Через пятнадцать минут он ерзал за столиком «Чайничка», изнывая от нетерпения и страха: а вдруг Бакеев не придет, или вдруг Паша его не узна́ет? Честно говоря, ни внешности Бакеева, ни обстоятельств знакомства, ни хорошей статьи, получившейся по итогам, Паша совершенно не помнил.
Бакеев пришел, Паша узнал его сразу, хотя тот сильно постарел, полысел и стал как будто ниже ростом, и заметка тут же вспомнилась: про массовое отравление казахской якобы водкой. Ничего особенного, но хотя бы не стыдная. Для «Пламени» из этого ничего не вычмокать. Осталось надеяться, что Бакеев занимался не только паленым бухлом.
Уже через пять минут Паша спросил, едва сдерживая восторг: «Вы не против, если я записывать буду?» Бакеев кивнул и спросил с лукавой усмешкой:
Достойная тема, считаешь?
Не то слово, заверил Паша.
Глава третья
Но объемы там, конечно, пропыхтела Аня, с подшаркиванием обходя спиной переполненную уже тележку, просто перебрать Жизни не хватит.
Наташа в тон ей пропыхтела:
Так всё перебирать и не надо Задача пяток непозорных выдернуть, и гори остальное Кладем.
Они, тоненько охнув, водрузили кипу газет на холм, выросший Ане по плечи. Наташа продолжила, устало разминаясь:
А так-то всё когда-нибудь кончается. Даже бумага. Как сейчас. Уфф. Неужто всё?
Она, пошатнувшись, заглянула в конференц-зал и негромко сообщила:
Всё. И даже не вспотела. Ура.
Аня вяло обозначила ликование.
Наташа длинно выдохнула, заперла конференц-зал и с отвращением посмотрела на темно-серые ладони. Аня протянула ей санитайзер и крем. Обе принялись растирать руки. Наташа объяснила:
Ремонт сделаем и нормальную постоянную редакцию здесь устроим. Спасибо, Ань. Теперь марш соцсети охмурять.
Ы-ы, сказала Аня, с радостным изумлением понимая, что с Наташей можно общаться легко и свободно, как с бабушкой и Софьей, а больше, пожалуй, ни с кем и никогда. Может, еще погрузить чего?
Молодежь любит выкладываться в ютубе и тиктоке, трындеть в телеге и мессенджерах и богически шарит в SMM, назидательно сообщила Наташа.
Огась. Но ой там ну-удные все Кстати, Наташ. У нас же чисто областной проект? Из других регионов, тем более не соседних, читатели нас не интересуют? Поволжье там, Сибирь?
Особо нет, но интернет-версия нонче поважней бумажной, а интернет один на всех. Так что грубо посылать никого не надо.
Ы-ы, римейк.
Ра-бо-та у вас та-ка-я, нараспев сказала Наташа. Первый номер спихнем повеселее будет. Тележку старьевщики отсюда заберут, не трогай даже. Могли бы и загрузить сами, засранцы.
Она улыбнулась.
Благодарю за службу, товарищ редактор. Ладно, я сегодня добрая: плюем на SMM. За проявленные героизм, стойкость и мужество А, нет, девичество так надо теперь, да? В общем, за это всё можешь пораньше свалить.
Ага, только почитаю еще чуть-чуть.
Маньяк, восхитилась Наташа. Я-то точно прямо сейчас валю. Дела, брат. А ты прямо сейчас беги в бухгалтерию, это восьмой кабинет. Там тебе объяснят, как карточку под зарплату оформить.
Аня, мгновенно просияв, хотела что-то спросить, но не решилась. Наташа сказала:
Оклад милипизерный. Премии от тебя зависят: сданные и проработанные объемы, трафик, капитализация и другие страшные слова. Чмоке, я на телефоне.
Спасибо, тихо сказала Аня и часто заморгала.
Наташа, не услышав, зацокала прочь, но вдруг остановилась.
Кстати, там рядом, в седьмом, машинистки от безделья изнывают. Можешь им эту хрень в перепечатку отдать, в телефоне читать всё удобней. И мне бы файлик скинула. Интересно же, что за шедевр нас ждал столько лет.
Да там лучше фрагментами, я как дочитаю, выделю и отдам набирать, конечно. Целиком ну, жалко же людей просто.
