Да, да, конечно. Партнёр пододвинуло ему тарелку ещё ближе.
Эти указатели помнишь, я говорило? У ремонта моста. В прошлом цикле, я дорогу подсказало. В реестре сказано, что знак запрещает движение на объекте, а пешеходы, там так же указано, не двигаются, а ПЕРЕдвигаются. Вилка насадила запечённого кальмара. Если нет разницы, тогда зачем создавать разные слова? Вилка потянулась ко рту, но остановилась. Или вот такой вопрос ещё: дорога для движения транспорта. Тротуар, для передвижения пешеходов. На сибайке в плотных водах или велосипеде у горы нужно передвигаться по дороге, так как это транспортное средство. Если я устало и иду пешком, то я пешеход и велосипед я качу рядом с собой, но теперь я должно идти по тротуару. Допустим, машина заглохла. Я её толкаю по дороге, по обочине. Я не выруливаю её на тротуар, хотя, по идее, должно. Оно опять потянулось к еде и вновь заговорило. Или ребёнок идёт и у него на верёвочке, сзади, игрушечный грузовичок тянется, где оно должно идти? Что за слагнайя? Каковы правила размеров, где нормы, почему это не регулировано, а штрафы выписываются?
Тебя штрафовали?
Нет Оно наконец зажевало кальмара, что не помешало ему ответить. Но кого-то же да.
Кого?
Не знаю Кальмар оказался вкусен, но вкус его уже так не радовал. Но кого-то же точно должны были
Негодуя, Игорь доело, помылось и постиралось. Не смогло отвлечься и разделить постель с наконец подгадавшей свой график под общую свободную смену троицей. Всё, на что оно способно, как все поняли, это опечалить любящих его существ. Так что оно погрузилось в книгу, уходя в приятного ему автора. Ему не нравилась нерешимость главного героя книги, но оно понимало фантастический мир, созданный писателем, где общество почти так же задавило маленькое существо. Слегка позавидовав тому, что даже этот, всем неизвестный автор внёс как-то свою лепту в века, Игорь не выловило главных заложенных мыслей книги осознанного существования через вопрос «Зачем?» и понятия «Необходимости», а нашло для себя другое приятное: Аккуратность. Оно перенесло эту мысль в Дуон. Именно аккуратности, и не хватало окружающим. Они скажут слово, не задумавшись, а слово это может перевернуть судьбы, уничтожать поколения и создавать великое. Существа строили этот мир, формируя какие-то правила и законы, но сами же в них не способны ориентироваться. Всё вокруг кажется недоделанным, слегка тронутым, как-то не так пододвинутым. А хотелось: Если делать, так делать, либо не трогать вовсе. Мы не можем быть не аккуратными, мы обязаны проявлять осмотрительность, чтобы ни допустить повторения исторических ужасов, как например со Слагнаей. История давно забытого учёного.
Радиоактивность открытых лучей источника открыли совсем недавно, относительно открытия их пагубного воздействия. Раньше существу просто становилось плохо и оно умирало. Потом общество заметило, что живущие существа на прямых лучах источника чаще заболевали, умирали, тогда ещё по непонятным причинам и вечно жаловались на плохое самочувствие. Причём разница расстояния от источника была не важна, главное, как выяснилось позже, угол падения и степень фильтрации принимаемых телом лучей.
Миллионы циклов назад, ещё ползающие, извивающиеся по дну, эволюционирующие существа, инстинктивно стали прятаться от открытых лучей, но приближаться как можно ближе к источникам. Подберёшься слишком близко обожжёшься, отдалишься замёрзнешь. Важно держать грань. Тепло запускает все жизненные процессы, ускоряет рост растений, позволяет легче и быстрее двигаться. Жизнь проходит легче, но и быстрее. На холоде же всё застывает, все ни хотят шевелиться, от плотности тяжело подниматься, ты не тратишь себя и сохраняешься. Метаболизм почти останавливается и средняя продолжительность жизни увеличивается чуть ли не в два раза. Но жизнь ли это?
Когда приматы социализировались, один умник обдумало: Почему бы не направить все улетучивающиеся над его жилищем лучи, прямиком на крышу дома, тогда же согреться можно. Оно расправило отражающий брезент из очищенных бликовых шкур, под таким углом, чтобы сверху на дом падало в три раза больше энергии. Дом действительно прогрелся. Зелень покрыла всю ближайшую почву вокруг дома, и в холодное время цикла, там было тепло и легко, как у самого источника.
