На мгновение мистер Лиллиуайт задумчиво поджал губы, а потом шагнул в сторону, открывая передо мной полог шатра.
Полагаю, вреда действительно не будет. Проходите, мадам, навестите своего друга.
Солнце почти скрылось из виду, и внутри шатра было темно, хотя последние вечерние лучи еще освещали одну из парусиновых стенок. Я на секунду прикрыла глаза, чтобы немного привыкнуть полумраку, а потом моргнула и огляделась по сторонам.
Несмотря на тесноту, походная кровать и прочая полезная утварь намекали на определенную роскошь. В воздухе пахло не только влажной парусиной и шерстью, но и цейлонским чаем, дорогим вином и миндальным печеньем.
На фоне освещенной солнцем стенки виднелся силуэт отца Донахью; он сидел на скамье перед маленьким складным столом, на котором были разложены несколько листков бумаги, чернильница и перо. Напряженно-прямая спина и мученическое выражение лица священника красноречиво говорили о том, что с таким же успехом там могли лежать тиски, клешни и раскаленная кочерга.
У меня за спиной раздалось пощелкивание огнива, и по шатру разлился слабый свет. Чернокожий мальчишка видимо, слуга Лиллиуайта молча поставил на стол маленькую масляную лампу.
При свете лампы образ великомученика стал еще красочней. Священник выглядел как святой Стефан после избиения камнями: на подбородке красовался синяк, от надбровной дуги до скулы расплывался огромный лиловый кровоподтек. Веки припухли так сильно, что глаз превратился в узкую щелочку.
Заметив меня, Донахью широко распахнул уцелевший глаз и подскочил на ноги.
Отец Кеннет! Я крепко стиснула его руку, залихватски улыбнулась и начала представление для зрителей, стоявших перед входом в шатер. Я принесла вам лекарство. Как вы себя чувствуете?
Я выразительно пошевелила бровями: подыграйте мне, святой отец! Священник пару секунд зачарованно смотрел на мои гримасы, потом все-таки сообразил, чего я от него хочу. Он громко кашлянул и, воодушевленный моим кивком, зашелся в кашле с удвоенным пылом.
Ох вы так добры миссис Фрейзер, прохрипел он.
Я открыла фляжку и налила ему щедрую порцию виски.
Что случилось, святой отец? шепотом спросила я, протягивая ему «лекарство». Что у вас с лицом?
Ничего страшного, миссис Фрейзер, уверяю вас. Сущие пустяки. От волнения в его голосе проявился легкий ирландский акцент. Не следовало сопротивляться шерифу во время ареста. Во всей этой суматохе я едва не заехал ему промеж ног, а ведь бедняга просто выполнял приказ. Да простит меня Господь!
Отец Кеннет благочестиво возвел здоровый глаз к небу, но в ухмылке, изгибавшей его губы, не было ни капли раскаяния.
Невысокий и жилистый, священник выглядел старше своих лет из-за долгих изнурительных дней, проведенных в седле. И все же ему было не больше тридцати пяти, а под черным плащом и поношенной сорочкой скрывалось сильное и гибкое, словно хлыст, тело. Я начала понимать, почему шериф держался настолько воинственно.
Кроме того, добавил он, осторожно притронувшись к подбитому глазу, мистер Лиллиуайт принес мне свои искренние извинения.
Священник кивнул в сторону столика, и я заметила, что рядом с письменными принадлежностями стояла откупоренная бутылка вина и оловянный кубок. Бутылка была едва почата, а вино в кубке оставалось нетронутым.
Отец Кеннет взял предложенный мной виски и выпил залпом, мечтательно зажмурившись.
Лучшее лекарство из всех, что мне доводилось принимать, сказал он. Благодарю, госпожа Фрейзер, вы вернули мне силы. Теперь и по воде пройти сумею.
Спохватившись, священник покашлял в кулак на этот раз совсем тихонько.
С вином что-то не так? спросила я, покосившись на вход в шатер.
Нет-нет. Просто я счел, что в текущих обстоятельствах мне не стоит принимать угощение магистрата. Считайте, совесть не позволила.
Он снова улыбнулся мне, не пряча иронии.
За что вас арестовали? прошептала я. Снаружи доносились голоса. Видимо, Джейми оказался прав: я не вызывала ни у кого подозрений.
