Мы высчитали, когда у Витьки будут последние сутки в нашей сессии и решили, что Сашка задержится на пару дней, последние сутки мы проведём вместе и я провожу его домой. А если сказать правду, то последние дней пять я ходила не на занятия, а к Саньке. Я приходила к восьми, и расставались мы часа в два. Нет, мы не могли заниматься этим бесконечно, но раза три за полдня у нас получалось. А остальное время мы проводили в разговорах, спорах, и просто обнимались, так нам было комфортно в объятиях друг друга.
А кроме этого, я понимала, что через несколько дней уедет Санька, а через пару недель моё тельце застонет без ласки и нежности. Поэтому я в том тандеме была безотказной. Я как всегда хотела напитаться этим всем впрок. А ещё я понимала, что после Санькиного отъезда наступит беспросветное болото. Потому что именно такой была в тот момент моя жизнь. Уже не к кому будет бежать после очередного скандала, никто не будет шептать в ухо запретные слова, и я уже не буду трепетать в ожидании близости.
А жизнь дома была все той же. Жратва, уборка, моральное давление или скандал для приближения аборта, и опять все по кругу. Неужели мне тогда не было скучно или страшно от того, что моя жизнь будет такой до самой смерти? Или я об этом не думала? Или присутствие Сашки в моей жизни скрашивало любое болото? Но из-за Сашки опять же в моей жизни присутствовало и море страха. Я боялась того, что о нас узнает Витька, я боялась физической расправы, я боялась как то проколоться, и весь этот страх давил на меня.
Но никакой страх не мог сделать так, чтобы я утром не пошла к Саньке. Ну кто-то же должен был меня обнимать, и делать со мной то, что не хотел делать со мной муж. Поэтому, чем ближе было расставание, тем больше зашкаливало моё желание. Но пугать Саньку бешенством матки я не хотела, поэтому, как могла регулировала себя. У Саньки было схожее состояние, он боялся испугать меня. В общем, два дурака в одном гостиничном номере.
И вот настал этот последний день. Что я чувствовала в тот момент? Разочарование? Тоску? Мне было больно расставаться? Ничего я не чувствовала. Я себе все заранее рассказала, объяснила, так сказать, донесла. Поэтому я шла к Саньке прощаться. Я не знала, встретимся мы ещё или нет. Но даже в те времена я знала, что встретимся мы уже другими людьми. И неизвестно, потянет ли нас друг к другу через три месяца. Да и живот у меня в июне уже будет приличный. Даже удивительно, что сейчас Санька его не заметил.
Но Санька все заметил, и все понял, и все просчитал. Я пришла в восемь часов утра к богато накрытому столу. Честно говоря, я была удивлена этому. Мы с Санькой не были фанатами еды, и обычно перебивались пирожками и едой из нашей столовой. А тут было все очень шикарно. И салаты, и мясо, и даже фрукты в марте. Я оценила старания моего любовника. А Санька, помогая мне снять пальто, как всегда, спросил :"Мы сядем сначала за стол, или попробуем съесть друг друга? Мне кажется, что мясо я могу попробовать всегда, а от тебя я завтра уеду. Поэтому позволь мне начать с тебя, как с апперетива!".
Ну не поганец ли? Разве можно такому отказать? Но Санька не торопился. Он освободил кусок стола, посадил меня на него , обнял меня и заговорил. И разговор, как ни странно, начался с моей беременности. А я то наивная думала, что он не замечает! А он спросил о сроках, о том, как я себя чувствую, и в завершение, просил принять скромный подарок для ребёнка, 300 рублей. Мля! 300 рублей, это моя получка за месяц на мясокомбинате! А он, вот так просто, прими в подарок для того, кого я не делал.
Я, конечно, приняла эти деньги, не так уж часто мужчины баловали меня деньгами. А в голове сделала заметку, что я сегодня исполняю любые его желания. Ну надо как-то соответствовать. Но Санька почему-то ничего не желал. Он продолжал говорить мне хорошие и добрые слова. Он благодарил меня за то, что я с ним случилась, за то, что обогрела и приголубила, за то, что позволила делать то, о чем он и не мечтал, за то, что разукрасила его мир своим присутствием. Сашка был мастер разговорного жанра, и говорил он так ласково и проникновенно, что у меня потекли слезы.
