Выбираете, где присесть зеленый бархатный диван из двух секций. Легко жонглируете темами общения, как старые друзья, и вам приятно говорить на уже общем языке. Вокруг себя вы создаете маленький мир, только для вас, на этом диване, и выглядываете оттуда в большой мир, который с неизменным постоянством поглощает даже самых живых и настоящих из вас.
В прошлый раз ты сказал, что фотограф, говорит она.
Нет, это тебе сказали, что я фотограф, а я смущенно замялся, парируешь ты.
Почему?
Ты поступила точно так же, когда речь зашла о твоей актерской карьере, разве нет?
Это не ответ на вопрос.
Сам не знаю, говоришь ты, но да, я занимаюсь фотографией.
За окном суетливая Пикадилли. Какой-то мужчина старательно дует в волынку, мелодия доносится до вас. Вечер пятницы, город в угаре и мечется, не зная, куда себя деть.
Наверное начинаешь ты, наверное, просто ты знаешь правду о себе и хочешь защитить эту правду. Я знаю: я фотограф, но если кто-то скажет то же самое, все изменится ведь то, что думают обо мне, не равно тому, что я сам о себе думаю. Прости, я тебя запутал.
Нет, я понимаю. Но почему чье-то мнение должно менять твое отношение к самому себе?
Не должно.
Ты просто мастер уходить от ответа.
Разве? Я не специально.
Да я прикалываюсь, говорит она, подтверждая это мягкой улыбкой.
Это п Ты замолкаешь и хмуришься, пытаясь поточнее выразить мысль. Никто не может жить в вакууме. А когда впускаешь в свою жизнь людей, то становишься уязвимым, и они могут как-то повлиять на тебя. Или это я бред сейчас сказал?
Не бред.
А что насчет тебя? Ты в самом деле актриса?
Ммм, попозже расскажу. Мы отошли от темы.
Отошли.
И что ты думаешь о моем предложении? Как и сказала, я ничего не смыслю ни в фото, ни в видео, так что будет круто, если ты поможешь. Круто будет поработать вместе.
Хммм, произносишь ты, растягивая мгновение тишины. Я да, то есть нет. Не думаю, что хочу участвовать.
А-э? Не столько вопрос, сколько непроизвольный выдох вырывается у нее, от шока она вжимается в диван. Накрывается своим пальто, а ты смотришь, как оно взлетает и падает, словно одеяло. Протягиваешь руку, берешь ее за торчащий из-под ткани локоть. Сначала виден лоб, затем появляются напряженные брови, внимательные осторожные глаза. Она сдерживается, чтобы не крикнуть.
Да я пошутил, честно. Я очень хочу поучаствовать.
По выражению ее лица видно, как она борется с собой. На шутницу нашелся шутник.
Ну ты и гад! Она смотрит на время. Вы в баре уже два часа.
Может, выпьем чего-нибудь? Отметить это новое сотрудничество? Мне точно надо выпить. Она встряхивает головой, все еще не до конца веря в произошедшее.
Ты рад, что она тебя попросила.
Вы спускаетесь на нижний этаж бара. Ночь волочится следом, не в силах угнаться за вами. Со стола на вас смотрит пара полупустых пузатых стаканов.
Уже далеко не первые сегодня. Сознание слегка поплыло, ты пытаешься ухватить суть происходящего. Львиная доля веселья теряется за необходимостью держать его в целости и сохранности, и ты очередным глотком стараешься заглушить внутренний голос, требующий ясности. Все в порядке, думаешь ты, все правильно. Она быстрым шагом возвращается из дамской комнаты. На оконном стекле пляшут отражающиеся огни Лестер-сквер. Она протягивает руку, будто хочет поймать их, теряет равновесие и на краткий, волнующий момент ее голова оказывается у тебя на коленях. Так же быстро она поднимается смеясь и тянется к красивому свечению.
В этот вечер ты впервые замечаешь явный томный блеск в ее глазах, который появляется от алкоголя. Сладкие слова из кисловатых губ, соль с ободка бокала скопилась на кончике языка. Ты уже писал об этом, но как будто перечитываешь книгу, переслушиваешь альбом; новые фразы вихрем налетают из тумана.
