Это для Тегеля, говорил он.
Это для него, чтобы он увидел? спросил я, и после некоторого колебания он объяснил.
Мы не знаем, видит ли Тегель или слышит, или вообще нуждается ли в каких-либо из наших земных чувств, но мы надеемся, что у него есть некое осознание того, что мы прилагаем серьёзные усилия, на самом деле достигаем некоторого прогресса, пусть и мизерного, в использовании божественных даров, что мы боремся, поднимаясь на более высокий уровень существования.
Это было единственное проявление каких-либо религиозных верований, которое я видел во время своего пребывания. Сначала это показалось мне очень примитивным, и я удивился, что, поскольку их цивилизация явно старше нашей, то почему их религия такая неразвитая. Их письменная история, с небольшими пробелами, охватывает период примерно в одиннадцать тысяч лет, что очень выгодно отличает её от наших шести или семи тысяч. Способность писать или каким-то образом фиксировать события обычно считается фактором, отличающим цивилизованного человека от дикаря.
Я задумался над эволюцией нашей религии и с удивлением обнаружил, что вместо того, чтобы усложняться, она постепенно упрощается. В старые языческие времена существовало множество богов и богинь, одни хорошие, другие плохие. И многие природные явления, такие как наводнения, извержения вулканов и т.д., рассматривались как действия богов. Животные и даже люди приносились в жертву с большой церемонией. Возводились огромные храмы. Чтобы построить некоторые из них, потребовался труд многих поколений. Теперь все изменилось. Никаких жертвоприношений. Только один Бог. Здания сравнительно скромные, а церемонии все более и более упрощенные. Большая часть религиозных верований, бывших в моде несколько веков назад, теперь рассматривается как невежественное суеверие.
Возможно, через несколько тысяч лет наше представление о Божестве станет менее личным, и многие из наших нынешних религиозных верований перейдут в разряд суеверий, а поиски божественной воли приобретут форму изучения тайн природы.
Когда я постепенно научился читать местную научную литературу, я обнаружил, что они уже давно придерживаются теории, что Земля состоит из последовательных концентрических слоев разной степени плотности и толщиной примерно в тысячу миль, что эти слои становятся более плотными и твердыми в обратном соотношении к их внешней окружности, обитаемы ли эти поверхности все еще остается в области догадок, точно так же, как мы рассуждаем о том, есть ли люди на планете Марс.
Недавно некоторые видные ученые заявили, что получили доказательства существования человеческой жизни по крайней мере на одной из этих внешних поверхностей, но их заявления были восприняты примерно в том же духе, в каком мы воспринимаем заявления Фредерика Майерса и Ледбеттера о том, что они общаются с развоплощенными духами.
Однако мое появление теперь воспринималось как положительное доказательство того, что эта теория полностью состоятельна.
По одному памятному случаю Акон сказал мне, что он собирается на дальние редукционные площадки, чтобы посмотреть на процесс редукции больших чанов с материалом, и пригласил меня сопровождать его, заверив, что это очень красивое зрелище. Я пошел с ним тем охотнее, что это давало мне несколько дней передышки от моих занятий, которыми я занимался в последнее время с таким интересом, что даже немного устал.
Несколько дней мы путешествовали не спеша, останавливаясь в различных интересных местах. Я очень хотел бы иметь время и место, чтобы описать все те замечательные вещи, которые я видел во время этого путешествия, но если бы я это сделал, то это краткое повествование должно было бы превратиться в книгу, а книга в серию томов. Поэтому я вынужден ограничиться описанием объекта нашего путешествия.
По прибытии мы заняли комнату в точке, расположенной в нескольких милях от "завода". Здесь мы обнаружили большое количество мощных телескопов, установленных во временных зданиях, напоминающих по архитектуре наши популярные во времена "Всемирной выставки" экспозиции.
На следующий день мы посетили завод, и мой спутник объяснил их суть на техническом языке, который довольно сильно превосходил мое понимание, как научных терминов, так и инженерных процессов. Однако я уловил следующее: недра этого региона богаты элементарными веществами, которые мы можем назвать минералами, из этих веществ, легко поддающихся восстановлению, они извлекали, помимо прочего, большие запасы электронов и протонов, которые они соединяли в различных соотношениях, чтобы получить почти все известные вещества.
Часть территории была выбрана и изолирована от окружающей среды путем воздействия концентрированного преобразующего луча на почву таким образом, чтобы получилась стена или перегородка из переработанной почвы и недр, из которой были удалены определенные элементы. Эта перегородка, будучи зажитой от тепла и света, служила для формирования пограничных линий обрабатываемого участка. Преобразующий луч быстро передвигался по поверхности, образуя слой такого же непроводящего материала, который служил чем-то вроде крыши для удержания газов, образующихся в процессе восстановления.
