Макс пришёл раньше тебя. Я удивилась. Подумала, ты заболела, она схватила меня за руку и лукаво потянула в сторону стола. Видимо, хотела, чтобы сегодня я села рядом с ней, а не рядом с матерью, как делала это обычно.
Моя мама же, увидев нас, только тепло улыбнулась, продолжая подставлять к каждому месту чашки и блюдца.
Садитесь, девочки, садитесь, она одобрила.
Стол вскоре был накрыт в самом деле, оказалась яичница. Приступить к еде было разрешено только тогда, когда все присутствующие заняли свободные места за столом. Взрослые оказались по одну сторону, мы с Максом и Катей по другую. И я была в середине между ними.
Я одинаково люблю и свою классную сестру, и своего задорного брата, но так вышло, что именно с Максом я проводила большую часть времени. В детстве мы были, можно сказать, неразлучны. А всё потому, что во время прогулок, занятий, походов в школу, да и вообще почти всегда мне приходилось за ним следить. Да, в буквальном смысле следить. Несмотря на то, что мы с ним одногодки (не считая тех нескольки месяцев, разделяющих даты нашего рождения), я воспринимаю его скорее как младшего брата. Сейчас, когда нам обоим почти по восемнадцать, этого уже, конечно, делать не приходится. Но ведь наше крепкое родство берёт начало из детства. Помнится, когда нам было по девять, ему приспичило вскарабкаться на дерево одно из самых высоких в нашем окружении. Не помню, во что мы тогда играли. Но отчётливо помню, как соскользнула его нога, как страх парализовал мои конечности, и я не могла даже закричать. А ему хоть бы что. Тогда он только рассмеялся, словно над невероятно смешной шуткой, над какой-то незначительной мелочью. Да и сейчас, если сказать по правде, он порой ведёт себя, как ребёнок, что проявляется в его бескорыстной доброте, в его постоянной улыбке и небольших косяках, которые он порой совершает по своей невнимательности. Но зато сердце у него, наверное, самое доброе из всех, кого я знаю. Он всегда готов помочь людям друзьям, родственникам, случайным прохожим, всегда готов поддержать страдающего и поделиться бесчисленным запасом собственного позитива. Каким-то образом ему удавалось находить общий язык с большинством знакомых. А рассеянность это так, досадный пустяк, на который все уже давно закрыли глаза. Дядя Федя говорил, что для творческих людей это часто свойственно «Максим же у нас как раз собирается стать писателем». Правда, меня брат пока что не посвящал в свои задумки, и не говорил, о чём он собирается писать, но наверняка это будет что-то в его стиле неоспоримая мораль о равенстве людей и силе крепкой дружбы. Как раз его стиль.
Макс сидел спокойно, неторопливо потягивая свой напиток из кружки. Его волосы были как всегда в милом беспорядке и при солнечном свете отливали алым.
Задерживаешься, поделился он удивительным фактом, тихим шёпотом обращаясь ко мне, дабы не привлечь внимание взрослых.
Не тебе говорить об опозданиях, отвечаю я на тех же тонах и поднимаю свою чашку с кофе. Делаю глоток. Горячая жидкость слегка обжигает язык, так что вкус теперь чувствуется совсем не так, как хотелось бы. Жаль. Максим улыбается и берёт свою кружку с чаем. Зелёный чай его любимый напиток. Я же обожаю капучино с двумя ложками сахара, а вот он кофе никогда не пьёт. По крайней мере, за все годы мне так и не удалось застать его за этим. Гораздо больше он любит чай. Когда я спросила его, почему, он только лишь пожал худыми плечами мол, у каждого свои предпочтения.
Всем приятного аппетита, улыбается отец и, вооружившись вилкой, приступает к своему завтраку. Катя следует его примеру, а я вновь делаю глоток кофе. Как там, кстати, Оля?
Я, так же, как и все за столом, перевожу взгляд на Катю, зная, к кому обращается папа и кому был адресован вопрос. Сестра подцепляет на вилку кусочек яичницы и осторожно, с ненаигранным предвкушением суёт его себе в рот, прежде чем переводит своё внимание на нас. Кажется, вопрос стал для неё самой настоящей неожиданностью.