Вы перешли в кафе «Шейк шак» у Лестер-сквер. Ты стоял в очереди, пьяный в стельку, качался в волнах людских волнений. Еда была на тебе она оплатила последнюю порцию напитков вы нашли свободные барные стулья и устроились на них рядышком. Она заказала бургер с перцем чили и картошку фри с сыром, которую не смогла доесть, поэтому отдала тебе (нельзя допустить, чтобы еда пропала). Откусив пару раз от бургера, она снова распутала наушники и протянула тебе один, ее тонкие пальцы танцевали по экрану телефона в поисках музыки. А теперь спросим народ: был ли кто-нибудь тем вечером в «Шейк шак»? Видел ли он, слышал ли, как двое незнакомцев отворяют друг другу свои души? Поймали ли они этот ритм? Прониклись ли джазовой энергией Кендрика Ламара?
В тот первый вечер они стали ближе на расстояние разведенных наушников. Перестали быть незнакомцами. В тот вечер они обсуждали совместный поход на квартирник, но бросили эту затею и пошли в другой бар, а потом прокатились на метро с Исайей и Джеем в ушах, дошли от Брикстона до Херн-Хилл по неожиданно теплым для декабря улицам, залезли друг другу в карманы и обнаружили, что держат в них одни и те же вещи. Они не хотели расставаться, потому что расставание это убийство того, что происходило между ними в тот момент, и это что-то совсем не хотело погибать. Забавное совпадение именно в тот момент, когда они сидели, забравшись с ногами на диван, в наушниках играл знакомый бит Fall in Love.
Вид с ее балкона: сверкающая панорама Лондона. Тебе здесь уютно. Как дома.
Будешь чай? спрашивает она из кухни.
Ты киваешь, подходя к окну, и касаешься стекла пальцами. Как будто свет можно поймать, как будто бы свет это картина, которую можно потрогать. Она бесшумно подходит сзади.
Давно ты здесь живешь? Я завидую.
Пару лет уже. Здесь неплохо, правда? Она протягивает тебе кружку и указывает на диван. Вы усаживаетесь на противоположных концах, поджав колени к груди и стараясь не пересечь границу стыка двух подушек. Только вот обоим вам уже что-то открылось, как бывает, если сильно надавить ложкой на пакетик чая в кружке он рвется и в воде начинают плавать чаинки.
У тебя классная мама, говоришь ты.
Обычно она не такая приветливая, отвечает она, вытянув ноги в зазор между тобой и диваном. Она закрывает глаза и беззастенчиво широко зевает. Зевота заразительна. Она смеется, увидев, что передала эстафетную палочку, хотя победа в этой гонке все равно за сном. Ее телефон вибрирует, и по ее реакции ты понимаешь, что это важное сообщение.
Все хорошо?
Кажется, моя девушка скоро придет.
О, ясно. Понял. Такова жизнь. Я пойду тогда.
Нет, все в порядке, ты точно можешь допить чай
Не хочу вам мешать
Звонок в дверь.
Дверь открылась и закрылась, гостья снимает обувь, затем входит в гостиную это Мелисса. Ты возвращаешься в тот вечер, когда вы все встретились в пабе на Саут-Ист-Лондон. Жажда познакомиться с этой девушкой, твоя настойчивость Именно Мелисса организовала встречу; ее девушка спросила, есть ли у нее знакомые фотографы, и Мелисса сразу же вспомнила про тебя. Но сейчас тебе неловко смотреть на Мелиссу. Она делает удивленное лицо:
О, привет.
Привет, говоришь ты.
Слышала, вы отлично повеселились.
Да, правда. Было здорово.
Охотно верю, отвечает Мелисса. Она подходит к своей девушке и чмокает в щеку. Пойду заварю чай.
Ты поворачиваешься к ней:
Ну, а мне пора.
Увидимся, говорит она. Мелисса с кухни наблюдает за тем, как ты наблюдаешь за ней. Ты старался не пересечь границу, только вот всем вам уже что-то открылось; семечко, посаженное тобой глубоко в землю, проросло в неправильное время. Ты обдумываешь, как же рассказать эту историю тем, кого она заинтересует. Интересно, хватит ли здесь простого «казалось, что так и надо». Интересно, достаточно ли крепка защита фразой «ничего не было».
Уже светает. Она накидывает зеленое пальто, которое ей явно велико, и провожает тебя вниз по лестнице. Ночь тепла, как и ее объятия. Отстранившись, она говорит:
Напишешь мне, ладно?
Да, конечно.
