А теперь вот, Маша достала из кармана вязаного жакета сложенный вчетверо белый лист бумаги. Твоя мама просила передать тебе письмо.
Как она? Не болеет? с тревогой в голосе спросил Орлов и развернул письмо.
Нет. У нее все нормально.
Григорий углубился в чтение, а Маша тем временем собрала грязную посуду и вытерла со стола крошки.
Мама пишет, у тебя в Ленинграде какие-то дела? спросил Григорий и выразительно посмотрел на Машу.
Да какие там дела, молодая женщина махнула рукой. Я соскучилась по тебе, Гришенька, вот и приехала.
Маша, прошу тебя не надо.
Хорошо, не буду, молодая женщина тяжело вздохнула. А дела такие. Решила я навестить Петра Степановича Соколова. Помнишь его? Он был главным врачом в военном госпитале.
Еще бы мне не помнить его, воскликнул Орлов. Так он живет в Ленинграде?
Представь себе, да. На 25-й линии.
Но это же совсем недалеко от меня. Удивительно мы живем почти по соседству, но ни разу за эти годы не встретились. Хотя чему удивляться, ведь я почти нигде не бываю. Каждый день допоздна задерживаюсь в редакции газеты. Даже выходные провожу на работе.
Ой ли? Маша лукаво покачала головой.
Можешь мне не верить, но это так.
Гриша, а помнишь, как мы мечтали в госпитале о том, кто куда пойдет учиться? Твоя мечта сбылась, ты стал журналистом, а я
А ты стала прекрасной медсестрой. Разве не так? Мама мне неоднократно писала, как тебя любят и уважают в деревне, перебил молодую женщину Орлов.
Да, это так. Я тоже прикипела всей душой к твоей деревне, полюбила людей, живущих в ней. Кажется, совсем недавно я даже не подозревала о существовании деревушки под названием Озерки, а сейчас для меня нет милее и красивее места на земле. А знаешь, Маша вдруг засмеялась весело и заразительно, батюшка Матвей опять учудил.
Маша отбросила со лба непослушную прядь рыжих волос и стала рассказывать об очередной ссоре между батюшкой Матвеем и его супругой. Молодые люди проговорили до двух часов ночи. Вспомнили общих знакомых и друзей, поговорили о свадьбе Наташи и матери Григория, о больнице, в которой работала Маша, и еще о многих вещах, но ни словом больше не обмолвились о дальнейших взаимоотношениях друг с другом.
Маша, уже поздно, наконец произнес Григорий и прикрыл рукой рот, стараясь не зевнуть. Давай ложиться спать. Ты устраивайся на кушетке, а я на полу.
Некоторое время они лежали молча. Маша смотрела в окно, и ей было видно, как молодая, недавно народившаяся луна медленно плыла между двумя темными облаками, озаряя землю мертвым сиянием. Стараясь заснуть, молодая женщина то закрывала глаза и считала до ста, а то несколько раз переворачивалась с бока на бок, но все было напрасно, сон не шел. Близкое присутствие Григория возбуждало ее, и она подсознательно ждала, что тот предпримет какие-то действия в отношении нее. После того как она призналась Григорию в любви, разве что бесчувственный чурбан мог не воспользоваться ситуацией. И пусть он сделает это не по любви, а по зову плоти, для нее не имело никакого значения. Главное, она хотела этого безумно, каждой клеточкой своего тела хотела близости с ним. Наконец, не в силах выносить подобную муку, Маша сбросила с себя одеяло и приподнялась.
Передернув плечами, точно от озноба, она спросила:
Гриша, ты спишь?
Нет, никак не могу заснуть, признался Григорий и посмотрел на Машу, фигура которой хорошо была видна при лунном свете.
Вот и я тоже, Маша встала и, плавно ступая босыми ногами по дощатому полу, подошла к Григорию и опустилась на колени.
Секунда и она нырнула под тоненькое одеяло, которым был укрыт Григорий.
Ма-ша только и смог вымолвить Орлов, почувствовав рядом с собой горячее, точно раскаленная печь, тело молодой женщины.
Миленький мой, солнышко ты мое ясное тихим шепотом отозвалась Маша.
