Кейтлин Бараш
Одержимость романами
Моей покойной бабушке, Джоан Кэмерон, самой захватывающей и виртуозной рассказчице
Caitlin Barasch
A NOVEL OBSESSION
Copyright © 2022 by Caitlin Barasch
© Никишева К.В., перевод на русский язык, 2020
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Глава первая
У Розмари, бывшей девушки моего парня, такие же густые брови, как у меня. У нее точно такие же волнистые темно-рыжие волосы и округлые бедра.
Я стою через дорогу от ее офиса в объемном бордовом свитере и темных очках и наблюдаю. Мне хочется знать, кто она: из тех, кто уходит в пять вечера, чтобы попасть в спортзал или застать часы скидок в баре, или же из тех, кто до восьми рассылает электронные письма в окружении пустых столов.
Но она выходит из здания в 18:35, и я понимаю она не относится ни к тем, ни к другим.
На плече у нее шопер с логотипом «Нью-Йоркера»[1]: для меня это признак банальности, конформизма. Она перебегает четырехполосную дорогу, когда светофор отсчитывает последние две секунды. Машины сигналят, а она жует мятную конфету.
Я точно знаю вкус конфеты, потому что стою рядом с ней на платформе станции метро «Фултон» и чувствую запах. Отчаянно сопротивляюсь желанию прикоснуться к ней: вдруг она растворится.
Вблизи Розмари не похожа на свои инстаграмные[2] фотографии. Она явно использует разные фильтры, добавляя тени и насыщенность. Ее живот более плоский, чем у меня, зато грудь гораздо меньше. Гладкая и сияющая кожа, но квадратная челюсть, как у мужчины. На снимках она поджимает губы, вместо того чтобы показать все зубы, как это делаю я.
Теперь-то мне удается разглядеть ее зубы. У нее острые клыки, как у хищника. Наверное, это говорит о том, что я симпатичнее Розмари, но как знать? Вдруг Калебу понравился этот вампирский оскал.
В поезде она вставляет в уши крохотные белые «Эйрподс», и я в ответ надеваю объемные шумопоглощающие наушники. Хотя в вагоне хватает сидячих мест, Розмари прислоняется к двери, закрывает глаза и начинает отбивать такт ногой. Я тоже стою, но мои глаза открыты. Половину моего лица скрывают огромные темные очки как у звезд, избегающих папарацци, и я могу пристально разглядывать людей. Анонимность залог успешного наблюдения.
На станции «Уолл-стрит» в поезд набивается куча тел в деловых костюмах, и те, кто стоит у дверей, вынуждены потесниться. Несмотря на октябрьский холод, вагоны пока не отапливаются. Посреди этого столпотворения мне удается занять место рядом с Розмари. Рукав моего свитера задевает ее локоть в джинсовой куртке посмотрим ли мы друг на друга? Но она так и не поднимает взгляд. Два дюйма[3] разницы в росте играют мне на руку я вижу ее экран, пока она пролистывает исполнителей и альбомы, выбирая в итоге «Дышать под водой» группы «Хайатус Кэйоти». Мне становится неприятно, когда я понимаю, что Калеб мой парень, ее бывший вот уже несколько недель каждый раз ставит эту песню во время готовки, измельчая лук под звон барабанных тарелок.
Затем она сочиняет твит о романе, который сейчас редактирует, книга удостоилась отзыва «Нью-Йорк таймс». Розмари без конца стирает и переписывает его, и меня так и тянет вырвать телефон у нее из рук. «Я знаю, ты ищешь баланс между гордостью и скромностью, скажу ей я. Дай сюда».
Я изучаю ее лицо, пока она не выходит на станции «Атлантик-авеню», в районе Форт-Грин в Бруклине. Следую за ней. Розмари идет вниз по улице, поворачивает налево, направо, а потом набирает код и входит в современное здание в индустриальном стиле с окнами до пола. Просто бельмо на глазу в окружении старинных особняков из красновато-коричневого песчаника.
Я не могу пойти за ней, поэтому направляюсь в пивной бар с террасой в паре кварталов отсюда. Заказываю брецель размером с мое лицо и пью сезонное пиво: по вкусу напоминает банановый хлеб. Затем звоню Калебу и спрашиваю, не хочет ли он присоединиться.