Она проглатывает, после чего следует короткое, но весьма многозначительное мотание головой.
Всё ещё тихая. Пока не выходит.
Когда ты вставала, она ещё спала? с нарастающим волнением поинтересовалась моя мама.
Да. Наверное, до сих пор спит.
На какое-то время за столом воцарилась тишина, если не считать скребущих по тарелкам вилок и редких отпиваний из чашек. Оля была единственным членом семьи, кого сегодня не было за столом. Лишь одно место пустовало. Снова. Вообще, казалось, единственным человеком, который её толком видел на протяжении этой недели, была Катя, живущая с ней в одной комнате.
Надо бы нам её навестить. Верно, Лад?
Молча киваю в знак согласия. А как иначе? Оля Зайцева моя младшая сестра, которая совсем недавно поселилась с нами, когда лишилась родителей.
Девочка семи лет, с длинными волосами, по цвету напоминающими пепел тлеющего костра, заплетёнными в две косы. Глаза серые, среднего размера и узкости. Такова внешность этой девочки. Она красивая. Красивая и милая, но такая Такая несчастная В её глазах виднелась эта боль, эти крики отчаяния, вызывающие к себе, но не получающие в итоге ничего. Каждый раз, случайно пересёкшись взглядом с ней, я отворачиваю голову, не в силах просто даже смотреть на это. Сердце начинало ныть. Ныть настолько, что становилось больно в области груди. Оля не кажется мне жалкой. Она очень сильна. Но осознание этого не мешает мне испытывать обычное человеческое сострадание. Практически всегда в свободное время она только рисовала, рисовала, рисовала (я уж думала, что скоро её рука срастётся с простым карандашом), или же обменивалась парой-тройкой слов с пытающейся завести с ней диалог Катей.
Потом она заболела. Прошла уже неделя с того дня, как её переселили к нам, а мы так толком и не общались. Макс пытался, пыталась и я, но разговорить её было очень трудно, а порой казалось, что и вообще невозможно. А сколько пытались старшие! Что толку? Бедная девочка. За что ей такая трагедия? Родители носили еду ей в комнату, она не выходила ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин. Много спала. Пытались развеселить всё бессмысленно. Куда уж там Самим, в общем-то говоря, невесело.
Однако мириться со сложившейся ситуацией не желали. Траур в семье был, и почему понятно, но двигаться необходимо было дальше. Не так давно тётя Ира нашла работу. Да, простой сотрудник в Макдональдсе, но ведь тоже деньги! Дядя устроился таксистом говорит, это временно, «пока всё не уляжется». А теперь в нашем распоряжении была ещё и пустующая квартира умерших родственников. Поэтому я совсем не удивилась, когда папа сказал:
Думаю, квартирку было бы неплохо выставить на продажу. Оля ещё слишком мала, чтобы распоряжаться имуществом родителей, а вот еда и одежда ей будут нужны. Как бы ни было печально, но, боюсь, это будет наилучшим решением. Есть кто-то, кто со мной не согласен?
Несогласных не нашлось, а дядя одобрительно закивал. Это будет мудрое взрослое решение. Мы с Максом и Катей продолжали молча есть, только обменявшись короткими взглядами.
Тогда сегодня же сделаю объявление, сказал папа чётко и решительно: вряд ли кто-либо осмелился бы это оспорить.
Он был первым, кто встал из-за стола, когда завтрак оказался окончен. Мой папа работает в магазине электроники, сегодня во вторую смену. Он собирался поехать на метро, так как машина понадобилась дяде.
С Ирой и Дашей мы поедем на закупки, объяснил нам дядя Фёдор, используя, как всегда, любимые жаргонные фразочки в собственной речи. Когда он говорил, что скоро поедем «хлопотать по хозяйству» это означало, что скоро мы поедем на (бывшую, уже проданную) дачу. «Заморить червя» с папой на рыбалку. «Пахать» работать. «На закупки» значит, на местный рынок, за едой, водой, одеждой и практически на целый день. Ну да, небогато живём а раз в месяц ездим на рынок, за свежим мясом, свежими вкусными овощами. «Не то, что химия магазинная» презренно выражался дядя Федя.
