы быть моими родственниками, так мы похожи те же широкие скулы, высокие лбы, загорелая кожа. Когда я впервые сюда приехала в возрасте трёх лет, я была ошарашена, увидев толпы китайцев, выходивших из аэропорта. Тут все похожи на нас! воскликнула я, и мама с папой так хохотали, что на нас начали оглядываться.
Лишь когда подошло время обеда, из спальни послышался скулёж. Я метнулась туда, поставила на айпаде Паровозика Томаса, и, когда глаза Анри вновь закрылись, метнулась в душ. Потом проверила телефон и увидела несколько сообщений от Винни.
Привет. Блин, мне жаль, что мы вот так расстались. Ещё раз прости, что всё это тебе рассказала.
Я не считаю себя виноватой, просто уточняю, что у меня были большие проблемы с отделом в Гуанчжоу и голова работала плохо. Мне очень жаль, что я всё это на тебя вывалила.
Кстати, ты в Гонконге? У родных? Отличной поездки! Надеюсь, увидимся, когда ты вернёшься!!
Тогда я не подумала ничего плохого, но теперь, оглядываясь назад, понимаю, что она, конечно же, мониторила мои соцсети, хотя божилась, что у неё нет аккаунтов ни в одной из них.
Отложив телефон, я вынула из чемодана новую игрушку для Анри маленький аэроплан. Размахивая им, я убрала айпад в ящик и понесла показывать сына дяде и тёте. Следующие несколько минут тётя Лидия и дядя Марк ерошили ему волосы, гладили щёчки и восхищались всем от его длинных ресниц до больших ног, а я стояла в углу, скрестив руки и молясь, чтобы сын не разревелся. Но он, чудо из чудес, был слишком увлечён аэропланом, поднимал его высоко над головой и энергично жужжал. Гордясь им, я чмокнула его в макушку.
Мы даже смогли почти без слёз посетить ресторан, который выбрала тётя. Там мы лакомились копчёной уткой и хрустящими креветками с солью и перцем, и я жадно глотала крепкий жасминовый чай, чтобы не уснуть.
Когда нам принесли бесплатный десерт манговый пудинг я вынула кредитную карточку, как ковбой вынимает пистолет, и торжественно наставила на официанта. Дядя и тётя так бурно запротестовали, что Анри завопил от радости, но я стояла на своём.
Спустя несколько минут официант вернулся и, наклонившись ко мне, пробормотал мне в ухо, что платёж отклонён. Дядя вновь потянулся за кошельком. Я сунула официанту дебетовую карту и пробубнила, что забыла уведомить банк о поездке.
Ну что за глупости, Ава, сказала тётя, давай мы заплатим. Потом разберёшься с банком. Американцы, они такие, сказал дядя, независимые. Наши дети никогда не предлагают заплатить!
Я и так благодарна, что вы разрешили нам приехать, ответила я. Глупости, сказала тётя, мы же семья.
Официант вновь вернулся, и его печальный вид свидетельствовал о том, что и эта попытка была отклонена. У тебя надёжный банк, сказала тётя, а дядя молча протянул официанту свою карточку. Мне было так стыдно, что когда Анри принялся играть моей палочкой для еды, я почти обрадовалась этой возможности отвлечься. Я вырвала палочку у него из рук, нечаянно ткнув его в щёку и вызвав возмущённый вопль, подпрыгнула, подхватила его на руки и выбежала из ресторана, выкрикивая извинения перед ним и всеми, кто находился в зоне слышимости. Дядя Марк расплатился, и они с тётей вышли вслед за нами.
Дома, усадив Анри за айпад, я позвонила в банк, скорее злая, чем обеспокоенная. Жизнерадостный женский голос с южноазиатским акцентом сообщил мне, что мою проблему постараются решить, если я не против немного подождать. Зазвучала классическая скрипичная музыка.
Миз Десжардинс? наконец спросила женщина, исковеркав мою фамилию. Ничего, я привыкла.
Вонг, ответила я.
Что, простите?
Нет, ничего. Можете называть меня просто Вонг. Миз Вонг.
Да, простите. Миз Вонг-Десжардинс. Полагаю, мы разобрались с проблемой.