Где ты? спрашивает он.
Прикрыв микрофон рукой, уточняю адрес у официанта. Заговорщицки подмигнув, он шепчет название бара. Я повторяю его Калебу.
Повисает пауза.
Почему ты в Форт-Грин?
Пишу сцену, и действие происходит здесь. Сбор данных.
Его голос смягчается.
Скоро буду.
Положив телефон, я записываю некоторые детали пешеходный переход, твит, сумка-шопер, локоть в джинсовой куртке, касающийся рукава моего свитера. Это начало книги моей книги. Кажется, я нашла историю, которую стоит рассказать. До этого я писала только короткие рассказы не больше двадцати страниц; ничто не цепляло меня настолько, чтобы удостоиться башни из слов. Но наконец-то жизнь заинтересовала меня. Возрадуйтесь, сторонники, утрите нос, скептики сама я каждый день попадаю то в одну, то в другую категорию я напишу роман.
Калеб приезжает полчаса спустя и с тревожным видом оглядывается вокруг, словно ожидая увидеть призраков. Я окликаю его.
Что за сцена? Он садится на соседний стул. Пытаешься описать, как солнечный луч скользит по изысканному песчанику?
Я наигранно смеюсь, не понимая, издевается ли он надо мной.
В точку.
На работе сумасшедший дом, я чуть ли не с самого утра мечтал о баре напротив. Но не думал, что меня занесет настолько далеко.
Калеб живет в Вашингтон-Хайтс, а я в двухстах кварталах на юг, в Гринвич-Виллидж, что гораздо ближе к его офису в Финансовом округе. Стал бы он видеться со мной так же часто, если б я жила в другом месте?
Наверное, я очень тебе нравлюсь, замечаю я.
Разумеется. Калеб откидывает прядь с моего лба. Киношный жест, но это приятно. Вообще-то я бывал здесь раньше.
Притворяюсь удивленной.
Правда?
Ну моя бывшая живет неподалеку. Его рука по-прежнему играет с моими волосами. Мы пару раз заглядывали сюда.
Черт. Я не знала вдруг она сейчас объявится?
Боже, надеюсь, что нет. Калеб берет принесенный официантом стакан пива. Здесь полно других баров.
Все будет хорошо, заявляю я с деланой уверенностью и сжимаю его руку, словно напоминая: ты здесь, ты со мной.
* * *
Два дня спустя, в мой выходной, я возвращаюсь к офису Розмари и нахожу скамейку, где можно почитать. У меня с собой книга, которую она редактировала, под названием «Единственный в своем стаде» сборник эссе, автор которых выросла на скотоводческой ферме в Вайоминге. Я стащила ее из коробки с новинками в кладовке книжного магазина, где я работаю. Официально она выйдет только через несколько недель, но я пообещала себе, что буду быстра и осторожна никаких следов на страницах или корешке, а затем просто верну ее в коробку до начала продаж. Мне нужно иметь что-то осязаемое от Розмари, пусть даже ненадолго.
Периодически поглядывая на вращающиеся двери здания, я успеваю прочитать тридцать две страницы, когда Розмари выходит, копаясь в своем шопере в поисках «Рэй-Бенов»[4].
На углу она поворачивает на запад. Я кладу книгу в собственный шопер на нем изображена женщина в очках с кипой романов Джейн Остен и успеваю заметить, как ярко-синее хлопковое платье Розмари исчезает за дверью кафе. У меня тоже в горле пересохло, и мне нужен кофеин. Так что я захожу следом за ней.
Розмари разглядывает исписанное мелом меню. Одна из тех, кто внимательно изучает каждый напиток и при этом все равно заказывает как обычно? Она похожа на любительницу латте на обезжиренном молоке.
Мне, пожалуйста, масала-кофе со льдом, просит она у бариста.
Это же мой напиток, возмущаюсь я неожиданно громко.
Розмари поворачивается.
Я в ужасе, но все внутри так и кипит. Слова лезут наружу.
Редко кто заказывает его при мне, выпаливаю в качестве объяснения. Но кому-то он должен нравиться, я же как-то узнала, меня несет, про существование эспрессо с чаем.
