Хулия Альварес
Девочки Гарсиа
Оригинальное название
How the Garcia Girls Lost Their Accents
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
First published in the United States under the title: HOW THE GARCÍA GIRLS LOST THEIR ACCENTS: A Novel
© Julia Alvarez, 1991
Some of these stories have appeared, in slightly different versions, in The Caribbean Writer, The Greensboro Review, Third Woman, The Syracuse Scholar, Outlooks and Insights (St. Martins Press, 1983), Unholy Alliances (Cleis Press, 1989), The Writers Craft (Scott, Foresman Co. 1986, 1989), Heresies, the new renaissance, An American Christmas (Peachtree, 1986), MSS.
Published by arrangement with Algonquin Books of Chapel Hill, a division of Workman Publishing Company, Inc., New York.
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2023
* * *
Посвящается Бобу Пэку и, конечно, сестрам
Особо благодарю
Джуди Ярнелл
Шэннон Рейвнел
Сьюзан Бергхольц
Джуди Лискин-Гаспарро
Национальный фонд искусств
Научный совет Иллинойского университета
Фонд Ингрэма Меррилла
Альтос-де-Чавон
Билла,
compañero[1]
на протяжении всех этих страниц
Генеалогическое древо
* Деревенская женщина (исп.).
I. 19891972
Antojos
Йоланда
Престарелые тетушки полулежат в белых плетеных креслах, с треском раскрывая и резко захлопывая веера. И хотя за пять лет многие из них облачились в серые и черные вдовьи одежды, они мало изменились с тех пор, как Йоланда в последний раз была на Острове.
На менее удобных обеденных стульях среди тетушек цветными вспышками маячат кузины в бирюзовых комбинезонах и обтягивающих трикотажных платьях.
На отдельном столике стоит торт, окруженный маленькими кузенами, соперничающими за лучшие куски. Когда препирательства исчерпывают предел материнского терпения, их отзывают няньки, восседающие фалангой белых крахмальных униформ на табуретах в дальнем конце патио.
И пока никто не обернулся поприветствовать ее в дверях, Йоланда видит себя такой же жалкой, какой увидят ее собравшиеся: черная хлопковая юбка, трикотажная кофта, сандалии на ногах, непокорные черные волосы, сдерживаемые ободком. «Вылитая миссионерка, скажут ее кузины. Вылитая девица из Корпуса мира вроде тех, кто приносит миру сомнительное благо, запустив самих себя».
Из кладовой в столовую выглядывает служанка щуплая смуглая женщина в черной униформе кухонной прислуги. Вся ее голова покрыта крошечными косичками, закрученными спиралями и заколотыми невидимками.
Донья Кармен, обращается она к хозяйке, одной из тетушек Йоланды, спичек нет. Хусто пошел за ними к донье Лусинде.
Por Dios[2], Илюминада, распекает ее тетя Кармен, у тебя был целый день.
Служанка опускает взгляд на переплетенные пальцы вытянутых перед собой рук и Йоланде вспоминается иллюстрация из книги для актеров эпохи Возрождения. Сцепленные руки были на странице классических жестов. «Умоляющий жест», сообщала подпись. Такие же сцепленные в замок руки, прижатые к груди, к сердцу, принадлежали «любовнику, умоляющему возлюбленную о милосердии».
Собравшиеся замечают Йоланду. Кузина Лусинда затягивает приветственную песню под аккомпанемент нестройного хора маленьких кузенов.
Вот она, мисс Америка!
Йоланда хватается за лоб и, как ожидалось, театрально стонет. С трудом осилив первую строку, хор бросается вперед с объятиями, поцелуями и со стороны пары мальчишек ложными выпадами карате.
Выглядишь ужасно, говорит Лусинда. Слишком худая, и подстричься пора. Без обид.
Кузина Лусинда никогда не стесняла себя в выражениях. В дизайнерском брючном костюме, с пышной укладкой и высветленными прядями, она напоминает моделей из доминиканских журналов этот образ всегда ассоциировался у Йоланды с девушками по вызову.
Зажгите свечи, зажгите свечи! дружно скандируют маленькие кузены.