За проведение священной мессы. Отец Кеннет тоже понизил голос. Но это злейшая ложь. Я не проводил мессы с прошлого воскресенья, да и та была в Вирджинии.
Он окинул фляжку печальным взглядом, и я снова плеснула ему виски.
Пока священник неторопливо смаковал лекарство, я крепко задумалась. Что замышлял мистер Лиллиуайт со своими соратниками? Не могли же они и вправду судить священнослужителя за проведение мессы! Разумеется, найти лжесвидетелей не составит труда, но какой с этого прок?
И хотя в Северной Каролине католиков недолюбливали, я все равно не могла понять, зачем было арестовывать священника, который собирался покинуть колонию следующим же утром. Отец Кеннет приехал на Сбор из Балтимора и только потому, что Иокаста Кэмерон попросила его об одолжении.
Хм! фыркнула я.
Отец Кеннет вопросительно посмотрел на меня поверх кружки с виски.
Нет, не обращайте внимания. Я махнула, предлагая ему продолжить свой рассказ. Вы, случайно, не знаете, знаком ли мистер Лиллиуайт с миссис Кэмерон?
Иокаста Кэмерон была известной состоятельной женщиной с упрямым характером и не без врагов. Неясно, почему мистер Лиллиуайт решил досадить ей таким необычным образом, но
Я знаком с миссис Кэмерон, сказал мистер Лиллиуайт из-за моей спины. Хотя и не являюсь ее близким другом.
Я развернулась и обнаружила, что магистрат стоит на пороге, а следом за ним толпятся шериф Анструтер, мистер Гудвин и Джейми. Последний посмотрел на меня и приподнял бровь, сохраняя выражение сосредоточенного интереса.
Мистер Лиллиуайт поклонился мне.
Я только что объяснил вашему мужу, мадам, что я действую исходя из лучших интересов миссис Кэмерон и пытаюсь узаконить положение мистера Донахью, чтобы он мог остаться в колонии. Мистер Лиллиуайт холодно кивнул священнику. Однако мое предложение было решительно отвергнуто.
Отец Кеннет поставил кружку на стол и расправил плечи, сверкая неподбитым глазом.
Мне предложили подписать клятву, сэр, обратился он к Джейми, указывая на бумагу и перо, лежащие на столе. Согласно этой клятве, я должен отвергнуть учение о пресуществлении.
Вот как? переспросил Джейми с вежливым любопытством, а я наконец поняла, что священник имел в виду, когда говорил о совести.
Он ведь не может ее подписать, разве нет? спросила я, окинув взглядом собравшихся здесь мужчин. Католики то есть мы, подчеркнула я, поглядывая на мистера Гудвина, верим в пресуществление. Так ведь?
Я обернулась к священнику; тот улыбнулся и кивнул в ответ.
Мистер Гудвин бросил на меня грустный взгляд; вызванное алкоголем веселье заметно поубавилось из-за неловкости.
К сожалению, миссис Фрейзер, таковы правила. Чтобы остаться в колонии на законных основаниях, священник, не принадлежащий англиканской церкви, должен подписать подобную клятву. Иначе нельзя. Многие так и делают. Вы знаете преподобного Урмстона, священника-методиста? Он ее подписал, как и мистер Калверт из баптистской церкви, который живет рядом с Уэйдсборо.
Шериф самодовольно ухмыльнулся. Я подавила желание хорошенько наступить ему на ногу и повернулась к Лиллиуайту:
Отец Донахью не может подписать эту клятву. Что вы намерены делать? Бросить его за решетку? Но это бесчеловечно он болен!
Отец Кеннет послушно закашлялся.
Мистер Лиллиуайт покосился на меня с подозрением и предпочел вести разговор с Джейми.
Я имею полное право заключить этого человека в тюрьму, но не стану так поступать из уважения к вам, мистер Фрейзер, и к вашей тете. Однако завтра утром ему придется покинуть колонию. Мистера Донахью доставят в Вирджинию и освободят из-под стражи. Вы можете не волноваться о его судьбе мы сделаем все возможное, чтобы дорожные тяготы не сказались на здоровье вашего друга.
Он устремил на шерифа холодные серые глаза; тот резко выпрямился, всем своим видом излучая благонадежность, однако выглядело это не очень убедительно.