До-обрая, протянула Наташа и взглянула на часы в телефоне. Умеешь заинтриговать. Пошли, посмотрим твою жемчужину.
Можно я дочитаю сперва? нерешительно спросила Аня. Я прямо завтра постараюсь.
Наташа мотнула головой.
Тут показывать надо. Не волнуйся, я быстро, мне ж бежать пора.
Пока они шли по коридору, Наташа вдруг сказала:
Забыла тебе важную вещь объяснить. Редактор человек, который переписывает с мудацкого на человеческий. Это не только замена ненужных слов нужными и не только выбрасывание лишних кусков. Автор, так часто бывает, сам не понимает, что написал. Он думает, что роскошный рипорт со скандального совещания принес, а там существенного только одна реплика в конце через запятую. Задача редактора увидеть ее и заставить автора сделать новый текст из этой реплики, а старый выбросить нафиг. И ты всегда должна Слушай, они, похоже, расплодились, пока нас не было.
Аня, сконфуженно оглядев кабинетик, вынула рукопись из ящика заваленного бумагами стола и протянула Наташе. Наташа отвернула обложку, хмыкнула над псевдонимом и принялась медленно листать.
Я приберусь, простите, покусав губы, обещала Аня.
Я тебе деньги, пусть и маленькие, не за уборку платить собираюсь, а за рассеянно протянула Наташа и запнулась. Вот это Что?..
Ну там сразу жесть, я говорила.
Наташа стремительно побледнела и замерла, не дыша. Только глаза ее раз за разом сбегали по строчкам вниз и вверх. Через несколько секунд она уронила рукопись на стол, но позы не сменила: так и стояла, уставившись на свою поднятую руку.
Наташ, плохо? перепугалась Аня. Сердце, да?
Наташа вздрогнула и сделала шаг назад, потом еще один.
Да, сказала она. Нет. Вспомнила просто. Шакалы, блядь. Нахер его.
Наташа сказала Аня в ужасе и замолчала, потому что не понимала, как продолжить.
Наташа зажмурилась, от ресниц разлетелись крошечные капли. Она вжала пальцы в губы, будто чтобы затолкать обратно то ли слова, то ли крик, заполнивший горло, развернулась, вышла из кабинета и уцокала по коридору. Поодаль хлопнула дверь.
Аня растерянно подняла рукопись, оглядела ее и отложила. Подкралась к двери, прислушалась, замерев, и тут же поспешно отступила к столу. Дверь поодаль хлопнула снова, щелкнул замок, зацокали каблуки. Наташа в накинутом пальто и с сумочкой, не глядя на Аню, остановилась, покачиваясь, и велела:
Нахер шакала, поняла?
Аня умоляюще спросила:
Какого шакала, Наташ?
Наташа приоткрыла рот, захлопнула его, махнула рукой и отрезала:
Ладно, потом. Всё потом.
Она развернулась и почти побежала к лестнице и по лестнице вниз.
Аня растерянно слушала затихающий цокот.
Глава четвертая
«Вычурно ажурные раскаты цокота новомодных копыт самоуверенной в присущей безнаказанности самочки вопиюще просеивались»
Нет, не так, подумала Аня, и продолжила не читать, а будто синхронно переводить в уме, выковыривая смысл и суть из напыщенных глупостей.
Элегантная девушка с цокотом проскочила мимо. Змей не обратил на нее внимания. Ему были куда интереснее возгласы в глубине двора хрущевки, мимо которой он неторопливо шагал, сунув руки в карманы жилетки.
На балкончике второго этажа колыхалась крупная бабка в синем халате в цветочек, то кренясь в сторону тополя, ветка которого почти касалась перил, то боязливо отшатываясь. Она подзывала крупного серого кота, застывшего в развилке тополя:
Мундисабель, иди-иди сюда, чего дам, кис-кис. Ну иди, миленький, ну свалишься же опять, паразит такой.
Змей медленно приблизился к тополю, разглядывая двор. Соседи увещеваний бабки, похоже, не слышали. Людей не было видно ни на лавочках, ни на балконах, ни за стеклами окон. Призывный взгляд на Змея устремлял только пролетарий, спасавший мир на старом панно, украшающем торец пятиэтажки по ту сторону проспекта.