Таким образом, контейнер или чан был завершен, началась работа по уменьшению заключенной в нем массы, и сочетание тепла и света проецировалось в массу в течение нескольких недель из огромных генераторов, работавших днем и ночью, пока вся масса на большой глубине не была уменьшена до расплавленной массы жидкости, заряженной газом, подобно подземному огненному озеру. В данном случае его протяженность составляла несколько миль.
Когда все было достаточно расплавлено, с помощью взрывчатки в поверхности проделывается огромная прореха, и газы выходит наружу, как на сталелитейном заводе. Именно этот выход газов производит зрелище, которое так ценится фэли.
Затем оставшемуся материалу дают остыть, и он представляет собой огромное хранилище. Это продолжалось месяцами, а в некоторых случаях даже годами. И вот, в назначенное время, мы находились в огромной толпе среди зданий, где размещались телескопы, приготовившись к редкому удовольствию.
Внезапно, без предупреждения, все небо осветилось. Через несколько секунд до нас донесся звук взрыва. Мы увидели столб огня и дыма, медленно поднимающийся из чана.
Там были падающие лучи, похожие на северное сияние. там были области плотной черноты, через определенные промежутки времени простреливаемые вспышками всех оттенков цвета, которые только может представить человеческий глаз. Были вспышки интенсивного света, похожие на взрывы шрапнели, клубящиеся облака газов цвета серы, и вообще такое проявление света и цвета, какое можно было бы ожидать, если бы все нефтяные скважины и химические заводы в мире были собраны в один, и все сразу загорелись. Затем, когда пылающая масса поднялась выше в небо, колонна постепенно приобрела более определенную форму и цвет. В центре возникла огненная колонна, устремившаяся прямо к зениту, а по обе стороны от нее колонна меньшего блеска, как будто раскаленная колонна была окружена цилиндром флуоресценции, который быстро угасал по направлению к ее окружности. Эта колонна была очень большой в нижней части, занимая пространство около 15° от всего круга обзора.
По мере подъема она уменьшалась в размерах, подобно тому, как рельсы железной дороги сходятся вдали, если смотреть вдоль ровного участка пути. Эта колонна становилась все меньше и меньше, пока наконец не исчезла на границе видимости.
Полюбовавшись некоторое время на эту сцену, полностью поглощенный ее масштабом и великолепием, я понял, что остался один мои спутники и окружающие меня люди ушли к телескопам.
Я последовал за ними и увидел, что они собрались в кружок вокруг больших зеркал, отражавших увеличенные изображения от гигантских приборов. Когда я подошел к тому из них, у которого мне ранее было отведено место рядом с Аконом, я увидел зрелище, поражающее своим блеском и величием, соперничающим со всем, что я когда-либо видел за всю свою жизнь. Там возвышался светящийся сужающийся конус, исчезающий в темноте, но как великолепное творение света и цвета, выделяющийся четко и великолепно в каждой детали.
Как мне описать все это? Слова могут передать лишь несовершенную и неверную картину. По общему эффекту это было похоже на то, как если бы вы поставили несколько очень высоких и изящных ваз, одну на другую, вазы, несколько расширенные снизу и сужающиеся к верху.
Я сказал Акону, что это кажется мне весьма необычным явлением, он согласился со мной и сказал, что эти увеличения, происходящие через регулярные промежутки времени, как полагают, вызваны изменением плотности последовательных слоев земли. Поскольку объем любого газа изменяется в прямой зависимости от давления, которое его ограничивает, всякий раз, когда этот газ поднимается в пласт с пониженной плотностью, он расширяется, создавая чашу вазы. Затем, поднимаясь на большую высоту, он, естественно, уменьшается в размерах, образуя горлышко вазы, пока не пройдет через другой пласт, расширяясь в следующую чашу.
Почти механически я считал последовательные увеличения. Их было тринадцать. Тогда, во второй раз с момента моего прибытия в эту странную страну, я сказал: "Это, должно быть, Четырнадцатая Земля". И, несмотря на захватывающее зрелище, мои мысли на мгновение вернулись к маленьким пронумерованным дискам в лаборатории мистера Кингстона, и я подумал, не означает ли число 14 некий определенный мир в системе ученого.
Затем, пока я размышлял об этом, волшебный стебель внезапно расцвел на вершине, или, скорее, взорвался, как красивейший фейерверк в гигантском пиротехническом шоу, и восхищенный ропот поднялся от окружающих меня людей, возвращая меня к сцене на старом парадном поле, когда я был мальчиком, наблюдая за огненными представлениями, когда какой-нибудь особо выделяющийся салют встречал одобрение толпы.
Верхушка колонны достигла поверхности земли, где я когда-то жил, и где тяжелые газы соприкасались с нашей атмосферой, которая была гораздо более разряжение, чем нижний слой.