Значит, я могу пользоваться картой? Я посмотрела на Анри, уснувшего в странной позе будто он что-то вымаливал, стоя на коленях, а потом устал, рухнул лицом вниз и вырубился.
Нет, боюсь, что нет. Ситуация довольно сложная.
И какая же? вопрос вырвался у меня изо рта, оставив после себя горький вкус тревоги.
Выяснилось, осторожно сказала женщина, что мистер Десжардинс исключил вас из числа пользователей его кредитных карт.
Что это значит?
Это значит, что ваша кредитная карта больше не работает.
Я с силой хлопнула себя по бедру, лишь чудом не разбудив Анри.
Похоже, он также изменил настройки вашей совместной учётной записи, так что все будущие снятия средств теперь должны одобрять вы оба.
Значит, я не могу пользоваться и дебетовой картой?
Нет, если он не одобрит сделку. Когда он это сделал? Почему меня не уведомили? Двадцать третьего января, значит, вчера.
Я метнулась в ванную, закрыла дверь. Вы не понимаете. Я в Гонконге. У меня нет денег.
Я прошу прощения, но поскольку основным владельцем аккаунта является мистер Десжардинс её голос оборвался.
Де-жар-ден, отрезала я.
Простите?
Нет-нет, не обращайте внимания. Какие варианты у меня есть? Видите ли, я за границей, и у меня здесь ребёнок. Вы можете дать мне доступ к карте, пока я не свяжусь с мужем?
Тем же монотонным голосом женщина сказала: прошу прощения, но у меня нет таких полномочий.
Мой голос рикошетом отозвался от плиток ванной: Как он мог это сделать, не согласовав со мной?
Простите, но он основной владелец аккаунта
Ладно, ладно, я поняла. Я закончила разговор и снова и снова набирала номер Оли. Автоответчик был как насмешка, как бесконечно повторявшаяся реклама. Привет! Вы позвонили доктору Оливье Дежардену. Пожалуйста, оставьте мне сообщение, и я свяжусь с вами в ближайшее время!
Наконец я сдалась. Очевидно, мне не угрожала серьёзная опасность. Дядя и тётя готовы были помочь мне всем необходимым он знал это не хуже меня. Чего он хотел, так это пристыдить меня, заставить признаться родным в моем плачевном положении.
И я не могу сказать, что его виню. В конце концов, он ведь просил меня не уезжать, а я не послушалась, решив просто сбежать от наших проблем, как безрассудный подросток.
Вы, кажется, удивлены, детектив. Вы, наверное, думаете, что его поступок неприемлем, что это выходка какого-то мизогиниста с навязчивой идеей всё контролировать. Такая рефлекторная реакция была бы у многих из нас, феминисток, но я могу заверить вас, что Оли не такой. По правде говоря, я сильно его подвела, когда уволилась с работы и наш доход существенно сократился, а расходы в связи с рождением ребёнка тревожно возросли. Когда Анри было около пары недель от роду, я из-за нехватки сна совершала одну дорогостоящую ошибку за другой: я пропустила пару платежей по кредитной карте и получила кучу штрафов за просрочку; я разбила боковое зеркало своей машины, выезжая из гаража; я забыла выключить кран, нанеся этим ущерба на две тысячи долларов. Тогда Оли решил сам заниматься нашими финансами, организовав отправку наших счетов на его адрес электронной почты. Честно говоря, когда он изменил структуру нашего банковского счета, понизив меня с владельца общего счёта до авторизованного пользователя, я не чувствовала ничего, кроме облегчения. Это немного снижало моё чувство вины за то, что я не работаю. И в тот период, когда моя голова и сердце были заняты только ребёнком, я была более чем счастлива отказаться от обязанностей, связанных с финансами, особенно если Оли тоже испытывал меньший стресс.
Только не смотрите на меня вот так. Вы же уже поняли, что я не застрявшая в прошлом домохозяйка, несущая патриархальный бред. Мама обычно смотрела на меня таким же взглядом, как будто не могла поверить, что так упорно боролась за гендерное равенство, только чтобы увидеть, как её дочь сдаёт позиции. Но её поколение не понимает одного. Равенство это когда у меня есть выбор, даже если мой выбор не тот, который сделала бы она.