6
Ты говоришь:
Небеса разверзлись, и земля покрылась белым пеплом. Пес впервые в жизни увидел снег. Он то прыгает по заиндевевшей дорожке, то замирает и стоит лишь лапы слегка подрагивают. Твоя бабушка никогда прежде не видела снега, но в год твоего рождения, когда она ждала появления на свет своего внука, пушистые хлопья в яростном вихре падали на землю. Бабушка встала на колени и начала молиться за свою дочь и будущее дитя. Ты не религиозен, но, когда слышишь истории вроде этой, про твою мать на втором этаже автобуса и как она тряслась от страха перед размахивающим пистолетом мужиком, то невольно начинаешь верить. В тот самый день бабушка молилась за твое едва сформировавшееся тельце и зарождавшийся дух. Сейчас ее тело разваливается на части На самом деле уже развалилось. Но дух ее повсюду. Неизвестно, вернешься ли ты еще туда и сходишь ли на ее могилу, но в тот раз смелости у тебя не хватило. Ты не религиозен, но молишься за свою мать, которая отправилась в Гану, на родину. Колени упирались в твердый деревянный пол, ты был простерт у подножия своих желаний, когда пес ткнул тебя мордой в спину. Пес впервые в жизни увидел снег. Безоблачному полотну над головой не хватает деталей. Наблюдал ли ты ночное небо после снегопада? Оранжевое свечение, где-то преломленный свет. Хочется дотянуться и потрогать, поэтому ты иногда молишься. Если молитва это по большей части исходящее изнутри желание, то ты молишься за безопасность ее путешествия. И за спокойствие.
Она говорит:
Она заставила себя перейти черту, которую преодолевает каждый, и понятия не имеет, к чему это приведет. Когда страдаешь, время движется нелинейно. Что есть линия, как не путь, который нужно пересечь, пройти, перейти? И что теряется, что обретается в этом путешествии? В любом случае она его совершила. Здесь никого нет. Ее губы у самого динамика, поток дыхания отзывается в нем хлопками, вибрацией. Чтобы расслышать, надо приложить телефон ближе к уху. Она говорит, здесь никого нет лишь отпечатки ее ног на золотом песке. И теплые волны океана. Просто надо было убежать. Прийти в себя. Начать дышать. Небо тоже необитаемо ни облачка. Голубая жара. Лето в январе. Забавно работает время. Заставила себя пройти через все линии, чтобы оказаться здесь. Прочертила прямую от себя к нему все сама чтобы стать ближе. Нет, линия всегда была, есть и будет, но она старается усилить, укрепить ее. Кровь и кости по воде Где сустав? Где трещина? Где перелом? Все это так сложно. Язык подводит нас, особенно если рот закрыт. Все так слишком. Она лезет в карман, там пусто лишь голубая жара, лето в январе, золотой песок забился меж пальцев, тихо шумит вода. Приди в гармонию, дыши. А еще спасибо. Она благодарна.
Ты говоришь:
Тебе не всегда нравятся те, кого ты любишь безусловно. Язык постоянно подводит нас. У слов такие шаткие значения. Лишены смысла все, кроме непроизнесенных. И любые слова ничтожны, когда дело касается настоящей благодарности, невыразимой даже через «спасибо», но спасибо и на том.
У тебя это тоже есть. Как и у большинства. Попробуй еще раз: ты знаешь, что такое провести черту самостоятельно. Ты знаешь, как тает твой гнев, когда он смеется над собственной шуткой и слезы льются, льются, льются. Ты знаешь, как слезы могут литься, литься, литься. Это случилось внезапно, несколько лет назад. Пришлось свернуть на темную аллею, чтобы поплакать там, как плачет ребенок по отцу. Какая ирония! А на самом деле: где сустав? Где трещина? Где перелом? При каких условиях безусловная любовь рушится? Ответ: ты всегда будешь плакать по отцу.
Вспоминается фотография Дональда Родни под названием «В доме моего отца». Там смуглая рука вверх ладонью, изрытой складками; на ладони стоит крохотный ветхий домик, скрепленный в нескольких местах булавками. Бывало, тебе виделось, что ты несешь дом своего отца, а это значит, что ты несешь часть дома, который нес он: часть дома отца своего отца, и каждый делал то же самое Хотелось сжать руку в кулак, раздавить домик, сжать в ладони, но, возможно, стоит отворить его двери, осмотреть светлые комнаты, заглянуть в темные и поискать, что ускользнуло от взгляда. А затем уйти, оставив с миром и дом, и себя. И ее.