Тетя Кармен поднимает раскрытые ладони к небесам в жесте, несомненно подсмотренном у кого-то из друзей-священников.
Служанка забыла спички.
Ох уж эта прислуга! С каждым днем всё хуже, доверительным тоном сообщает Йоланде тетя Флор, одарив ее фирменной улыбкой.
Кузины называют тетю Флор политиком. Ее улыбка не меркнет ни при каких обстоятельствах. Говорят, однажды, во время незнамо какой по счету революции, некий радикальный молодой дядюшка и его жена заявились к тете Флор среди ночи в поисках убежища. Тетя Флор встретила их на пороге коронной улыбкой: «Как любезно с вашей стороны ко мне заглянуть!»
Позволь рассказать тебе о последней выходке одного из моих, продолжает тетя Флор. Вчера шофер повез меня на новенну[3]. Вдруг машина дергается вперед и глохнет, прямо на улице. Учитывая положение, сама понимаешь, как я встревожилась: большая машина застряла посреди университетского barrio[4]. «Сезар, говорю я, в чем дело?» Он чешет затылок: «Не знаю, донья Флор». Какой-то добрый малый останавливается помочь, проверяет все и говорит: «Ба, сеньора, да у вас кончился бензин». Бензин кончился!.. Представляешь? Тетя Флор качает головой. Шофер, который не в состоянии держать машину заправленной! Добро пожаловать домой на твой маленький Остров! Она с улыбкой распахивает веер. Так прекрасные дикие птицы расправляют серебряные крылья.
Повинуясь собственническому рывку одного из маленьких кузенов, Йоланда позволяет подвести себя к столу с тортом, по случаю праздника накрытому кружевной белой скатертью и убранному нарядными накрахмаленными салфетками. Она делает удивленное лицо при виде торта в форме Острова.
Это мами придумала, сияя, объясняет дочка Лусинды.
Мы зажжем свечи везде, добавляет другая маленькая кузина.
Ее лицо смутно напоминает кого-то из рода Йоланды. Должно быть, это дочь Карменситы.
Не везде, поправляет ее старший брат. Свечи только для больших городов.
Везде! настаивает реинкарнация Карменситы. Ведь правда, мами, везде? она обращается к женщине, чье стареющее лицо менее знакомо Йоланде, чем его детская копия.
Карменсита! вскрикивает Йоланда. Я тебя сначала не узнала.
Старше, но не мудрее, изрекает Карменсита по-английски это результат двух-трех лет, проведенных ею в школе-пансионе в Штатах. На учебу в университете остаются только мальчики. Мы решили отметить твое возвращение тортом «Остров»! продолжает она по-испански.
Пять свечей, пересчитывает Лусинда. По одной на каждый год, когда тебя не было!
Пять крупнейших городов, объявляет маленький всезнайка-кузен.
Нет! возражает его сестра.
Их мать склоняется над ними в роли миротворца.
Йоланда, ее кузины и тетушки сидят в ожидании спичек. Сквозь лозы бугенвиллеи, карабкающиеся по стенам патио, ползущие по решетчатой крыше и роняющие малиновые и пурпурные цветки, просачивается позднее солнце. Патио тети Кармен место сборищ всего участка. Она вдова главы клана, поэтому ее дом самый большой. По ухоженным садам за ее патио расходятся в разные стороны узкие каменные тропинки. После торта и cafecitos[5] кузины разойдутся этими тропками по своим домам на огороженных участках. Позже они будут приглядывать за тем, как кухарки стряпают ужин для их мужей, которые разом устремятся домой по окончании «счастливого часа». Один из кузенов как-то похвастался, что этот вечерний час должен называться «часом шлюх». И не преминул растолковать Йоланде, что в это время доминиканские мужчины определенного класса заглядывают к любовницам по дороге домой.
Пять лет, со вздохом говорит тетя Кармен. Уж на сей раз мы ее хорошенько побалуем, чтобы она больше не отлучалась так надолго. Тетя склоняет голову набок в знак солидарности с остальными тетушками и кузинами.
Бесполезно, говорит тетя Флор. Вы, четыре девочки, пропадаете там, наверху. И с улыбкой показывает подбородком в небо.