В общем, становилось предельно понятно, к чему клонили родственники. Детки остаются дома одни. Обед и ужин в холодильнике, сами поешьте и накормите сестру. Если честно, порой мне кажется, что родители действительно не просто так всё чаще оставляют нас дома одних. То мама с тётей уйдут на прогулку, когда у них выходной, то отец по «срочным делам», и дядя туда же Не то, чтобы я против вовсе нет, мы ведь одна семья! Но мой внутренний психолог терпел сокрушительный крах при всех моих попытках пообщаться с сестрой. Ни с моим терпением, ни с энтузиазмом Макса этого сделать не удавалось. Кажется, лишь у Кати иногда это получалось. Но чаще всего Оля только благодарила за принесённую еду, на вопросы и шутки отвечала только пресловутое «угу» и больше ничего. Порой у меня начинали опускаться руки. Я понимала, что, как старшая, должна найти к ней подход, должна подавать пример Максиму и Кате. Я ведь старше. Это ведь моя младшая сестра, и ничего, что двоюродная. Не играет роли.
Хей, Лада, ты с нами? я очнулась от минутного транса и теперь наблюдаю, как пальцы Макса щёлкают в нескольких миллиметрах от моего носа. Опять задумалась? Как-то слишком часто в последнее время.
Когда я замечаю, что Катя так же на меня смотрит вздыхаю, беру в руки вилку и начинаю доедать свою порцию без особенного удовольствия. И тут до меня внезапно доходит, что тарелки и кружки моих кузенов уже пусты.
Подождёте меня?
Мои соседи переглядываются с подозрительной ухмылкой на лицах и в глазах. Вновь вздыхаю и в мгновение ока проглатываю яичницу, запивая его крепким кофе.
Конечно, подождём. Только ты всё равно как-то побыстрее давай, отвечает Максим, на что я снова киваю и опустошаю свою чашку кофе буквально в три глотка. Напиток уже успел остыть, и я улыбаюсь шокированным взглядам Максима и Кати.
Учитесь, пока я жива, в горделивой манере отшучиваюсь я. Может, Кате это не так уж и нужно, но Максиму точно не помешало бы поучиться расторопности. Я беру в руки поднос и, предварительно встав со стула, отношу грязную посуду к её законному месту. Сегодня по посуде у нас дежурит Максим над своей тарелкой я могу не утруждаться.
Далее предстояло накормить Олю. Утром это сделала мама, перед тем, как уехать за покупками, но уже к обеду данная обязанность лежала на мне. Я пробралась в её комнату осторожно и тихо. Могло показаться, словно я боюсь своей же сестры, но на самом деле я просто боялась сделать что-то не так, что отпугнуло бы её ещё больше, заставило бы её отдалиться от меня ещё дальше.
Оле было всё равно. Когда я зашла, она лениво повернула голову, будто я заставила её оторваться от ужасно интересного зрелища за окном. Её грустные глаза уставились на меня безо всякого интереса.
Привет, с робкой улыбкой поприветствовала её я, подходя ближе к небольшому письменному столу, стоящему в углу комнаты, где я и смогла пристроить поднос с тарелкой супа. Ну что, ты тут как?
Нормально, последовал тихий ответ. Она снова повернулась к окну.
Я тяжело вздохнула, запустив немного вспотевшую руку в волосы. Как же это непросто. Получается, быть матерью ещё сложнее? Если я даже не могу быть хорошей старшей сестрой, какая мать из меня получится?
Тебе необходимо поесть, мягко заметила я. Я оставлю, а ты, пожалуйста, съешь, как проголодаешься. Хорошо?
Насильно впихивать в неё было бы бесполезно и совсем не педагогично. Получив от Оли негромкое «угу», как сигнал к разрешению уйти, я покинула комнату и быстро закрыла дверь. Всё так же осторожно, тихо, но быстро. Как будто хрупкая девочка могла начать трескаться, словно хрустальная ваза, от любого превышающего норму звука, но при этом могла и наброситься, словно дикий зверь. Такое впечатление создавалось. Этот короткий разговор сильно меня утомил. Я просто не знала, что ещё делать.
Оставалось верить, что со временем всё образуется. Время лечит так ведь говорят в народе? А сейчас на девочку лучше не давить.