А потом он стал слизывать эти слезы и целовать меня. Сначала в мои слезы, а потом там, где надо. Очнулись мы часа через три. И когда отдыхали, Сашка притащил на нашу широкую кровать мяса и фруктов, и продолжил вещание канала "Перед разлукой". Он говорил о том, что накопилось у него внутри за эту сессию, и почти все слова были про меня. Опять слова благодарности, слова уважения, слова сочувствия. Что я могла ответить на это? Санька, дорогой мой сокурсник, это конечно неправильно, ну то, чем мы занимаемся, это же разврат и измена. Но это было так здорово, что нам нечего стыдится того, что было. Спасибо тебе за это!
А потом мы рассматривали мой живот, на котором ещё сиял свежий шов от прошлого кесарева. Животик был уже виден, особенно когда я была без одежды, потому что в этот раз все было по-другому. Мы рассмотрели его со всех сторон и дорассматривались, опять провалились в объятия друг друга, столкнув на пол и мясо и фрукты. И опять это нас затянуло. И очнулись мы уже в сумерках. Наконец то мы поели. Я кормила Сашку, он меня, мы просто дурачились от всей души, готовясь к серьёзности завтрашнего дня.
Но утром Сашка все взял в свои руки. И пока я одевалась и завтракала, он сбегал за машиной, и видимо предугадав моё сопротивление сказал :"Галя, пусть будет так, это не так больно. Все, что было возможно хорошего, между нами случилось, давай не будем это портить проводами. Сейчас ты сядешь такси и уедешь из моей жизни, а я просто тебя запомню. Навсегда. И не надо тянуть друг из друга жилы на вокзале.". Вот так ушёл из моей жизни Сашка.
А вообще сейчас мне кажется, что не будь я такой легкодоступной, я бы просто не выжила. Потому что жизнь у меня была мерзкая. И я эту жизнь выбрала сама. Я тогда, наверное, не осознавала, что все это можно разрушить в одну минуту. А может была другая причина, по которой я сохраняла эту семью, построенную, как говорит одна моя подписчица, из говна и палок. Ведь уже в то время я боялась Витюшку до дрожи в коленках. Мне казалось, что его глаза всегда смотрят мне в спину. Меня плющило и таращило от этого, но мужикам я отказать не могла. Ну не всем, конечно. Мне нравились высокие и красивые.
Вот и после расставания с Сашкой я опять вернулась в своё болото. Живот сразу же стал тяжёлым, жизнь невыносимой. А ещё вчера меня ни капли не смущал мой живот, потому что настрой был другой. А Витек продолжал толкать меня к аборту. Тогда мне было не до размышлений, а сейчас интересно, он вообще не понимал, что уже все сроки прошли? И что я никуда не пойду, потому что я так решила? Пока я училась, он терпел, ему же нужна была жена-начальница с хорошей получкой. Но как только сессия закончилась, он сразу принял своё дежурное положение.
А я, как должное, поволокла на своей спине все, дом, Витю, беременность. И опять мне пришлось осознать, что денег в семье нет. Куда они девались? Кто-то врал или кто то бездумно расходовал? Тогда я над этим не задумывалась. А наверное, мне было страшно сказать самой себе, что все деньги пропивает и прожирает Витька. Я даже не хотела думать в ту сторону. Поэтому внесла в семейный бюджет деньги , заработанные блядством, и вроде на какое то время выровняла ситуацию. Все покатилось по старым рельсам, бег по магазинам, готовка, скандалы, иногда оплеухи.
И на этом этапе моей семейной жизни в моей голове навсегда поселилась одна единственная мысль "Где взять денег". Я не шла с этой мыслью к мужику, я думала её сама. Потому что где-то в глубине души понимала, что тот кто со мной живёт, и деньги, это понятие несовместимое. Зато он расслабился на моих плечах, и тихо пытался привести меня к мысли, что нам не нужен второй ребёнок. Если он был дома, то скандалы начинались с утра, как только он просыпался. Почти каждый день меня унижали, шпыняли, и строили. А я терпела.
