Он обыкновенный, как и все. Только человек.
Большую часть времени Григорий молчал и пил, пока горластый попугай рассказывал об убожестве современного философского образования. Досталось падким на блага и равнодушным к сердцу. В это время его подругу вылизывал жеребец, сквозь карамельную гриву которого ползли оводы. Не брезговали они и причиндал пощекотать хозяину.
Чего эти звери не знали, так это того, что Григорию надоела жизнь, и решил он с ней покончить: ближе к полуночи, выйдя за территорию парка, он встал у дороги, и, встретив ослепляющий свет фар, прыгнул под автобус. Открыв глаза, Григорий нашел себя над землей, в зубах жирафа.
Чудо спасло его. Или же продлило мучения.
Но он шел дальше. Сначала по жизни, а теперь по дороге к дому. По правую руку работало кафе, очень популярное у влюбленных пар. В центре зала большой и длинный стол, за которым обычно никто не хотел сидеть. А они с лисичкой сидели! По разные стороны, не отрывая друг от друга глаз.
Сейчас там пусто, их больше нет.
Григорий заковылял дальше, пока к нему не подошли два кабана: неопрятный и пьяный. Они выпросили сигарет, на себя и компанию блох вместе с ними.
Тормознул трамвай на перекрестке. Из усов повалили искры. Многих это напугало, никакого спокойствия в городе. Шуршал каменный бульвар между переливчатых деревьев. Свет искажался: от зеленого к синему, от синего к красному вот и вся столичная палитра. Дышалось легко, Григорий позабыл о том, где он был час назад.
Его дом прятался от всех, кто в нем не жил. За старой пятиэтажкой, где располагался церковный отель. Что православного в проститутках и неопрятных бурундуках на заработках оставалось неизвестным. По другую сторону школа. У входа курил охранник, вялый от старости медведь с влажными глазами.
Дорожка из камней проваливалась в грязь под весом Григория. Пустая детская площадка, резиновый настил для сохранности детских конечностей.
Вот он и пришел.
Третий этаж, пешком по длинным пролетам его ежедневная зарядка. В квартире чисто и убрано. Соседка постаралась. Едкий аромат химии скользил по жилищу. В прихожей обувь стояла ровно, как солдаты на плацу. Григорий еще не привык к тому, что теперь по вечерам не встречают любящие лапы. Никому не интересно, как прошел его день.
То ли дело раньше Как прекрасно было тогда, все было проще и легче. Кто несчастлив тот дурак, ведь умный плохие мысли обходит стороной.
Григорий посмотрел в зеркало.
Он человек, человечнее некуда. Невысокий, с выпирающими венами на руках. Светлая кожа, местами покрасневшая. В меру худой. Где-то с волосами, где-то без. Его можно было бы назвать красивым, было бы только кому это сказать. А сможет ли он услышать это без подозрения? У всего есть своя противоположность, кроме Григория настолько средним он был.
Невыносимая посредственность.
Выходной прошел мимо него. Из планов был только визит к врачу. Половину дня он лежал, ничего не желая. Дайте ему дело, пожалуйста! Ради чего можно двигаться. Во что можно поверить, желательно без усилий и жертв.
Утром он выпил воды со вчера. Такая привычка: заварить перед сном чайку, выпить его медленно, уже остывшим, смотря видео в интернете, а остаток воды в чайнике перелить в другой стакан на утро. Фильтра для воды у него в доме не водилось. Стоил он немного, но идти покупать и думать над выбором тягостно, ему совсем не присущи такие заботы.
В комнате Григория все на своих местах. Полки чисты, ни комочка пыли. Пол скрипит от радости быть чистым. Есть балкон большой плюс для курильщика. Там лежал на коричневых листьях снег. Во дворе никого. Лениво ползут в ночи улитки. Медведь-охранник делает обход по школе: то в одном окне, то в другом загорается свет. Слышен рев неизвестного. Ему подпевает с потолка паук, бренчащий на гитаре.
Докурив сигарету, Григорий кидает ее в банку из-под помидоров. Много денег уходит на эту вредную привычку, очень много.