Что ж, ясно, учтиво ответил Джейми. Он перевел взгляд с одного собеседника на другого, потом посмотрел на шерифа в упор. Надеюсь, вы сдержите свое обещание, сэр. Если святой отец попадет в беду, я буду склонен принять это весьма близко к сердцу.
Шериф выдержал его взгляд с невозмутимым выражением лица и не отводил глаз, пока мистер Лиллиуайт не откашлялся.
Даю вам слово, мистер Фрейзер.
Джейми повернулся к нему с легким поклоном.
Большего я и не прошу, сэр. Однако же не будете ли вы столь любезны отпустить святого отца, чтобы он мог провести вечер в кругу друзей и сердечно с ними попрощаться? Моя жена осмотрит и вылечит его раны, а утром мы снова доставим его к вам. Я за это ручаюсь.
Мистер Лиллиуайт поджал губы и притворился, будто обдумывает слова Джейми, но актер из магистрата был никудышный. Я с удивлением поняла, что он ожидал услышать подобное предложение и заранее собирался ответить отказом.
Увы, сэр, начал он, изображая глубокое сожаление. Боюсь, я не могу удовлетворить вашу просьбу. Если святой отец пожелает отправить кому-нибудь весточку, он указал на стопку бумаги, то я непременно прослежу за тем, чтобы письма были доставлены адресатам.
Джейми откашлялся и расправил плечи.
Что ж, смею ли я попросить И смущенно умолк.
О чем же, сэр? Лиллиуайт с любопытством посмотрел на Джейми.
Не позволите ли вы мне исповедаться перед святым отцом?
Джейми разглядывал опору шатра, не желая встречаться со мной глазами.
Исповедаться? пораженно переспросил Лиллиуайт, а шериф злорадно прихрюкнул.
Совесть покоя не дает? грубо поинтересовался Анструтер. Или скорую смерть почуяли?
Шериф ухмыльнулся, а мистер Гудвин разразился возмущенными протестами в его адрес. Джейми не обратил на них обоих внимания.
Да, сэр. Понимаете ли, я давненько не был на исповеди и не знаю, когда такая возможность появится снова Он наконец посмотрел мне в глаза и быстро кивнул в сторону выхода. Простите, господа, нам с женой нужно на минуточку отлучиться
Не дожидаясь ответа, он подхватил меня под локоть и вывел наружу.
Брианна и Марсали спрятались с детьми у тропы, прошипел Джейми, когда мы выбрались из шатра. Проследи, чтобы Лиллиуайт с этим уродцем шерифом отошли подальше, и заводи всех внутрь.
Глубоко пораженная, я осталась стоять на месте, а он нырнул обратно.
Прошу прощения, джентльмены, донеслось оттуда. Не обо всех грехах можно рассказывать в присутствии жены
Раздалось согласное бормотание; слово «исповедь» прозвучало несколько раз кажется, это был исполненный сомнения голос Лиллиуайта. Джейми ответил ему раскатистым шепотом. Шериф громко переспросил «Вы что?», но мистер Гудвин яростно на него шикнул.
После долгих невнятных переговоров послышались шаги; едва я успела спрятаться за сосновыми зарослями, как из шатра вышли три протестанта. День совсем угас, на небе мерцали закатные угли облаков, подсвеченных последними лучами солнца, но мужчины стояли совсем рядом, и я видела, что их обуревает смущение.
Сгрудившись поближе друг к другу, джентльмены погрузились в горячее обсуждение, то и дело бросая взгляды в сторону шатра, откуда доносился голос отца Кеннета, который произносил благословение на латыни. Лампа, бросавшая тени на парусиновые стенки, погасла; силуэты Джейми и священника растворились в исповедальном сумраке.
Анструтер придвинулся к мистеру Гудвину.
Пресуществление? Что за чертовщина такая? пробормотал он.
Мистер Гудвин выпрямился и пожал плечами.
По чести сказать, сэр, я не очень хорошо понимаю значение этого слова, чопорно объявил он. Какая-то вредоносная доктрина папистской церкви. Возможно, мистер Лиллиуайт даст более точное определение Рэндалл?
Конечно. Это понятие означает, что, когда во время мессы священник произносит молитву, хлеб и вино превращаются в сущность тела и крови Христовых.