Она говорит:
Язык подводит нас, как порой и наши родители. Мы все друг друга подводим сильно и не очень, но, послушай, когда мы любим, то верим, а когда не любим, то повреждаем этот сустав. Она не желает ломать его, может, этого и не произойдет, но лучше не проверять. Она тоже не религиозна, но знает, чего хочет.
Ей не терпится вернуться домой, в знакомое место. Может, там к ней придут логика и ясность. И определенность.
7
Ты обедала?
Не-а.
Тогда я закажу. Китайская, индийская, тайская или карибская? спрашиваешь ты.
Карибская до нас век не доедет. Может, Китай?
Ага, китайская всегда подходит.
Прижав телефон ухом к плечу, пытаешься удержать корзину с продуктами в руках.
А чего именно хочешь? спрашиваешь ты.
Скинь в сообщении меню. Хотя можно просто что-нибудь с курицей. Или нет, ребрышки. Да, возьми мне, пожалуйста, ребрышки.
Оки-доки. Скоро буду.
Придя домой, достаешь продукты, которые она точно любит, но сама не купила бы: сладкие тайские чипсы с чили, соевое молоко, чай с бергамотом. Вы всего лишь договорились посмотреть отснятые для вашего проекта материалы, но тебе хочется, чтобы она чувствовала себя уютно, как дома.
У тебя слишком тихо. Оглушительное отсутствие людей. Каждый раз, как ты приходишь к ней, из переносной колонки раздается музыка. Что поставить? Что намекнет, что ты не воспринимаешь эту встречу как нечто большее? Отсутствие подобных мыслей, впрочем, уже поздно.
Стук в дверь. На пороге крепкий, улыбающийся мужчина с промасленным бумажным пакетом доставки. Она появляется из-за угла твоего дома, очень спешит и сталкивается в калитке с курьером.
Прости, что задержалась. Вы обнимаетесь на пороге, а когда ты отстраняешься, она спрашивает: Можно признаться?
Давай.
Нигде я не задержалась. Просто опоздала. Лень было собираться.
Да все в порядке, заходи.
Она смотрит по сторонам, как первооткрыватель, исследующий местность для нанесения на карту. Взгляд скользит по фотографиям в коридоре, пытается найти логическую связь, обрабатывает полученные данные. Она прокладывает маршрут на основе сходства и сразу идет на кухню набрать воды в чайник.
Чай будешь?
Это разве не я должен тебя спрашивать?
Ну, уже поздно. Она заглядывает в несколько шкафчиков и находит чай с бергамотом. Видит твою хитрую улыбку.
Что? спрашивает она.
Мотаешь головой:
Куда ты потом?
В свою старую школу. Путь неблизкий, честно говоря.
О, обязанности выпускников? Перед школьниками выступать будешь?
Она смеется:
Вроде того. Ты с молоком пьешь?
Спасибо, без, отвечаешь ты, открывая холодильник и протягивая ей пакет соевого молока. Я в прошлом году нечто подобное делал.
А ты где учился?
В Далвиче.
Пауза.
Ты учился в том самом Далвиче?!
Поблизости. Те же принципы, то же общество, та же оплата.
Как так вышло? Мне интересно.
Вышло совсем не так, как предполагалось. Тебе не понравилась та огромная школа для мальчиков, ее просторы и твой дискомфорт, в котором ты позднее узнаешь тайное предубеждение. По пути домой, с другой трассы, в объезд дорожных работ, ты увидел небольшую школу смешанного обучения. Небольшая понятие относительное: со стороны не было видно, сколько места она занимает, но, судя по безупречному газону перед краснокирпичной громадой главного здания, она была больше, нежели твое предпубертатное сознание могло представить.
Это последние твои экзамены и последний вариант, который у тебя был. С добрым мужчиной а эта доброта, как оказалось впоследствии, редко обходится без фундамента определенных знаний и осведомленности вы говорите об «Арсенале» и «Манчестер Юнайтед» на «собеседовании». Затем он ведет тебя к рассыпчатым брусочкам печенья, рядами выложенным на столах в фойе женщиной из Ямайки. У нее во рту золотой зуб. После вы с ней подружитесь. Мама так и не расскажет, что именно о тебе сказали тайна рекомендательного письма, которое обеспечило тебе бесплатное обучение в этой элитной школе, так и останется тайной. Перед уходом мужчина пожимает твою тонкую детскую руку своей большой и оплетенной венами рукой, притягивая тебя, будто для объятий.