Внутри меня все клокочет от того, как ужасно банальна наша первая встреча лицом к лицу, и я вся краснею. Затем Розмари отвечает мне:
Да, это довольно вкусно. Она осматривает меня. Между прочим, классный шопер.
У нее хриплый и неожиданно низкий голос. Манящий.
Я смотрю в пол:
Большое спасибо.
Мне хочется снова услышать ее голос, но она наклоняет голову, проверяя телефон: наш разговор окончен. Позади булькает кофемашина. Бариста передает ей напиток у Розмари фиолетовые ногти, и ее губы смыкаются на соломинке. Я заказываю то же самое, по-прежнему звеня от нервной энергии, и выхожу под яркое октябрьское солнце.
Розмари исчезла.
Я была готова ждать ее весь день, а теперь не знаю, что делать со свободным временем. Я прохожу несколько улиц и сажусь на берегу Гудзона, застегнув цветочный бомбер до подбородка. Времена года меняются, листопад в самом разгаре. Тротуар усыпан золотистыми листьями. Ветер кусается. Мне больше не требуется наносить дезодорант на внутреннюю сторону бедер, чтобы они не натирали.
В приложении «Заметки» на айфоне заношу несколько деталей ярко-синее хлопковое платье, хриплый голос, наш масала-кофе, ее фиолетовые ногти. Позже я выстрою саму сцену.
Сейчас без нескольких минут одиннадцать: Розмари, похоже, выбирает ранние перерывы на кофе. Может быть, она сварила первую чашку на рассвете и медленно потягивала ее на кухне, вдыхая аромат. Может быть, она обычно берет с собой кофе перед тем, как сесть в метро, а потом пытается пить его, зажатая со всех сторон другими пассажирами. А когда наступает предобеденная усталость, она выходит за третьей чашкой. Я тоже целыми днями пью кофе в надежде, что это заставит меня действовать. Возможно, нас объединяет обезвоживание.
А может быть, Розмари вчера ночью допоздна сидела с друзьями, может, даже ходила на свидание и этим утром проснулась голой в чьей-то постели. Но я не представляю, зачем женщине, влюбленной в кого-то другого, слать своему бывшему Калебу электронное письмо с вопросом, как дела и могут ли они увидеться. Зачем им встречаться, если только она не хочет все вернуть и разжечь былую страсть?
Отчасти поэтому я здесь. Чтобы узнать правду. Героиня в моем воображении я сама, только куда более смелая, решительная, отчаянная. Наблюдать, ничего не предпринимая, это тупиковый путь. Возможно, мне стоило пролить кофе на ее шопер, или громко рыдать из-за воображаемого разрыва, чтобы привлечь внимание, или схватить мешок кофейных зерен и сбежать с ним. Во имя искусства я готова совершать отчаянные поступки, невзирая на социальные условности. Смотрите: это мой интеллектуальный эксперимент, моя творческая задумка. Кто посмеет осудить меня за такую целеустремленность?
* * *
Я познакомилась с Калебом полгода назад, в мае, в «Тиндере». Мне было двадцать четыре, и я никогда ни с кем официально не встречалась. И вот время пришло. Я хотела стать достойной любви и набрать материала, чтобы написать об этом.
В моем профиле было указано, что я писательница из Нью-Йорка, у меня есть татуировка книжной цитаты и полосатый рыжий кот по кличке Ромео. (Мне пришло несколько однотипных шуток, готова ли я к еще одному «Ромео» в своей жизни: мгновенный бан.) Я добавила фотографии, где улыбаюсь во весь рот на фоне Скалистых гор (значит, активная), стою с пивом (ближе к народу, «на чиле»[5]), смотрю сквозь книжные полки в магазине в очках с роговой оправой (умная, но крутая).
В своем профиле Калеб написал только то, что он математик, работает в области моделирования катастроф и переехал из Великобритании. Он выложил всего один один! снимок, где он в стильном шерстяном пальто и шарфе стоит на Бруклин-Хайтс-Променад, а позади него вырисовывается контур Манхэттена. Я редко свайпила[6] вправо, если у мужчины в профиле было меньше трех фотографий, но что-то в яркой, открытой, немного смущенной улыбке Калеба покорило меня. Мне показалось, будет весело показать ему мой город.