Он прекрасно помнил, как впервые пригубил сигарету. Так, на Новый Год все пили, и компания каждый час выходила на улицу, а Григорий оставался один вместе с бутылками. Устав от эстрады в телевизоре, он последовал за ними на балкон.
Друзья его смеялись, пускали дым и не замечали мороза. Один из них, багровый муравьед, протянул Григорию сигарету. Тогда в едком вкусе табака он ничего не нашел. Но логика у мозга была своя курение есть совместный ритуал, ведь так прекрасно быть сплоченными.
Среди однокурсников много кто курил. Всем требовались знакомства, так что никто не жадничал и Григория угощали. Затем он начал покупать сам. А первый выбор сигарет занятие сложное. Мать любила тонкие сигареты, или, как их звали, «женские». Ну не будет же мужчина на рассвете самостоятельности курить такое. Отец не курил, хотя мать рассказывала, что в молодости он мог по пьяни, но Григорию повезло молодого отца не застать. Тот всегда казался ему рьяным борцом с вредными привычками.
Стоя перед кассиршей, Григорий сказал:
Вон те, пожалуйста
Вон те не понравились. Они был тяжелыми, его друзья курили что-то полегче. Фильтр зато красивый оранжевый, как у сладких пустышек, что продавали в детстве около дома за десятку. Потом были другие, с их ласковым ванильным привкусом. Затем еще какие-то, потому что знакомые уверяли там самый лучший табак, иностранный, но что-то не заметно оно было. С ментоловой кнопкой тоже были. И самокрутки пробовал, так, побаловаться ради, затем снова другие, и, казалось, это навсегда, он да верблюд в синем океане из картона.
С кем нужно контакт наладился не дружеский, но сносный, чтобы попросить помочь с проектом или списать без осуждения. Как, например, с бородатым тюленем из параллели, любившего больше себя только свою фляжку. Сын богатой семьи, он кидался деньгами и обожал при случае рассказать, какой у него особенный товарищ.
Со временем Григорий начал курить в одиночестве. И сигареты заканчивались быстрей. Вместо одной на перерыве уходило две, а то и три, если телефон заинтересует. А они только дорожали, все только дорожает
Мать сильно ругалась, когда поймала Григория за курением. Оно понятно, тогда она сама пыталась бросить, к ней вернулось обоняние. Зашла в комнату, хмыкнула носом и учуяла тот желанный запашок. Злилась она не только на него, но и на себя: организм надеялся вернуться к никотину, и в тот день она сорвалась. Оправдание было весомое: ее сын курильщик! Ах, конец света! Устроила скандал, обещала выгнать на улицу, требовала отца принять меры. Тот был скуп на эмоции попросил дома не курить, иначе растопчет.
Тогда Григорий задумался о переезде. И сейчас помышляет снять однушку в пределах центра, куда можно в любое время привести свою подружку, а не согласовывать визит с соседкой.
Нам должно быть комфортно жить вместе, объясняла соседка, когда Григорий впервые обмолвился о своей потребности.
Я понимаю.
Не подумай, что я назло.
Не буду.
Назло ведь, назло, еще и лжет, вечно звери лгут. Как-то раз Григорий проснулся и увидел свою обувь эти три пары: кожаные берцы, кроссовки и туфли для костюма начищенными до отражения лампы в носках. Соседка уверяла, что это благодарность за своевременную оплату а как тут не заплатишь вовремя, если она каждый день за неделю «до» начинает напоминать?
Хотела сделать добро, а по итогу лишь унизила.
Отец говорил: встречают по одежке. Григория теперь никто не встречал, и никому он не был нужен.
Молодая душонка чхала на внешний вид, и при возможности Григорий пытался каким-нибудь образом испортить свой наряд. Прыгнуть в лужу, случайно нарваться на гвоздь, закатать штанину выше нужного.
Неужели ты не хочешь выглядеть нормально? негодовал отец.
Я и так нормально выгляжу.
Ты выглядишь как бомж!
Григорий взял с кухни табуретку, поставил ее в прихожую и сел натирать дочиста обувь.