Через цикл у него заболело колено. Оно подумало, что как всегда это, или от возраста. Через три цикла начали учащаться болезни у детей. Они дольше выздоравливали и тяжелее переносили невзгоды. Через шесть циклов и у взрослых появились отчётливо выделяющиеся проблемы. Зубы лезли один за одним, кожа покрывалась нарывами, ногти слоились. Нужно было лечение. Отвары не помогали. Мази, той, ещё зарождающейся медицины, не справлялись. Советовали грелки ставить. Назначенное прогревание умник решило проводить семье не компрессами, а направленными сконцентрированными лучами, прямиком на грудную клетку. Оно обклеило вогнутые дощечки бликовыми шкурами. Долгие смены вымеряло углы искривлений, для точного направления всех развеивающихся лучей. Оно пилило, клеило, чертило. Дети смотрели на него, кашляли, и радовались, что роститель делает всё, чтобы вылечить их.
Через шесть циклов умер первый его ребёнок, за ним второй. Каждую смену умник держало их под прямыми, сконцентрированными лупой лучами. Оба партнёра покинули умника. Ещё через цикл оно узнало, что их состояние улучшилось. Оно сорвало брезент, и стало записывать показания. Выписало в подробностях количество получаемого света, ориентировочное пребывание под ним, выделяемое тепло и различные этапы разложения организма. Для подтверждения оно хотело начать опыты на рыбах, но не успело, организм разваливался быстрее чем восстанавливался.
Оба его партнёра опубликовали диссертацию и университеты начали свои собственные опыты. Тогда появилась единица Слагная. Соотношение количества и качества, падающих под определённым углом лучей, к влиянию на организм. Никто не понимал, как она работает, но благодаря формуле, научились ею орудовать.
Всё это было в древнем, тогда ещё не замёрзшем, Онионе. Позже, уже в новом Дуоне, с развитием технологий, Слагнаю долго исследовали и меняли её формулу открывающимися дополнениями. Будь то открытая клетка, единица живого организма, составляющие частицы лучей, разложенные на спектры, среда распространения, отражающие поверхности. А степень воздействия оказалась радиационным влиянием частиц фотонов на изменения внутри ядра клетки. Получившееся называли известной мутацией, проявляющейся в виде разложения или развития. Слагная должна была исчезнуть, в связи с более подробным разбором, однако к этому моменту имя того учёного превратилось в нарицательное, из одного явления в нечто обобщённое. Общество очень любило заимствовать слова. Дурное влияние одноклассников на твоего ребёнка ещё та Слагная. Подхватил от кого-то кашель повышенная Слагная в общественных местах. Многие уже и не знали изначального определения этого слова, однако свободно орудовали всяческими отраслями Слагнаи.
Некоторые даже думали, что границу жизни назвали Слагнаей как раз из-за общественной обиходной семантики этого слова, а не наоборот. Тем не менее границу жизни назвали таковой из-за смертельно опасного количества единиц Слагная за её пределами. Причём для определённых видов растительности благоприятность среды только увеличивалась. Оттого на границах в основном и выстраивались фермы и теплицы. Причём их в настоящее время стали делать мобильными в связи с неспокойностью источника. Извергающиеся потоки энергии могли в холодные четверти цикла светить ярче, но давать меньше тепла. Или случалось, по несколько смен в тёплые четверти цикла купол полностью обесцвечивался и тускнел почти до полной темноты, однако тепло всё так же сильно раздавалось в округе. Теплицам же важно ловить именно прямые световые лучи с их пагубной для существ радиацией, поэтому их устанавливали на равнинах, с возможностью быстрого передвижения от скачущих теней горы.
Ландшафт в стороны от Дуона в основном холмистый. Тени от источника выстилаются не ровными, и выстроить в пределах мегаполиса у подножья горы плантации проблематично. В сторону малой реки от изломанного каньонами хребта располагались земли племенных кочевников и старый договор нарушать не выгодно. В другую сторону от большой реки хребет опускался до уровня земли и дальше тянулся пустошью, хоть эти места и отводилось вольным народам, но когда приняли решение сажать и копать в той стороне, то вольные народы просто пододвинули глубже в тень горы. С акциями, протестами, набегами, не без жертв, но в основном тихо и мирно.
Руду добывали в разломах. На блуждающую полутень источника ставили теплицы. В километре от них и от смертоносного света в свинцовых фургонах ютились работники, иногда выезжая для сбора, обработки или посева. К этим предприятиям тянулось ответвление пневмотрубы с железной дорогой под ней. В другую же сторону от источника пневмотруба стояла законсервированной, но и там шевелилась какая-то жизнь.