До Калеба я обменивалась настойчивыми взглядами с симпатичными посетителями книжного, и эти взгляды были продолжительными и глубокими, но никогда ни к чему не приводили, так что я врывалась домой изголодавшейся. Порой у меня было по три свидания в неделю с несостоявшимися певцами-авторами песен, актерами, режиссерами и поэтами из «Тиндера». Первые свидания проходили хорошо, потому что я могла притвориться кем угодно, как и они, и мы прилежно исполняли свои роли. Смех, долгие многозначительные прикосновения, банки дешевого пива, пафосные разговоры о том, как «творить искусство». Затем мы трахались. В постели я исполняла любые желания мужчин. Второе и третье свидание не заставляли себя долго ждать. Но затем они переставали мне писать. Думаю, дело было в том, что мы больше не смотрелись убедительно в своих ролях. Я говорила себе: не стоит принимать это близко к сердцу раз я не открылась перед ними по-настоящему, значит, они отвергают не меня.
Возможно, пришло время познакомиться с кем-то милым, честным, нездешним. Кем-то, кому ближе цифры, чем искусство. Калеб казался замечательным кандидатом.
Первое свидание прошло в баре неподалеку от моего дома, там был автомат для проигрывания песен, аквариум и пыльная коллекция настольных игр. Калеб выглядел привлекательнее, чем на фото, пожалуй, привлекательнее даже, чем все исчезнувшие из моей жизни мужчины. У него были длинные темные волосы, доходившие до плеч, и почему-то эта деталь казалась важной.
Мы выбрали уединенный столик. За прошлые свидания я привыкла к тому, как каждый из нас по очереди вел монолог, выставляя себя на передний план. Большинство мужчин, с которыми я встречалась, вели себя громко, надменно и были готовы высказаться по любому вопросу, но в то время я великодушно списывала это на уверенность в себе. Язык у тех парней был хорошо подвешен, но слушатели из них были так себе. Думаю, как и из меня.
Спустя всего несколько минут в компании Калеба я с удивлением поняла, как это чудесно и какая редкость, когда тебя слушают, на тебя смотрят, задают вопросы; это было щедрое и вдумчивое, а не пристальное и нервирующее внимание.
Наоми, прошу тебя, открой мне великую тайну, с притворной серьезностью сказал он, когда я допила первую пинту пива: с начала встречи прошло около получаса. Что за цитата у тебя вытатуирована? Можно посмотреть?
Рассмеявшись, я потянула рубашку вниз, обнажив мелкий курсив на плече сзади ближе к шее: стены раздвинулись до самого горизонта.
Вероятно, ты ожидал что-то более изысканное, но в детстве «Там, где живут чудовища»[7] была одной из моих любимых книг. Родители читали ее мне практически каждый вечер.
О, это мило. Настоящая дань чтению как таковому. Так выпьем же, он поднял бокал, за наше воображение.
Я просияла, обрадованная его словами, и мы чокнулись.
Честно говоря, я немного волновалась, так что моя лучшая подруга, Даниэль, заставила меня написать список «за» и «против». Думаю, она беспокоилась, что я запечатлею на заднице предмет своего обожания. (Это была одна из самых неуклюжих и вымученных шуток на собственный счет). Но, если список «за» ей понравится, она обещала, что лично поедет со мной в салон.
Даниэль сидела рядом, когда я сжимала ее ладонь, ругаясь и считая от десяти до ста снова и снова, пока все не закончилось. В тот день я планировала почувствовать умеренную боль. (В первый раз, когда мое тело изменили, я была подростком под анестезией, и у меня кое-что отобрали; во второй раз мне хотелось ощутить это шрам, который я выбрала сама, украшение, заметное и выражающее меня, шрам, который означал наличие, не отсутствие).
Похоже, Даниэль хорошая подруга, заметил Калеб, невесомо очерчивая контуры татуировки, и я поежилась, мгновенно утратив дар речи.
Приятный ритм валлийского акцента и его улыбка открытая и яркая, точно кусок свежего хлеба, и вот я отказалась от всех своих заготовленных историй и глупых вопросов, став сама собой.