Все-таки жизнь в квартире с соседкой ему нравилась у этого было множество плюсов. Во-первых, если вдруг он ночью поймет, что умирает, соседка могла вызвать скорую. Во-вторых, если он окончательно сойдет с ума, то она это заметит и предпримет меры. Либо нет. Зато будет, что рассказать друзьям:
Я сдавала комнату сумасшедшему! А что сумасшедшего в нем было? Да вроде ничего, но вы же знаете этих сумасшедших они не выделяются.
В-третьих, расходы на бытовое хозяйство делились поровну. Конечно, тяжело назвать это плюсом, учитывая, что у человека проблем с деньгами не было. Иногда и вовсе она забывала о том, что пришел его черед закупаться стиральным порошком и туалетной бумагой, а он не спешил ей об этом напоминать. Соседке нравилось убираться, а Григорию жить в чистоте.
В-четвертых, она вкусно готовила, в отличие от лисички, и в квартире всегда хорошо пахло. Либо едой, либо парфюмом, а по выходным чистящими средствами.
Для лисички ему пришлось самому научиться обращаться с поварешками и кулинарией. До этого получалось жить на готовых обедах из магазина, офисной столовке, маминой стряпне. Самостоятельная жизнь вынудила его открыться новому. Свои кулинарные навыки он вымещал на лисичке. Она уплетала радостно, облизывая грубым язычком свои усики, а затем жаловалась, что много ест.
Я жирная.
Нет, ты прекрасна.
Ну да, красота в глазах смотрящего, да-да.
Он ее любил. И действительно считал, что она прекрасна. Пара килограмм ее хуже не делали, любви не преуменьшало. Наоборот, вопреки трендам на болезненную худобу, она нуждалась в жире на заднице и на боках. Куда не схвати ее было больно. В такие моменты страсть сходила на нет, и ничего с ней делать не хотелось, кроме как супа. Бывало так: угодив лицом в кость, Григорий вылезал из кровати, надевал трусы и шел в прихожую чистить обувь.
Ты что делаешь? кричала лисичка.
Чищу обувь.
Серьезно?! Мы же с тобой сексом заниматься собирались, а ты
Не хочу. Надо обувь почистить.
Григорий взглянул в носок ботинка и представил его торчащим из задницы снегиря, что нагадил ему в метро на плащ.
Точно, плащ!
Вскочил, снял с плечиков и бросил стираться вместе с другой одеждой. Охапка трусов, футболок, несколько пар носков. Пахнут застывшей спермой. Несмотря на сопротивление отцу, Григорий целиком перенял его правила ухода за гардеробом.
По вечерам, когда ему было особенно грустно, он занимался спортом, если это можно так назвать: отжимался, качал пресс, стоял в планке А еще перебирал одежду. Шкафа в комнате не было, одежда покрывалась пылью. Он сбрасывал все с рейла на пол, ставил доску и гладил до тех пор, пока запах пара не клонил ко сну. Что ни стресс, так вечера с ниткой и иголкой при слабом свете лампы, или в прихожей, теребя обувь щеткой.
Ему нравилось после смотреться в зеркало.
Ну не сумасшедший?
Отец хотел помочь сыну и решил привить ему привычку к спорту. Он брал Григория с собой на футбол, где играли дворовые команды. За школой была поляна, в прошлом вертолетная площадка. Из брусков соорудили конструкцию, подкрепленную у основания кирпичами, и назвали это «воротами». Их часто воровали ребята из соседнего двора. Звери приходили играть самые разные: город славился командой ежей из четвертого микрорайона, ведь они смогли вырваться на первенство региона. Их в первом же туре растоптала команда рысей.
Днем, по выходным, собирались желающие. Обычно двое, самые спортивные и харизматичные, назначались капитанами. Одним из них был отец Григория.
Сюда, отец показал на сына. Он не мог его не выбрать.
Ладно, фыркнул лемминг, второй капитан. Тогда Во, ты! Давай к нам.
Я? отозвалась касатка.
Да нет же! Он! на призыв откликнулся багровый тарантул.