Зачем? Мне так нужны были негативные эмоции? Или боялась потерять это чудо, которое кроме меня было на фиг никому не нужно? Хотя иногда я видела, что на этого монстра заглядываются соседки. Ну не те, которые поближе, а те, которые подальше. Но от ревности меня навсегда вылечил Генка. Ни разу никого я с тех пор не ревновала. Да идите, куда хотите, я тоже пойду. А в случае с Витькой, мне было смешно, когда кто-то строил ему глазки. А что дальше то? Что вы с этим уродом делать то будете?
А я и сама не знала, что с ним делать! Но почему-то терпела это чудище. А ещё пришла пора терпеть живот. Да, мой внутрипузец адаптировался и проявил себя очень активным. Если Ольга была спокойной в животе, ну пнет, раз, два за день, то этот товарищ просыпался вместе со мной, и сразу же начинал играть в футбол. При чем играл он активно, и без перерыва. Я иногда так уставала от этого, что просто падала на кресло и засыпала в один момент. И в этот самый момент я не чувствовала ни пинков, ни тяжести, ни мерзости своей жизни. Пять десять минут уходило у меня на восстановление сил.
А Витя, застав меня уснувшую, начинал читать лекцию о том, как мне, такой никчемной, будет тяжело с двумя детьми, а от него помощи не будет. Он принципиально не будет помогать, потому что предупреждал, что второй ребёнок лишний. Мне было смешно. У него вообще не было привычки помогать. Если только за бутылку с похмелья.
Жизнь моя совсем превратилась в рутину. Не было в ней никакой радости. Только Ольга росла красивенькой глазастой девочкой. Но эта девочка упорно не хотела ходить. Она была шустренькая, и по кроватке и манежу прямо бегала. А вот пойти самостоятельно даже не пыталась. Если бы у меня не было пуза, меня бы это не напрягало. Но оно было. А Ольга не хотела ходить. Поэтому в тот момент на мне ездили двое. Тот, кто ещё не родился, и Ольга. И было тяжеловато с учётом того, что я ещё и протез на себе тащила.
Но я была девушка привычная и осознанная. И очень хорошо понимала, что сейчас по-другому нельзя, а через некоторое время это закончится. Может поэтому вторая беременность и показалась мне такой тяжёлой? Денег нет, никто не помогает, все на мне, ещё и страшно. А страшно мне было от того, что не соблюла перерыв между кесаревыми. А ещё впереди была сессия и посещение гинеколога. Гинеколог,конечно ничего изменить не сможет, но орать будет точно. А зачем орать? Ведь если бы вы, дорогие врачи изначально не пытались все решить за меня, я бы и не скрывалась.
Витек наконец то понял, что аборта не будет, и теперь просто мстил мне за то, что я сделала по-своему. В нашей счастливой семейке и дня без скандала не проходило. А вот с любовью и лаской была напруга. Никто меня даже не обнимал. Да не для близости, а хотя бы для поддержки, чтобы я поняла, что не одна, что рядом со мной родной человек. Зато он придумал очередной вариант манипуляции. Каждый день он мне свистел в ухо, что если я не рожу мальчика, то я никчемная женщина, и вы представляете, я в это верила.
Каждое утро начиналось с лекции о чистоте. Хотя в то время у нас дома было, как в операционной. Я постоянно, мыла, протирала, шоркала, и думала о том, где взять денег. И только спустя годы я поняла, что рядом с этим мужчиной невозможно было жить спокойно. Я про деньги. Он как-то незаметно и умышленно их тратил. То ли он боялся денег, то ли боялся жить богато. Но я в то время не умела наблюдать и анализировать. Поэтому искала пути выхода из ситуации, а это в той стране, было трудно.
Спасибо моей мамуле. Она, конечно шипела на меня, как змея, потому что понимала, что мне тяжело и помочь мне кроме неё некому. Но вот её крепкое плечо я чувствовала рядом всегда. Она и с Ольгой сидела, и продукты добывать помогала и отбивать Витины атаки. В любой непонятной ситуации я шла плакаться к маме в колени. Просто ложилась на диван, лицом в мамины колени и плакала. А мама гладила меня по моей дурной головушке. Слезы заканчивались, я вставала и чувствовала облегчение.