Не одни теплицы ловили губительные и спасительные лучи, а также и одинокая сеть зеркально-линзовой системы, расположившаяся далеко за хребтом, на последнем возвышении перед холодной пустыней тянувшейся до самого купола. Здесь пространство для обзора оставалось наименее загрязнено. Над всем Дуоном скапливался смог выхлопов, развеянных фекалий живности и флюористирующих планктонов. Дальше в пустошь к куполу по границе Слагнайи гора источника скрывалась ландшафтом. Для поддержания жизни в столь удалённых краях нужны либо подземные гейзеры, либо неиссякаемые батареи, либо панели, как раз стоящие развёрнутыми вдали от смотровой обсерватории. Дважды в смену механические дворники запускались и стирали с них пыль, мох и принесённый течением мусор из города. Когда дворники заедали, к ним в защитном костюме выпрыгивало смотритель. Карабинами оно перестёгивалось между страховками, в случае сильных потоков, а при спокойной воде именно прыгало между поручнями, высоко взлетая и долго и плавно приземляясь. В такой плотной воде можно спокойно плыть, но сил на это у него не было, да и время незачем экономить его ничто не подгоняло. Радиации оно не боялось, зубы его и так сами шатались от возраста, набегов племенных здесь не бывает, им не добраться, и отчёты уже некому отправлять.
Линзовые телескопы перестали монтировать ещё при прежнем смотрителе этой обсерватории. Тогда начали возводили сонарные телескопы и осваивали радиотелескопы. Существа поняли: чтобы видеть, необязательно смотреть. Все линзовые телескопы в Дуоне перестроили, а за хребтом забросили. Без спонсирования с доставкой энергии и провизии в таком отдалении выжить невозможно. К этому времени как раз появились панели. Свет источника гоняет электроны между слоями фотоэлементов и по проводам тянет электричество в обсерваторию. Ближе к Дуону находились племенные народы, а за ними разломы и скалы, дальше за этой возвышенностью тень и толща воды, способная раздавить любое существо. Это место осталось последним идеально подходящим для наблюдений.
Смотритель не один десяток циклов следило за исправностью всех механизмов, протирало стёкла и заменяло ржавеющие запчасти. Оно привыкло к плотности и подобно племенным народам научилось не спешить в передвижениях. Подружилось с редкими обитателями, раз в цикл встречаемыми где-то на горизонте. Снимало температурные показатели, сейсмическую активность, простукивало и прозванивало плиты. Записывало изменения потоков, сезонные миграции рыбьих стай, скорость нароста и таянья льдов. Раз в цикл запускало дребезжащий мотороллер, собранный из двух мотоблоков и выезжало до ближайшей станции, где встречало курьера либо находило доставленный им провиант. Оставляло там копии измерений, графики, заметки и свои личные наблюдения. При случаях поломок, травм или экстренных необходимостей в одинокой будке станции имелся маяк. Кислородный шар выпускался на пятьдесят метров ввысь и моргал целую смену на батарее или больше от крутящегося генератора. Курьер из далёких окраин деревень каждую смену осматривало в бинокль темнеющие направления станций, готовое сорваться на помощь. Но до станции ещё нужно добраться как помощи, так и пострадавшему.
Смотритель сейчас как раз дёрнуло страховочное кольцо и шар на крыше станции раздулся. Трос натянулся, но свет не пошёл. Смотритель откинуло корпус батареи, провода все на месте. Оно высвободило руку из перчатки и коснулось контактов. Едва ощутимое жжение пошло от плюса к минусу накопителя, недостаточное даже для одной вспышки. Смотритель сняло с крюка ручку и вставило её в пазуху. Первые обороты лишь выгоняли ил из шестерней, но через минуту ход упростился, батарея накопила энергии и сверкнула первая вспышка.
Смотритель скинуло защитные очки и из-под шапки глядело в окно на зеркало мотороллера, обращённое вверх. Ещё через десяток поворотов шар моргал дважды в минуту, но света никто не видел. Курьер в этот момент как раз сворачивало бинокль в сумку, закончив осмотр. Оно устало. За девяносто циклов работы экстренная помощь понадобилась всего раз, и то после общей встряски Дуона. Теперь же всё спокойно, и оно собиралось дать себе выходной, ведь ему за осмотр даже и не платят.