Ну, так как вы поживаете, четыре девочки? с хитринкой во взгляде спрашивает Лусинда. В подростковом возрасте Йоланда и ее сестры приезжали на летние каникулы и шокировали кузин с Острова рассказами о своих эскападах в Штатах.
На хромом испанском Йоланда докладывает о делах сестер. Стоит ей перейти на английский, как ее одергивают: «¡En español!»[6] Тетушки настоятельно уверяют, что чем больше она будет практиковаться, тем скорее вспомнит родной язык. Да, а потом она вернется в Штаты и обнаружит, что стала внезапно забывать английские слова или, подобно своей матери, путаться в устойчивых выражениях. Впрочем, на сей раз Йоланда не уверена, что вернется. Но это секрет.
Расскажи нам, чем конкретно ты хочешь заниматься, пока будешь здесь, говорит Габриэла, красивая молодая жена Мундина, принца семейства. Своей бледной кожей и выразительными темными глазами героини любовного романа она вновь напоминает Йоланде о сцепленных на груди руках любовника. Хотя сама Габриэла донельзя прямолинейна. Если у тебя нет планов, то, поверь мне, тебя завалят приглашениями, от которых ты не сможешь отказаться.
Назови нам любой, даже самый маленький antojo! подхватывает тетя Кармен.
Что такое antojo? спрашивает Йоланда.
Так и есть! Тетушки правы. После стольких лет вдали от родины она начала забывать испанский.
Честно говоря, это слово не так-то просто объяснить. Тетя Кармен обводит вопросительным взглядом остальных. Как бы выразиться точнее? Antojo это когда тебе очень хочется что-то съесть.
Габриэла раздувает щеки.
Калории.
Antojo, продолжает тетушка постарше, это старинное испанское слово. Оно употреблялось, когда этих ваших Соединенных Штатов еще и в помине не было, язвительно замечает она. Собственно, в сельской местности до сих пор можно встретить campesinos[7], которые используют его в старом смысле. Альтаграсия! подзывает она одну из служанок, сидящих в другом конце патио.
К женщинам подходит крохотная старушка с собранными в тугой седой пучок волосами. Ее просят объяснить Йоланде, что такое antojo. Она прячет свои коричневые руки в карманы униформы.
Uté que sabe, вполголоса отвечает Альтаграсия. «Вам лучше знать».
Полно тебе, Альтаграсия, укоряет ее хозяйка.
Служанка повинуется.
У меня в campo[8] мы говорим, что у человека есть antojo, когда в него вселяется santo[9], который чего-то хочет. Альтаграсия пятится и, поскольку никто ей не препятствует, поворачивается и отправляется назад к своему табурету.
Я скажу вам, чего хочет мой santo после этих пяти лет, отвечает Йоланда. Мне не терпится поесть гуав. Пожалуй, сорву парочку через несколько дней, когда поеду на север.
В одиночку? при этой дикой мысли тетя Кармен качает головой.
Здесь тебе не Штаты, со снисходительной улыбкой замечает тетя Флор. В этой стране женщины не путешествуют одни. Особенно в нынешнюю пору.
Ничего с ней не случится, успокаивает остальных Габриэла. Мундин будет в отъезде, так что можешь взять одну из наших машин.
Габи! Лусинда закатывает глаза. Ты с ума сошла? «Вольво» в глубине страны при нынешней обстановке?..
Габриэла вскидывает ладони.
Ладно, ладно! Есть еще «датсун».
Не хочу никому причинять неудобства, отвечает Йоланда. Все это время она держала рот на замке, надеясь, что могучая волна традиций прокатится по ее жизни и разобьется о какие-нибудь другие женские берега. Когда ропот иссякнет, она планирует снова всплыть на поверхность и поступить по-своему. Краем глаза она видит Илюминаду, входящую с коробком спичек на маленьком серебряном подносе. Я поеду на автобусе.
На автобусе!.. Родня разражается единодушным хохотом. Маленькие кузены подходят ближе, чтобы присоединиться к смеху и поучаствовать во взрослом веселье.
Йоланда, mi amor[10], ты слишком долго отсутствовала, поддразнивает ее Лусинда. Только представьте! веселится она. Йойо залезает в старенький camioneta[11] вместе со всеми campesinos, их бойцовыми петухами, козами и свиньями!
