Пока замполит говорил, его голос все больше твердел и наконец достиг жесткости молибденовой стали:
Школа это кузница кадров МВД. Национальным кадрам мы даем не только образование, но и правильное мировоззрение, которое они понесут в массы в национальных республиках. Вам это будет не под силу. Вы не знаете менталитета народов Севера, вы всегда будете для них чужими, а они старшими братьями, к мнению которых прислушиваются. Не важно, кто из них будет работать следователем, а кто уйдет в другие службы. Главное они составят костяк национальных милиций, будут кадровыми офицерами, на которых мы всегда сможем положиться. Вопросы есть?
Вопросов, разумеется, не было.
Получив последнее предупреждение, Бич долго крепился, но не утерпел и вновь попался на пьянке. Участь его была решена. Как бы ни нуждалась Тувинская республика в офицерах милиции с высшим юридическим образованием, оставлять Биче-Оола в школе никто не собирался.
Вечером Бич пришел в комнату к Воронову. Следом зашли Сватков и Вождь.
Говори! велел Рогов.
Мужики, выручите! взмолился Бич. Я попал в ужасную историю и не знаю, как из нее выпутаться. Я не боюсь отчисления, но мне сейчас никак нельзя уезжать из Хабаровска. У меня женщина должна скоро родить.
При этих словах Рогов напрягся, остальные неподдельно заинтересовались тайной жизнью одногруппника.
Рассказывай по порядку, предложил Сват.
Про что рассказывать? Про драку? не понял Бич. Я встретился с земляком, чтобы узнать последние новости из Тувы. Выпили совсем немного. Я, почти трезвый, поехал в школу, тут-то они меня и подкараулили у ресторана «Амур». «Пошли, говорят, обсудим твое поведение». Мы зашли за ресторан. Самый крепкий из якутов тут же дал мне по ребрам. Я ответил. Завязалась потасовка: их трое, я один. Они бы меня до смерти забили, но увидели экипаж милиции и убежали. Я остался лежать на снегу. Милиционеры помогли мне подняться на ноги, принюхались и говорят: «Пьяный! У нас как раз для плана одного человека не хватает». Для выяснения личности меня привезли в райотдел, оттуда в школу. Если бы не драка, я бы сам спокойно доехал. Выпили-то мы совсем чуть-чуть!
Бич был коренастым крепким парнем. На занятиях рукопашным боем мастерством не блистал, но постоять за себя мог.
Ты про беременную рассказывай! потребовал Рогов.
Для него эта тема оставалась животрепещущей, самой насущной.
Познакомился я с одной якуткой, учится на третьем курсе института культуры, зовут Надя Алексеева. У меня есть фотка, потом покажу. Стали встречаться, она забеременела. Я не думал, что это может случиться так скоро. Мы раза два всего оставались вдвоем, и вот она заявляет: «У нас будет ребенок!» Я не поверил, подумал, что она от другого забеременела, поговорил с ее соседками по комнате, они в один голос утверждают, что, кроме меня, Надя ни с кем не встречалась. Я, кстати, был у нее первым мужчиной, вот и влип. Говорят же, что девственницы сразу беременеют, но я-то об этом не знал! Два раза у нас всего было, два! Или три. Один раз я пьяный был и не знаю, чем дело кончилось, но проснулся я у них в комнате в одной кровати с Надей.
Биче-Оол замолчал, явно вспоминая, было у него с Алексеевой в тот день что-то или нет. Из раздумья его вывел Рогов:
Она забеременела. Что дальше?
Я стал от нее скрываться. Говорю: «Скоро сессия, ни одного свободного вечера нет. Сама понимаешь, я нерусский, мне на учебу времени в три раза больше надо». Она согласилась. Я не видел ее почти месяц, соскучился и пришел в общежитие. Там меня вызвали на разговор два якута. Один из них тоже Алексеев, какой-то ее дальний родственник. Якуты говорят: «Ребенок твой! Ты нашу девушку совратил и теперь обязан жениться на ней».
Парни дружно засмеялись:
Какая знакомая история! Вы с Рогом договорились, что ли?
Рогов участия в общем веселье не принял. Он с сочувствием смотрел на Бича, прикидывая, как можно помочь товарищу.