Что? Анструтер ничего не понял. Как такое может быть?
Превратить хлеб и вино в плоть и кровь? ошарашенно переспросил мистер Гудвин. Это же самое настоящее колдовство!
Не беспокойтесь, это все выдумки. В голосе мистера Лиллиуайта появились обычные человеческие интонации. Наша церковь утверждает, что подобное превращение категорически невозможно.
А вы уверены? подозрительно спросил Анструтер. Вы видели, как они это делают?
Доводилось ли мне посещать католическую мессу? Разумеется, нет! Лиллиуайт выпрямился во весь рост, грозно нависая над шерифом в сгущающейся темноте. За кого вы меня принимаете, сэр!
Тише, Рэндалл, шериф не хотел вас обидеть. Мистер Гудвин положил руку на плечо друга. По долгу службы ему приходится проявлять практичность.
Что вы, сэр, не обижайтесь, торопливо добавил Анструтер. Я не это имел в виду. Просто вдруг найдутся добропорядочные свидетели, которые смогут рассказать о подобных злодеяниях перед судом?
Мистер Лиллиуайт держался весьма прохладно.
Этой ереси не требуются свидетели, шериф. Священники признаются в ней добровольно.
Нет-нет, конечно же! Анструтер согнулся в подобострастном поклоне. Но получается, сэр, что паписты э-э участвуют в этом, как его, пресуче
Да, все верно.
Тогда это же людоедство, чтоб мне провалиться! Шериф снова выпрямился и воодушевленно продолжил: А людоедство запрещено законом! Давайте отпустим святошу, пусть идет разводить свои папистские шуры-муры с католиками тут-то мы их всех и накроем! Упечем за решетку целую толпу, одним махом!
Мистер Гудвин испустил тихий стон, потирая щеку, видимо, вырванный зуб давал о себе знать.
Мистер Лиллиуайт шумно выдохнул через нос.
Нет, сказал он ровным голосом. Боюсь, ничего не выйдет, шериф. Мне было велено проследить за священником. Он не должен проводить никаких обрядов, и к нему нельзя пускать посетителей.
А зачем же вы впустили туда Фрейзера? возмущенно спросил Анструтер, махнув рукой в сторону шатра, откуда доносился неуверенный, едва слышный голос Джейми. Я решила, что он говорит на латыни.
Это совсем другое дело! запальчиво ответил Лиллиуайт. Мистер Фрейзер настоящий джентльмен. Посетители не допускаются, чтобы священник не провел с ними тайный обряд венчания. Согласитесь, сейчас нет никаких поводов для беспокойства.
Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил! громко сказал Джейми по-английски, и мистер Лиллиуайт вздрогнул от неожиданности. В ответ раздалось вопросительное бормотание отца Кеннета.
Грехи мои похоть и нечестивость. И в делах, и в мыслях, пылко объявил Джейми. Я удивилась: он хочет, чтобы его услышала вся округа?
Понимаю, сын мой. Голос отца Кеннета тоже вдруг зазвучал гораздо громче. Говорил он крайне заинтересованно. В чем же заключался грех нечестивости? И сколько раз ты согрешил?
Во-первых, я смотрел на женщин с вожделением. А вот сколько раз, я вам сразу и не скажу. С последней исповеди прошло немало времени пусть будет сто. Надо ли мне перечислить всех женщин и рассказать, что я о них думал, святой отец?
Плечи мистера Лиллиуайта застыли.
Пожалуй, у нас не хватит на это времени, Джейми, ответил священник. Не мог бы ты привести какой-нибудь пример, чтобы я понял э-э насколько тяжек твой грех?
Хорошо, постараюсь, святой отец. Самый тяжкий грех был с маслобойкой.
С маслобойкой? О, понимаю. Такая высокая и ручка торчком? Слова отца Кеннета были преисполнены глубочайшего сострадания ввиду чудовищных перспектив для разврата.
Нет, отец. Маслобойка была в форме бочки та, которую набок кладут. С маленькой ручкой. Да только эта женщина слишком усердно взбивала масло, и шнуровка у нее на корсаже распустилась. Груди подпрыгивали туда-сюда, платье прилипло к телу от пота. Маслобойка доставала ей примерно до пояса такая изогнутая, знаете? Я сразу представил, как нагну красотку через бочку, задеру юбки и