Бабка заметила Змея, когда он замер в нескольких шагах от тополя.
Молодой человек! провозгласила она. Молодой человек, вы меня слышите? Помогите, пожалуйста! Кот на дерево удрал, паразит безмозглый. Обратно вернуться боится, слезать не умеет. Помогите старухе, пожалуйста. По гроб жизни буду обязана.
Змей, качнув длинным козырьком, подошел к стволу и, поглаживая кору в районе еле заметной надписи «В+К=?», прицельным взглядом смерил путь до кота. Потом снял жилетку, затолкнул ее ворот за ремень сзади и довольно ловко, хоть и явно оберегая правую ногу, принялся карабкаться вверх, не обращая внимания на квохтание бабки.
Ой спасибо, ой дай бог вам здоровья, молодой человек, а то МЧС больше не приезжает, дармоеды, проголодается сам слезет, говорят, а у него почки больные, ему нельзя же, осторожней только, молодой человек, умоляю, рукой вон туда лучше.
Змей молча перехватил метнувшегося было прочь кота, запихнул его в мешок, сделанный из жилетки, и спустился, не реагируя ни на вопли и дерганья животного, ни на причитания и благодарности с балкона.
Ох спасибо-то, квохтала бабка, герой молодой человек! Вот сейчас осторожней, ай молодец! У меня третий подъезд, с той стороны вход, сорок шестая квартира, я чай уже ставлю. А тебе, зараза серая, веником по морде сейчас!
Змей понес кота за угол дома, убедился, что никого нет ни с фасадной стороны, ни в темном подъезде, и прихрамывая, но почти беззвучно поднялся на такую же сумрачную площадку второго этажа. На ходу он выпутывал из жилетки сопротивляющегося кота, жестко придерживая его загривок.
Бабка уже ждала его в приоткрытом проеме двери, едва не приплясывая от нетерпения.
Сюда-сюда, молодой человек, вот спасибо-то, чайку сейчас, закипает уже, орет еще, хлында, больше не сбежишь
Только тут она разглядела, что Змей держит возмущенно орущего кота за шкирку на весу.
Ой, молодой человек, зачем так сильно, не надо
Она задохнулась от недоуменного возмущения, но выразить его не успела: Змей швырнул кота бабке в лицо. Кот с воплем впился когтями, куда смог. Бабка, ойкнув, стремительно попятилась и, споткнувшись о порог, с шумом ввалилась в квартиру.
Змей вошел следом. Шум за пару секунд скакнул до пугающей громкости: кот взвизгнул басом, бабка попыталась его перекричать, и смолк после звучного удара.
Из квартиры выскочил и опрометью унесся вниз по лестнице перепуганный кот. Следом выглянул Змей с синим пояском от халата, свисающим с руки. Змей огляделся, прислушался и скрылся в квартире, несильно хлопнув дверью.
Глава пятая
Аня вскинула голову и прислушалась. В хлопанье дверью не было ничего особенного, тем более в здании издательства, пусть и малонаселенного. Набор темпераментов едва ли не превосходил ассортиментом численный состав сотрудников, многие двери поддавались только сильным, и вечерний час на эти кадровые и фурнитурные особенности почти не влиял. Однако синхронизация текста и реальности заставляла напрячься.
Приближавшиеся шаги раскатывались по темному коридору так, что от крестца к затылку проходилась массажная щетка.
Аня, стараясь почему-то быть беззвучной, завозилась в кресле, на котором стояла коленями, и с испуганной неловкостью, едва не потеряв равновесие, сунула ноги в сапожки. В дверном проеме появилась невысокая фигура, и Аня выдохнула. Вахтер это был, с первого этажа. Болтливый, но безобидный старичок со старообрядческим каким-то именем.
Девушка, вы же «Пламя», да? осведомился он, пытаясь рассмотреть лицо Ани над уткнувшимся в стол конусом света. Добрый вечер. Тут электрик пришел, говорит, надо, где старые рукописи, дополнительную подсветку сделать. Это где?
Аня задвигала ящиками стола, одновременно ерзая пятками, чтобы сапожки сели как надо.
Сейчас, сказала она торопливо. Я покажу, секундочку.
Ключ нашелся, естественно, в почти пустом верхнем ящике, куда Аня его положила и где двумя секундами раньше обнаружить его не удалось.