Я ответил якутам, что вначале хочу посмотреть на ребенка, убедиться, что он тувинец.
Парни в недоумении переглянулись.
Как ты это увидишь? серьезно спросил Сватков.
Блин! в отчаянии взвыл тувинец. Это вы, русские, все на одно лицо. Как вы друг друга различаете, я до сих пор не пойму, а мы разные. Вы думаете, что Никита якут, а он на якута совсем не похож. Он бурят. Мы, тувинцы, с якутами не имеем ничего общего. Мы настолько же разные народы, как вы, русские, с китайцами. Если у якутки родится ребенок и в нем будет хоть капля тувинской крови, я сразу же это увижу.
Если все так запутано, то зачем ты с якуткой связался? спросил Воронов.
Красивая женщина, добрая, ласковая. И потом, где я в Хабаровске тувинку найду? Бурятки или якутки тут на каждом углу, а тувинок практически нет. Они все или в Новосибирске учатся, или в Красноярске.
Ворон, ты странный парень! заступился за Биче-Оола Вождь. Если бы тебе хорошенькая якутка попалась, ты бы что, рожу от нее воротил?
Оставь Ворона в покое! перебил заступника Рогов. Понятное дело, с хорошенькой якуткой никто бы не отказался время провести.
Стоп! потребовал Воронов. С якутками разобрались. Бич, продолжай!
Перед отпуском мы встретились. Я потрогал живот все без обмана, беременная. Она говорит: «Что делать будем?» Я отвечаю: «Съезжу домой, переговорю с родителями, и решим, как дальше быть». В отпуске я, отец и его братья поехали на охоту в горы. Вечером сели, выпили, и я как бы шуткой говорю, что привезу из Хабаровска жену-якутку. Все смеялись, словно я пообещал на медведице жениться. Тут-то я и убедился, что мне домой ни якутку, ни ребенка не привезти. Нас в Кызыле не примут.
А у нее, в Якутии?
Там я буду чужак, враг всем якутам.
Круто замешано! удивился Рогов.
Я решил больше не встречаться с ней, продолжил Бич, забыть, но ее земляки выследили меня. Дальше вы все знаете.
Тебя отчислят, уверенно заявил Вождь.
Не могу я из Хабаровска уехать! всхлипнул Бич. Хочу на ребенка посмотреть. Вы представляете, что значит стать отцом, взять на руки свою кровиночку? Если ребенок мой
Биче-Оол замолчал. По его широкому смуглому лицу потекли слезы. Парни смутились. Наступило неловкое молчание.
Ты с Кужугетом не хочешь поговорить? спросил Рогов. Может, он что подскажет?
Он не будет со мной разговаривать, прошептал Бич.
Сорокапятилетний майор милиции Иван Андреевич Кужугет был преподавателем кафедры административного права. Интеллигентнейший человек, аккуратист, прирожденный педагог. На семинарских занятиях он ни разу не повысил голос, не сделал необоснованного замечания. Как-то Воронов первый в группе догадался о принципиальной разнице между словами «и»/«или» в диспозиции одной из статей Кодекса об административных правонарушениях. Кужугет похвалил его, и Воронов весь день ходил довольный, словно преподаватель вручил ему почетную грамоту от министра внутренних дел. На семинарских занятиях Кужугет демонстративно не замечал Биче-Оола. Тот, в свою очередь, при Кужугете превращался в статую Будды замирал за партой и не шевелился до конца урока. Даже на перемену не выходил.
Гусь свинье не товарищ! оценил отношения преподаватели и слушателя Сват.
Бич не стал возражать. Он был на все согласен, на любые оскорбления и унижения, лишь бы остаться в школе.
Что наши якуты говорят? спросил Воронов.
В совхозе, на поле, меня отозвал Иван Никифоров и говорит: «Мы в это дело ввязываться не станем. Если при нас на тебя нападут заступимся, но ты не рассчитывай, что мы из-за тебя со всей диаспорой на ножи встанем».