Здесь были огромные светящиеся облака и яркие блики, похожие на разноцветные звезды и полосы яркого свечения, уходящие вдаль кривыми контурами, но в целом очерчивающие вертикальный, очень плоский конус. Эти потоки исчезали вдали, пока не слились с темнотой неба. Свет был настолько ярким, что, поглядев на него некоторое время, я был вынужден закрыть глаза, чтобы дать им отдохнуть, и когда я это сделал, я понял, что эта картина поразительно похожа на что-то, что я уже видел или о чем знал давным-давно. Этот приземистый конус, угасающие потоки затем, словно приподняв занавес, все прояснилось, и в моем сознании вспыхнула другая картина. Я увидел огненный вулкан, извергающий смерть и разрушение, раскаленные потоки лавы стекали по склонам гор, поглощали дома и города и вливались в море. Я видел множество людей, которые в ужасе бежали, спасая свои жизни, а другие теряли сознание от удушья или погибали от жары, над всем этим висели огромные клуба черного дыма, а дождь из золы и пепла обрушивался на землю на многие мили вокруг.
Застывший от ужаса, я открыл глаза и увидел сияющее лицо Акона, счастливого от созерцания этой красоты, отображенной на рефлекторе. Видя, что со мной не все в порядке, он поспешил спросить, что со мной. Я не мог придумать ни одного слова на этом жалком языке, чтобы ответить ему.
Как человек отворачивается от отвратительной сцены, так и я отвернулась от зеркала. Оно больше не привлекало меня. Мой собеседник вскоре последовал за мной, и когда я достаточно успокоился, чтобы вновь свободно владеть его языком, я рассказал ему о том, как побочные продукты их промышленности вызывают к жизни наши вулканы, о творимыми ими хаосе и разрушениях.
Он проявил обеспокоенность, хотя не сразу поверил мне. Однако он пообещал сообщить об этом научному обществу и подумал, что, возможно, будут разработаны средства, которые помогут смягчить последствия извержения, а может быть, и вовсе избавиться от него.
Очень скоро после нашего возвращения с восстановительных площадок Общество Пеньона, можно сказать мой приемный родитель или, скорее, опекун, решили предпринять попытку вернуть меня туда, откуда я пришел. Мое внезапное появление побудило весь научный мир к активной деятельности по изучению возможностей искусственного перераспределения электронов в атоме. Как я уже говорил, они уже умели располагать электроны и протоны в нужном соотношении, чтобы образовать любой элемент. Но перестановка электронов в сложных веществах без разрушения их формы и без разложения их до первичных элементов несколько опережало их прогресс.
Позднее обнародование теории Эйнштейна вызвало очень похожий ажиотаж в нашем научном мире.
Простимулированные к работе таким образом, Общество Пеньона в сотрудничестве с другими исследователями добилось весьма заметных успехов, и теперь они решили проверить свои знания на практике, сконструировав аппарат, который оживил бы мой маленький диск с номером 14 таким образом, чтобы отменить изменения, ранее внесенные в мою атомную структуру. Все они принялись за работу с такой энергией и энтузиазмом, что не прошло и месяца, как все было готово к проверке их успеха.
Затем мы снова предстали перед магистратом, и на языке, который я теперь мог понимать, в суд было подано ходатайство об освобождении Общества Пеньона от обязанностей опекуна и разрешить мне в интересах науки подвергнуть свою личность непредсказуемому воздействию этого, по общему признанию, опасного процесса. Это прошение было с готовностью удовлетворено, и на следующий день был назначен мое отбытие. Общество Пеньона устроило банкет и с подобающей церемонией пожелало мне счастливого пути, а Акон попрощался со мной с большим чувством и явной неохотой.
В назначенный час, в присутствии огромной толпы, я подошел к изоляционному чану и, решительно ухватившись за старину 14, решительно вынул диск из ванны. Я подумал, насколько все это отличалось от моего одинокого ухода сюда год назад. Почти сразу же меня охватило чувство подъема и расширения, и под громкие крики людей я начал свое восхождение.
Сначала медленно, а затем с постепенно нарастающей скоростью, я вскоре двигался с огромной скоростью и непосредственно начал испытывать то чувство оцепенения, которое я ощущал во время спуска, я осознавал только томительный период движения вверх.
Затем, когда я наконец вышел из мрака, у меня появилось чувство проявления сознания, затем я понял, что восстановил свой нормальный размер и что я взлетел в воздух, как фрагмент какого-то очень легкого материала, когда он поднимается с большой глубины воды, набрав достаточный импульс, чтобы оторваться от поверхности.
На долю секунды я завис в воздухе на высоте нескольких футов, а затем с выдохом упал на землю. Следующее, что я увидел, это то, что я лежал в удобной кровати, в этой больнице, как мне сказали, в маленьком городке Уилби. Разумеется, никаких "следов" моего появления не осталось, и мне пришлось прибегнуть к выдумке, чтобы объяснить, почему меня нашли в синяках и без сознания посреди вспаханного поля. Я объяснил, что упал с высоты всего в нескольких футах из воздушного шара, который я изобрел и на котором совершал пробный полет.