Близко-близко он увидел ее глаза, казавшиеся во тьме бездонными, вспыхнул и покраснел до самых кончиков ушей. Мягким, полным смертельной тоски поцелуем Маша припала к губам Григория, в то время как ее руки жадно скользили по его телу, опускаясь все ниже и ниже.
Возьми меня прошу тебя В конечном счете, это тебя ни к чему не обязывает Это я хочу быть твоей хоть на час, хоть на миг, Гришенька шептала как в бреду молодая женщина, прижимаясь к любимому все сильнее.
В порыве любви и нежной страсти она забыла обо всем на свете, полная безумного желания принадлежать единственно любимому на свете мужчине. И если это произойдет, думала Маша, то ее жизнь изменится, она познает счастье, о котором так мечтала. Орлов, в свою очередь, был в ужасном смятении. Маша способна была без всяких размышлений всецело отдаться ему, и он прекрасно это сознавал. Хотел ли он этого? На какой-то миг у него точно помутился разум. Близость почти обнаженной женщины всколыхнула в нем желание обладать ею. Но вдруг Григорий почувствовал, что еще немного, и он совершит какое-то святотатство, почувствовал, что все его существо громко кричит: «Нет! Нет! Нет!».
Он взял ее руки в свои и стал осторожно убеждать не поддаваться плотским желаниям, поскольку потом она будет жалеть об этом. Женщина не должна предлагать себя мужчине. В этом есть что-то унизительное в первую очередь для нее. Любит ли она его? Нет. В нем она любит только свою собственную любовь, да и только. Ее влечет к нему загадка, жажда испытать новую, запретную страсть. Недаром говорится запретный плод сладок. Григорий говорил еще что-то в подобном роде. Маша сначала точно не понимала, о чем говорил ей Орлов, но по мере того как слова вырывались из его уст, лицо ее становилось холодным и чужим.
Маша, пойми, я не могу исполнить твою просьбу. Я слишком уважаю и ценю тебя, чтобы использовать, как гулящую девку, в постели, а затем бросить.
Что?! Машу мгновенно бросило в жар. Ее веки испуганно заморгали, и она от стыда не знала, куда спрятать глаза. Так, значит, ты считаешь, если я хочу принадлежать тебе, то я гулящая девка?
Да нет же, глупая. Я совсем не это имел в виду, попытался возразить Григорий, но молодая женщина, уязвленная в самое сердце, резко отстранив Орлова от себя, поднялась.
Я гулящая девка, гу-ля-щая Боже мой, шептала молодая женщина, пытаясь в темноте найти свое платье.
Что ты делаешь, остановись, Григорий бросился к Маше.
Не трогай меня, не прикасайся, Маша с трудом нашла платье, надела его и стала закручивать узлом на затылке распущенные волосы.
Ей хотелось как можно быстрее убежать, чтобы поплакать в одиночестве не то от жалости к себе, не то от обиды.
Не уходи, Маша. На дворе уже ночь, куда ты пойдешь?
Маша презрительно повела плечами.
Я не хочу тебя больше видеть. Прощай, злобно бросила она в лицо Орлову.
С секунду молодая женщина смотрела на него, приоткрыв рот, потом, не говоря ни слова, выбежала из комнаты.
Ма-ша крикнул ей вслед Григорий, но та даже не повернула головы.
Чувства безумной боли и унижения разрывали ей сердце. Сколько прошло времени, где и на какой улице она находилась, Маша не знала. Ночные улицы Ленинграда были безлюдны, и какая-то зловещая тишина нависла над городом. Молодая женщина двигалась как по инерции, не понимая, зачем и куда идет. Неожиданно из-за поворота вынырнуло такси. Освещая фарами улицу, машина проехала мимо Маши и остановилась в двух шагах от нее.
Красавица, тебя подвезти? спросил шофер, высовываясь из машины.
Маша вздрогнула и поджала губы, болезненно скривившись при этом.
Нет, спасибо, сделав над собой усилие, как можно спокойнее сказала Маша, однако таксист уловил в ее глазах неподдельный страх и отчаяние.
Кто тебя так обидел, девушка? поинтересовался он и вышел из машины.
А вам какое дело? вскинув головку, огрызнулась Маша и хотела тут же развернуться и уйти.