Пойдемте, предложила она, пытаясь высмотреть электрика за вахтерской спиной. Только там вообще света нет, не только дополнительного. Будет здорово, если сделаете.
Да вы сидите, чего бегать, снисходительно сказал вахтер, протягивая руку. А товарищ всё сделает, раз пришел, да?
Да? нерешительно спросила Аня, стискивая ключ холодной, оказывается, рукой.
Тень, сгустившаяся за спиной вахтера, вальяжно двинула козырьком форменной, похоже, кепки. Аня, помявшись, протянула ключ.
Вот, третья дверь справа, без надписей.
Она некоторое время постояла у дверей, вслушиваясь в неторопливо удаляющиеся шаги, подшаркивающие вахтера, и почти бесшумные, но, кажется, странновато неровные электрика. Поверх шагов булькал ручеек безудержной болтовни Петра Карповича: вспомнила, наконец, как его зовут. Вахтер сочувствовал режиму работы электрика, вынужденного прибывать на вызова в восьмом часу вечера, да еще больным, вон сипите-то как, небрежно отмечал, что и работа охранником не из легких, сетовал на запущенность здания и невоспитанность сотрудников и особенно арендаторов приличные-то разбежались на удаленку и вообще, теперь только шелупонь всякая ошивается, но этот вот этаж последний порядочный, еще издательский, старая школа, несмотря что молодежь.
Электрик в ответ, кажется, даже не угумкал, что Петра Карповича совершенно не смущало.
Аня вернулась к столу.
Петр Карпович с некоторым усилием отпер дверь и со второго раза распахнул ее.
Вот это, значит. Ох, темень. Вам стул, лампу или что-нибудь нужно?
И зажмурился от слепящего мертвенного света электрик щелкнул фонариком, прошептал сипло:
Всё есть.
Он шагнул в архив, поставил на пол крупный кофр, который держал в руке, и принялся изучать проводку, совершенно не обращая внимания на Петра Карповича. Тот, потоптавшись, зашаркал к лестнице.
Электрик, зажав фонарик под мышкой, извлек и надел белые строительные перчатки, выдернул со стеллажа ближайшую стопку рукописей и начал перебирать ее, но тут же бесшумно вернул обратно: по коридору приближались шаркающие шаги.
Вот, сказал Петр Карпович, покачивая старой настольной лампой. Там если розетка есть, можно включить, всё удобнее будет.
Электрик ощупывал древнюю скрутку проводов, пару раз покрашенную поверх изоленты. Поворачиваться к собеседнику он, похоже, не собирался.
Ты бы перчатки снял, замучаешься в строительных-то, хотел сказать Петр Карпович, но решил не лезть в прямом смысле под руку специалисту, тем более такому невежливому. Еще и маску не приспустит даже. Хотя она как раз необходима, вон какие пылевые смерчи в фонарной подсветке трясутся и ползают, даже от взгляда издали чихнуть хочется.
Петр Карпович, потоптавшись, растер нос, с кряхтением поставил лампу на пол и удалился, негромко ворча про то, что взрослые люди теперь хуже молодежи, которая как раз попадается толковая и вежливая.
Лишь убедившись, что ворчание и шаги удалились по лестнице, коридор чист, а из приоткрытой двери единственного обитаемого кабинета долетает только редкий шелест страниц, электрик взялся за дело. Проигнорировав лампу, он пристроил фонарь на одну из полок и в его свете принялся поочередно вытаскивать стопки рукописей и копаться в них сперва аккуратно, далее с растущей досадой и небрежностью. Некоторые кипы вставали на место косо, отдельные листки и папки заваливались за штабель или, кувыркаясь, распластывались на полу. Электрик исследовал все полки, переставляя фонарь по мере необходимости. Возвращать бумаги на верхние ярусы он просто не стал: сгрудил их на полу, попрал, проигнорировав штабель складных стульев в дальнем конце архива, и убедился, что ни одной папки вне поля его зрения не завалялось.
Стопки под ногами пошатнулись, электрик медленно съехал на пол и застыл, повесив плечи и уставившись в молочно-белое пятно, обесцветившее рисунок на древнем линолеуме и края раскиданных по полу папок. Постояв так, он погасил фонарь, снял перчатки и некоторое время как будто привыкал к темноте и тишине.