Никифоров был однокурсником Воронова. Отец его был русским, мать якуткой. От русского отца сыну передался высокий рост, крепкое телосложение и отменное чувство юмора. Среди якутов Иван пользовался непререкаемым авторитетом, так как был наполовину русским, умным, начитанным и, что немаловажно, происходил из влиятельного рода. Русские уважали Никифорова, так как он был свойский парень, по воспитанию и менталитету не отличающийся от любого сибиряка или хабаровчанина.
Вы мне поможете? с надеждой спросил Бич.
Подумаем, за всех ответил Рогов.
Парни разошлись, в комнате остались только Воронов и Рогов.
Что-то он темнит! задумчиво сказал Воронов. То он убегает от якутки, то ребеночка на руках подержать хочет.
Завтра я предложу Трушину взять Бича на поруки, принял решение Рогов.
Если они уже приняли решение о его отчислении, то никакие просьбы не подействуют.
Попытка не пытка.
Предположим, что Трушин согласится. В декабре якутка родит, Бич на радостях напьется, а напьется он сто процентов, что ты тогда делать будешь? Лбом о стену биться, каяться, что зря впрягся за этого алкаша?
В комнату без стука вошел Биче-Оол, протянул фотографию симпатичной девушки с узким разрезом глаз. Воронов с первого взгляда узнал ее именно эту девушку он видел в общежитии института культуры.
Вот она якутка. Красивая, правда? Видели бы вы ее фигуру! Бедра широкие, грудь как бампер торчит. Была бы она тувинка, я бы женился на ней, не задумываясь, но она
Воронов вспомнил, какое грустное лицо было у девушки в общежитии, и помрачнел.
«Бич, без сомнения, свинья и скотина, подумал Виктор. Я никаким боком не причастен к этой истории, а чувствую себя виноватым. Девчонка доверилась ему, не подумала о последствиях и осталась одна. Ее даже дома никто не ждет, иначе она бы уже давно уехала рожать в Якутию».
Завтра я поговорю с Трушиным, неожиданно для себя сказал Воронов. Ничего обещать не могу, но поговорить поговорю.
8
За десять минут до утреннего построения Воронов вошел в канцелярию. Начальник курса Трушин сидел за столом, неспешно докуривал очередную сигарету. Замполит стоял у окна, рассматривая начинающие гнуться под снегом деревья.
Геннадий Федорович, я хочу поговорить о Биче-Ооле, сказал Воронов.
У Трушина мгновенно опустились матовые «шторы» на глаза, взгляд его стал пустым, ничего не выражающим. Умение в нужный момент уходить в себя Трушин выработал во время работы в женской колонии. К нему, заместителю начальника колонии по воспитательной работе, чуть ли не каждый день приходили на личный прием молодые хорошенькие зэчки. Девушки откровенно старались соблазнить Трушина, через интим добиться послабления режима, но как бы они ни демонстрировали ровненькие ножки и туго обтянутые ягодицы, ничего не получалось. Ни одной из просительниц не удалось рассмотреть, что скрывается за фильтром безразличия, что на самом деле думает о ней немногословный капитан внутренней службы.
Разговаривать с Трушиным, когда он опускал фильтр на глаза, было так же неприятно и бессмысленно, как объяснять геометрию кукле со стеклянными глазками. Один только раз у Трушина дрогнуло сердце просительница до боли напомнила ему первую любовь, студентку мединститута по имени Нина. Трушин мог бы пойти ей навстречу и перевести девушку с производства на кухню, но не стал этого делать. Он с первых дней в колонии усвоил простой закон: уступишь одной зэчке остальные тут же навалятся на тебя, как мартышки на медведя Балу, и не слезут, пока не добьются своего.
Одарив Воронова ничего не значащим взглядом, Трушин раскрыл ежедневник, сделал вид, что ищет в нем какие-то записи. Воронов продолжил:
Мы хотим взять Биче-Оола на поруки.
Кто это «мы»? не поворачиваясь, спросил замполит. Кто подпишется под поручительством? Кто возьмет на себя ответственность за человека, который в любой момент может сорваться и напиться как свинья?
Я подпишусь.
Ха! усмехнулся замполит.