Но что-то останавливало ее. Возможно, это был страх опять остаться одной на незнакомой улице, где каждую минуту ее подстерегала опасность, а возможно, именно живое участие, пусть даже незнакомого человека, было больше всего сейчас ей необходимо. Она опустила голову и тупо уставилась в землю, не в силах двинуться с места. Таксист вынул из кармана брюк пачку папирос и, закурив, прислонился к капоту машины.
У меня есть дочь, почти такого же возраста, как и ты, произнес он и глубоко затянулся. Бывало, что не спрошу у нее, так в ответ только и слышу: «А тебе какое дело?». И так мне было обидно и больно слышать слова, точно не отец я ей родной, а чужой человек. Я прожил жизнь, мне пятьдесят шесть лет. Она же молода, наивна и глупа. А в жизни так много искушений, и порой противостоять им бывает не так-то просто. И кто, как не отец, предостережет и поможет в трудную минуту. И вот моя девочка попала в беду. Познакомилась она с одним прощелыгой: смазливая внешность, развязные манеры, но самое ужасное это то, что был он вор-домушник. Работал по-крупному. Брал только золотишко, драгоценные камушки и деньги. Влюбилась моя девочка в него, да так сильно, что когда он предложил ей работать на пару, не раздумывая, согласилась. Вскоре появились у нее деньги, шикарные шмотки и драгоценности. Мне бы тогда забить тревогу, поговорить с ней по душам, и, возможно, не случилось бы с ней того, что случилось. Но не сделал я этого, не захотел опять нарываться на грубые оскорбления в свой адрес. И вот, как следствие всей этой истории арест и приговор судьи: десять лет с конфискацией имущества, шофер опустил голову и горестно покачал головой.
Маша, слушая трагическую историю пожилого таксиста, не заметила, как собственная боль отошла на задний план. Ей вдруг стало жаль этого человека, жаль его дочь и грустно от всего, что с ней случилось. Она подошла к таксисту и виновато улыбнулась.
Простите меня, произнесла Маша. Я не хотела вас обидеть.
Да нет, милая. Это ты меня прости. Прости, не сдержался я, расчувствовался и рассказал тебе о своем горе. А по всему видать, у тебя тоже все непросто, иначе не оказалась бы ты одна среди ночи на безлюдной улице.
Вы правы. Однако мое горе никак не идет в сравнение с вашим. Но для меня и его достаточно, чтобы потерять всякий интерес к жизни.
Извини за нескромный вопрос, шофер на миг запнулся. Не замешан ли здесь мужчина?
Как вы догадались?
Сам был когда-то молодым, и не забыл, что значит любить, мучиться и переживать. Но поверь мне, в жизни, как в природе, после пасмурной и дождливой погоды наступает солнечный день.
Увы Маша запнулась. В моей жизни уже никогда ничего хорошего не будет. Я замужем, а люблю другого давно уже люблю.
Так-так шофер открыл дверцу машины. Присаживайся, поговорим.
Маша послушно села в машину. Несколько минут она молчала, собираясь с мыслями. Было как-то странно рассказывать историю своей любви совсем незнакомому человеку, да еще и мужчине. Но на душе у нее так много накопилось и требовало выхода, что Маша не удержалась и поведала таксисту все, начиная с момента знакомства с Григорием и до последней встречи с ним. В небе уже занималась заря и на улице появились первые прохожие, когда молодая женщина закончила свой рассказ и устало откинулась на спинку сиденья.
Да, непроста жизнь ох как непроста, после минутного раздумья произнес таксист и почесал затылок. Я даже не берусь тебе что-либо советовать. Сказать, чтобы ты забыла своего любимого, значит, причинить тебе боль, а ничего не сказать проявить равнодушие.
А вам и не стоит ничего говорить. Вот рассказала я вам свою историю, и на душе стало легче. Вы даже не представляете себе, что значит безумно любить, но быть отвергнутой любимым. Но что еще страшнее, так это не сметь никому в том признаться. Не каждый сможет тебя понять и посочувствовать.
Мне жаль тебя, дочка. По всему видать, вины твоей в случившемся нет. Но в твоей жизни не все так плохо. Судьба не обошла тебя стороной. Многие женщины не дождались с войны мужей, тебе же судьба подарила прекрасного мужа.