Именно в тот период я начала думать о том, что от этого мужика больше проблем, чем помощи. И впервые задумалась о том, что я вполне все могу тянуть сама. И вообще, не выгнать ли мне его? Но такой внутренней силы, чтобы выгнать Витька у меня просто не было. Да и вообще, хорошо, хоть здравые мысли в голову полезли. А то ведь почти два года преклонялась перед ущербным и считала его богом. Но это были только мысли. Я сидела на кресле в коридоре и думала о том, как хорошо мне будет одной. Ни забот, ни хлопот, ни ругани.
Как я устала от скандалов. Я не говорю, что мои родители совсем не ругались. Мама была скандалистка знатная. Но так она выплескивала на папу свое раздражение. А раздражало её то, что папу все всегда устраивало, и он никогда не был лидером. Поэтому административной единицей в нашей семье была мама. Вот этим она и была недовольна, и периодически выражала недовольство. А Витя это недовольство выражал каждый день, и он без этого жить не мог, а мне наоборот, отвратительно жилось с этими скандалами.
День был выходной и начинался, как всегда, с забега по магазинам. Сначала молочный, около часа, потом центральный рынок, это часа два- три, а потом можно было с полными сумками бежать домой. А сумки тянули руки. А меня тянул живот. И мне было однозначно тяжело. Но я все это дотащила, выгрузила в холодильник, и приступила к хозяйственным делам. Поставила варить бульончик, а сама в этот момент, пока он варится, решила постирать. Когда все было постирано, и сварен супчик, в кухню припёрся Витя с Олей на руках, и попросил согреть воды для того, чтобы помыть ребёнка.
Бачок я поставила, а сама собрала бельишко и пошла его развешивать на улицу. На дворе стоял апрель, особого тепла ещё не было, но белье на улице уже сохло, а не замерзало. Поэтому сушить белье на улице, было лучше, чем дома. Да и Вити на улице не было, можно было провести некоторое время без тревоги и стресса. Я не торопясь натягивала верёвки, потом не торопясь развешивала простыни, пеленки, ползунки. И отдохнув слегка от семейной жизни пошла домой. Тоже еле переставляя ноги, чтобы подольше не видеть эту рожу.
Витя вдохновенно жарил мясо на кухне. Ольги в комнате не было, и бачок с плиты был уже снят. Я пошла в ванную. Я наивная думала, что папик родную дочку положит в детскую ванночку на подложку, и даст ей хотя бы пару погремушек. Как бы не так. Моя, единственная, на тот момент, дочь Ольга, лежала в большой ванной. Да как лежала. Она просто там утонула и не подавала признаков жизни. Её лицо медленно синело. А я, стоя в дверях ванной, смотрела фильм ужасов, причём крутили его очень медленно.
Онемение моих органов длилось недолго, я выдернула Ольгу из-под воды и заорала. Орала я так, что тресся весь наш трехэтажный двухподьездный дом, с метровый стенами! Я трясла её изо всех сил, но она никак не хотела приходить в себя. Вообще. И тут из кухни подлетел этот утырок, утопивший своего ребенка. Он схватил её за ноги , тряханул вниз головой, и шлепнул по опе. Из Ольги полилась вода и она заплакала. Мама побежала вызывать скорую.
Много лет прошло, а мне до сих пор кажется, что в это дело опять вмешался мой ангел-хранитель. Я же тогда была большой специалист по смерти и безвыходным ситуациям. И даже тогда я понимала, что этого не может быть! Нельзя было её оживить, сильно много времени прошло! А тут раз, идиот, который её утопил, хлопает ей по опе и она оживает! Так не бывает! Мистика какая-то! Но не важно. Самое главное, моя дочурка была жива и здорова. Все остальное не имело значения. И как я могла её доверить этому нелюдю?
Скорая приехала, осмотрели ребёнка, все было хорошо. Но моя Ольгия никогда не была толстой, а в тот момент врачи вдруг решили, что она не доедает. И решили отвезти нас в Ивано-матренинскую больницу на откорм. А я была согласна, я так устала от своей семейной жизни и своего живота, что хотела тупо просто полежать с книжкой в руках. Поэтому кроме Ольгиных вещей прихватила ещё пару-тройку книг. И почти бегом побежала в машину, которая увезет меня подальше от родного дома.