Он по достоинству оценил красоту замысла. Ни для кого не было секретом, что за Вороновым стоит его покровитель начальник кафедры марксистско-ленинской философии Архирейский, по негласной иерархии третий человек в школе. Архирейский ни за что бы не позволил наказать любимого ученика и соавтора. Воронов безбоязненно мог поручиться за любого пьяницу и разгильдяя. Случись серьезное разбирательство, Толмачев с подачи Архирейского вычеркнул бы Воронова из приказа о наказании и вписал бы на его место руководство курса.
Трушин не стал дослушивать Виктора.
Иди на построение, велел он.
После ухода слушателя замполит занял место за приставным столом. Трушин закурил новую сигарету.
Если бы у нас на курсе было два тувинца, я бы вышиб Биче-Оола к чертовой матери и никогда бы об этом не пожалел, но, к моему величайшему сожалению, он один!
Номер с личным поручительством не пройдет?
Нет, конечно! Какое к черту личное поручительство! У нас не производство, а учебное заведение. У нас нет трудового коллектива, который может взять нерадивого работника на поруки.
Трушин посмотрел на часы.
Пора! Курс уже должен построиться.
Что с Биче-Оолом?
Толмачев вызвал меня на одиннадцать часов. К обеду скажу его решение.
Полковник Толмачев был реформатором, сторонником нестандартных решений и смелых экспериментов. Его предшественник Текутьев, напротив, был традиционалистом, тяготеющим к парадно-показной стороне дела. Полковнику Текутьеву, неплохому строевику, нравилось самому возглавлять роту офицеров на общешкольном разводе. Чеканя шаг под бой большого барабана, он чувствовал себя в своей стихии, гораздо увереннее, чем на скучных научных конференциях.
Толмачева показная сторона дела не интересовала, он отдал ее на откуп политотделу и своему заместителю по строю. Толмачев вообще старался избегать формализма и плановых показателей, в какой бы форме их ни навязывали. Но был один вопрос, в котором он был вынужден ориентироваться на Москву, это была подготовка национальных кадров.
В назначенное время Трушин вошел в просторный кабинет начальника школы. Толмачев относился к Трушину с прохладцей. Ему не раз «сигнализировали», что Трушин выпивает на рабочем месте, общественно-политической работой не занимается, всю хозяйственную деятельность переложил на старшину курса и его помощников. Но Трушин пользовался авторитетом у слушателей и был способен мобилизовать их на выполнение поставленных задач. Менять его на нового начальника курса было пока преждевременно.
Я вызвал вас по поводу слушателя Биче-Оола, начал разговор Толмачев. Вы, как я понимаю, не в состоянии его контролировать?
Виноват! коротко и емко ответил Трушин.
Это не оправдание! Легче всего на свете сказать «Виноват!» и уйти от принятия решения. Мы с вами в одной лодке и должны действовать единой командой, а не перекладывать ответственность за нерадивого слушателя друг на друга. Буду с вами откровенен: если бы не разнарядка Главного управления кадров и учебных заведений, я бы вычистил школу сверху донизу, избавился бы от всех сомнительных личностей. Проблемы с национальными кадрами не только у вас на курсе. Семенов, практически выпускник, четверокурсник, на прошлой неделе выпил рюмку водки, раздобыл где-то жезл регулировщика и вышел на проспект Карла Маркса регулировать уличное движение. Два часа он стоял на главном перекрестке города, и никому на ум не пришло, что он самозванец, а не сотрудник ГАИ. Семенов должен был поехать по распределению в Якутск. Теперь никуда не поедет. С Семеновым у меня был резерв национальных кадров. С Биче-Оолом такого резерва нет. Какие у вас будут предложения о его наказании?
В дисциплинарном порядке нам осталось только объявить ему о неполном служебном соответствии, хотя я не представляю, как такое наказание будет вынесено применительно к слушателю. Как сотрудника милиции мы можем предупредить его о неполном служебном соответствии, а как ученика
Не пойдет! Слушатель это прежде всего успеваемость и только потом служебная дисциплина. Эти понятия взаимосвязаны, но у нас нет должности слушателя. Они это переменный состав, а не штатные единицы. Давайте ограничимся строгим выговором. Кадровики подсказали, что мы можем объявить еще один выговор без снятия предыдущего. Как вы думаете, это подействует на него?