Смешки и покачивания головами.
Я могу за себя постоять, заверяет их Йоланда. И о каких бедах вы все время твердите?
Не слушай их, Габриэла машет рукой, словно отгоняя назойливую муху. У нее длинные, заостренные пальцы; свадебное кольцо спаяно с помолвочным в один толстый обруч. «Так проще», как-то объяснила она, дав Йоланде его померить.
За последнее время случилось несколько досадных инцидентов, говорит тетя Кармен тихим голосом, не терпящим возражений. Все-таки именно она правящая глава семьи.
Будто в подтверждение ее слов по стороне патио, выходящей на задние сады, проходит частный охранник, бряцая оружием. На нем армейская форма цвета хаки, на плечо вскинуто ружье. Высокая стена окружала этот участок, сколько Йоланда себя помнит. В детстве она была убеждена, что эта стена нужна, чтобы удержать море, если во время шторма оно поднимется до склона холма, на котором построены дома их семьи.
Положение не сулит ничего хорошего. Тетя Флор снова лучезарно улыбается. В книге для актеров эпохи Возрождения эту застывшую улыбку назвали бы «Дама, застигнутая за невольной улыбкой». Да будет тебе известно, что ходят разговоры, будто в горах свирепствуют guerrillas[12].
Габриэла морщит нос.
Мундин говорит, что это всего лишь сплетни.
Бесшумно подкравшаяся к ним Илюминада подает хозяйке спички. В меркнущем свете патио выражения ее смуглого лица не разглядеть.
Тетя Кармен встает и подходит к торту. Она зажигает свечи и кладет догоревшие спички на поднос, протягиваемый Илюминадой. Один огонек за Санто-Доминго, один за Сантьяго, один за Пуэрто-Плату. Дети умоляют, чтобы им разрешили поджечь оставшиеся города, но не тут-то было: тетя Кармен говорит, что они могут только задуть свечи и, конечно же, съесть торт. А зажигать дело взрослых. Когда все свечи оказываются зажженными, кузины, тетушки и дети собираются вокруг торта и задорно поют Bienvenida a ti[13] на мелодию «С днем рождения».
Йоланда смотрит на торт. Перед ней пылает маршрут, который она составила для себя на карте: через горы к северу от города на побережье. Когда песня подходит к концу, кузины требуют, чтобы она загадала желание. Йоланда наклоняется вперед и закрывает глаза. Она хочет столь многого, что сложно выбрать единственное желание. За последние двадцать девять лет, прошедшие с тех пор, как ее семья покинула этот остров, на ее пути было так много остановок. Они с сестрами вели слишком бурную жизнь: много мужей, домов, работ, неверных поворотов. Но только взгляните на ее кузин женщин со своим домашним хозяйством и уверенными голосами. «Пусть это окажется моим домом», загадывает Йоланда. Она представляет себе тихую, загадочную группу служанок в конце патио, Альтаграсию, держащую ладони на коленях.
Но к моменту, когда она решает открыть глаза, полдюжины ее маленьких заместителей уже задули все свечи. Семейство хлопает в ладоши. При дележке городов вспыхивают небольшие ссоры: оба мальчика Лусинды хотят Сантьяго, поскольку ездили туда летать на планере на прошлых выходных; и дочь Лусинды, и дочь Карменситы требуют столицу, потому что обе там родились, хотя одна из них готова поступиться столицей ради Ла-Романы, где у семьи есть пляжный домик. Но, разумеется, Ла-Романа уже отдана маленькой крестнице тети Флор. Девочка страдает астмой, а потому ей нельзя перечить. Охрипшая от укрощения этой шумной ватаги, Лусинда протягивает нож Йоланде.
Это твой торт, Йойо, тебе и решать.
На дороге, ведущей через предгорья, могут разъехаться только две маленькие машины, поэтому на каждом повороте проинструктированная кузинами Йоланда сбрасывает скорость и сигналит. Сразу за одним из крутых поворотов возведен маленький кенотаф La Virgen[14], окруженная тремя свежепобеленными бетонными крестами.