И так до тех пор, пока не наберется по восемь игроков. Вот, остался крот. Никто не хотел брать его к себе, поэтому он был судьей и очень гордился своим положением.
Фол! кричал радостно крот.
Да ты чмо ослепшее, какой нахуй фол?! визжала ему обезьяна. До драк обычно не доходило.
Однажды Григорий смог забить гол после эффектного паса от второго нападающего, полосатого хамелеона, и это на долгое время стало единственным счастливым моментом в его жизни. Отец был горд сыном, ибо в нем загорелась мимолетная любовь к командному спорту. Но это был единственный хороший раз.
Интерес угас вместе с появлением других доступных занятий. Свои попытки отец в итоге оставил, появился второй сын.
Ничего в зеркале красивого не было. Григорий смотрелся, крутился, не понимал, чего ищет. Когда он гуляет, то смотрится в стекла машин или проходит мимо витрины, неважно, что за ними. Важно отражение. И в стекле балконной двери оно было.
Почему тебе всегда грустно, Григорий?
Он говорил лисичке, что до встречи с ней никогда не улыбался. Его даже на работу взяли именно из-за этого. Да, не без влияния отца, но последнее впечатление уже произвел сам Григорий. Впалые в череп глаза, прямая линия между губами, небольшие ямочки у щек. Молодой взгляд, не ведающий зла, но желающий. После общения с отделом кадров Григория встретил отец и спросил:
Ну как, сын?
Взяли.
Еще бы не взяли. И держат до сих пор, уже пять лет. На одной и той же должности. Во многом потому, что Григорий не стремится куда-то выше.
На понедельник запланирована важная встреча, о которой он не мог забыть, а хотелось бы. Встречаться с кадровиком или любым другим вышестоящим всегда стресс. Уволят, обязательно уволят. Изловчатся, но найдут причину расстаться с ним. Он боялся потерять работу, одну из немногих постоянных в вечном потоке перемен.
Нельзя утверждать, что он получал от нее удовольствие. Во многом это было прихотью отца. Рутина изо дня в день, между бумаг и машин, иногда представление результатов менеджеру, корпоративы в преддверии праздников, круг замыкался другим кругом.
Ну как, сын? интересовался отец.
Нормально. Скучно, правда.
Ничего, это работа.
Работа не может приносить удовольствия?
Не может, мне кажется.
Премию так и не прислали. Григорий взял телефон и написал большое сообщение, где требовал немедленно перевести ему причитающийся процент с контрактов за январь. Он за них долго бился, тратил время, льстил пустоголовому заказчику и справедливо считал, что заслужил премию сейчас. И ее обещали перевести в феврале, а от февраля скоро только памятки в календаре останутся.
Перечитав, Григорий заметил, сколько недовольства спрятал между слов и, отправь он такое письмо, в понедельник можно было бы обсуждать только его увольнение. Страшно попасть в немилость.
Лисичка говорила о том, как благостно влияет на Григория его новая работа. За эти пять лет он возмужал, поставил речь, избавился от мата, в большинстве своем неуместного. Да, может быть, работа менеджером по продажам в лизинговой компании не очень интересная, но зато доход стабильный и какое-никакое занятие.
А чего ты хочешь от жизни? спрашивала она.
Я? Не знаю.
Тогда ничего не будет.
Не будет. Совсем ничего.
Нельзя отрицать положительный вклад труда в жизнь Григория. Он смотрелся на себя в зеркало, на свой аккуратный синий костюм с клетчатой сорочкой. Самкам на работе нравилось, как он выглядел. И лисичке нравилось. Очень.
Когда Григорий приходил к ней в гости, она спешила прыгнуть ему на руки, расцеловать. Так радовалась она, что в ее жизни появился настоящий мужчина. Ответственный и серьезный. Вежливый, опрятный, не сулящий ей зла.
Здоровые отношения для многих уже запредельное чудо. Ведь ее коллеги маргиналы и дети мягкие создания, и те и те за разными шипами кроются. Что не особь слизняк! или тарантул с астмой. Они еще не поняли, сколько силы заложено в добротный внешний вид.