Дальше всё было по-обыденному: уроки, недолгая прогулка в магазин за хлебом, снова уроки. Пара серий любимого сериала. Всё это так привычно и серо. То же самое, что и вчера. То же самое, что и позавчера. То же самое, что и два дня тому назад. Неизменно. Ничего не меняется. Когда какие-то вещи входят в привычку, они теряют свой былой вес, свою ценность и какой бы то ни был смысл. Возможно, поэтому говорят, что хорошего должно быть понемножку.
Я не заметила, как настало семь с половиной вечера, и как солнце на небе сменила серебристая луна. Долгожданный вечер, долгожданная возможность наконец-то отдохнуть. Скоро, примерно через пару часов, с работы должен вернуться отец, чего я не могла сказать про дядю с тётей и маму. Те чёрт знает, когда ещё вернутся. Когда кончится скидка на помидоры? Один раз они воротились с такой ярмарки только к одиннадцати ночи. Всего раз в месяц удовольствие, всё-таки, не частое. И Катя, должно быть, всё ещё гуляет с девчонками из своего класса она ушла около получаса назад, точно не больше.
Из ванной я выхожу осторожно, практически на цыпочках, стараясь не создавать лишнего шума. Оля могла спать как выяснилось от взрослых, порой она спала и днём, спала очень часто, что обусловлено стрессом. Иногда родители и тётя просто оставляли еду в её комнате, которую она съедала, когда просыпалась.
Дверь открывается с лёгким скрипом, и я зажмурилась, мысленно молясь, чтобы этот звук её ни в коем случае не разбудил. Несколько секунд не двигаюсь с места. Я должна быть тихой, просто должна быть тихой.
Как же я вздрагиваю, как вспыхивает моё сердце, когда я чувствую чужое прикосновение к своему запястью.
Твою ж, Макс! я обернулась и в темноте сумела различить некоторые черты его внешности. Худая фигура и ярко-красные пряди волос, как всегда лежащие в небольшом беспорядке. Этого было достаточно. Я чувствую на себе поедающий взгляд, так же, как и тяжёлое дыхание, обжигающее мне кожу. В моём голосе прозвучал скорее испуг, нежели гнев, а, заметив тревожное состояние брата, я взволновалась ещё больше. Что случилось?
Он только нахмурился и предупредительно шикнул на меня, крепче сжав моё запястье, однако боли я не почувствовала. Он не отличался физической силой, но зато отличался ловкостью и редкой выносливостью. Несколько секунд, пока он переводил дыхание, очевидно, после бега, тянулись для меня минутами. И наконец он произнёс слово. Одно-единственное слово, от которого мгновенно всё прояснялось.
Демон. У нас в доме.
Чувствую, что сердце в груди заколотилось ещё сильнее прежнего. Неизвестная тяжесть осела на лёгкие, препятствуя нормальному дыханию. Демон. Он ведь не шутит, да? Он не может об этом шутить. Это те монстры, что убили дядю с тётей. И сейчас они здесь, в нашем доме, когда я осталась за старшую, родители уехали, и Боже, Боже
Нет-нет-нет. Нужно держать себя в руках. Нужно, потому что я сейчас за старшую.
Идём, Лада, надо выбираться из квартиры.
Меня поражало то, с каким ледяным спокойствием Макс говорил со мной. Он тянет меня на себя, и я поддаюсь. Он тащит меня за собой, и я двигаюсь следом, словно неживая, словно кукла на ниточках, которой на данный момент управляет он. Мои глаза уже успевают привыкнуть к мрачной темноте, поэтому я передвигаю ногами уже гораздо более уверенно.
Это Оля? Ты видел, как она стала демоном?
Да. Это произошло на моих глазах. Я собирался отнести ей ужин Когда я заглянул в комнату, она говорила сама с собой, а потом, ну Всё и произошло. Её глаза стали белыми, повезло, что она меня не заметила. Пока демон ещё привыкает к её телу, она не может нападать на нас какое-то время.
В этом была основная слабость демонов. Тело человека они не могут использовать сразу, как только завладели им может, минут через пять или шесть, не раньше. Но ведь, если она действительно не заметила Макса, она думает, что мы всё ещё не в курсе?