Да. Сергей хороший человек, согласилась Маша. Но я не люблю его не люблю
Не говори так категорично. Никто не знает до конца, что ждет его в жизни. А вдруг твой муж это и есть твоя судьба?
Ох и мастер же вы успокаивать, Маша улыбнулась.
Если ты согласна со мной, тогда, может быть, тебя куда-нибудь отвезти? А то через полчаса моя смена заканчивается.
Хорошо, согласилась Маша и назвала адрес, по которому проживал Соколов Петр Степанович.
Машина рванула с места. Маша подставила разгоряченное лицо под струю прохладного воздуха, врывавшегося через опущенное ветровое стекло. Проехав по площади Морской славы, такси свернуло на узкую неосвещенную улочку и въехала через арку во двор.
Приехали, сказал пожилой таксист.
Минуту-другую молодая женщина сидела неподвижно, затем произнесла:
Спасибо вам спасибо
Всего две фразы, но произнесла она их с большим чувством и благодарностью. Таксист был растроган до слез.
Счастья тебе доченька, пожелал он в ответ Маше и захлопнул за ней дверцу машины.
Оглядевшись по сторонам, Маша двинулась в направлении старинного дома, который был перед ней, поднялась на последний этаж и, поколебавшись какое-то время, нажала на кнопку звонка.
Кто там? раздался за дверью знакомый до боли голос.
Маша затрепетала.
Петр Степанович это я Маша Прохорова.
Дверь открылась и на пороге показалась чуть сгорбленная фигура Соколова в полосатой ночной пижаме.
Маша, всплеснул руками Петр Степанович. Маша Прохорова! Какими судьбами?
Петр Степанович я я от волнения молодая женщина не могла сказать что-либо вразумительное.
Проходи, проходи Соколов вдруг засуетился и распахнул дверь, пропуская Машу в квартиру. Пойдем на кухню. До ухода на работу у меня час времени, так что мы с тобой еще успеем позавтракать и обо всем поговорить.
Петр Степанович усадил Машу на табуретку около окна, затем плотно закрыл за собой дверь.
Ты как относишься к яичнице-глазунье? спросил он и лукаво подмигнул Маше.
Положительно, отозвалась Маша.
Прекрасно, пре-е-е-кра-а-асно, нараспев сказал Соколов и поставил на плиту чугунную сковородку. Сколько же мы с тобой, Маша, не виделись? Шесть лет Боже мой, как быстро летит время. А знаешь, я уже дед, похвастался Соколов и гордо приосанился.
Поздравляю!
И знаешь, кто мой зять? Никогда не догадаешься, Петр Степанович сделал значительную паузу, прежде чем продолжил: Андрей Чернышов. Да-да, именно он. Жизнь удивительная штука. Она преподносит нам порой удивительные сюрпризы, сражая тем самым наповал. Мог ли я когда-нибудь подумать, что Чернышов станет мужем моей единственной дочери? Да никогда! Не скрою, я был против этого брака. Прекрасно зная Чернышова, я был уверен, что тот не сможет сделать мою дочь счастливой. Поначалу все так и было. Нам с дочерью пришлось изрядно с ним повозиться. Но сейчас, Петр Степанович трижды сплюнул и ударил рукой по деревянному подоконнику. Чтобы не сглазить Сейчас у них все прекрасно. После рождения Настюши Андрея точно подменили. Он стал заботливым и нежным мужем и отцом.
Я так рада за вас и вашу дочь, произнесла Маша.
А вот и яичница, весело сказал Петр Степанович и поставил перед Машей тарелку с аппетитной глазуньей из трех яиц. Налетай.
Маша взяла вилку и внезапно почувствовала, как сильно она проголодалась.
А как у тебя дела? Ты счастлива, Маша Прохорова? спросил Соколов молодую женщину, после того как она покончила с яичницей и потянулась за чашкой с чаем.
Помните, Петр Степанович, в госпитале вы как-то сказали мне: «Чтобы быть счастливой, одной твоей любви недостаточно. Ты захочешь не только любить, но и быть любимой». Вы даже не представляете себе, насколько были правы, произнесла Маша так скорбно, точно жизнь для нее была ничто иное, как жестокое наказание, к которому ее приговорили за тяжкие грехи.