Софья Ролдугина
Эхо Миштар. Север и юг
Моей подруге Ленте, без которой этой книги не было бы вообще а ещё Жене, Мари и Хайм, без которых она была бы совсем другой
и всем-всем, кто покидает дом, чтоб отыскать утраченное или отправиться за мечтой.
Эта история для вас.
Иллюстрации на обложке и в блоке Илоны Шавлоховой
Карта на форзаце Анны Лужецкой (Aaerynn)
Леттеринг названия Нади Совы
© Ролдугина С., текст, 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Пролог
Шимра большая, шумная столица, неласковая к чужеземцам, жестокая к простакам, как гордая аристократка из древнего рода ишмы. И лишь у самых окраин она скорей похожа на мечтательницу, скромную и тихую, особенно весной, когда в каждом дворе гибкие ветви чийны покрываются нежно-лиловыми цветами, и плывёт в тёплом воздухе томный, приторный аромат В это время своенравная и спесивая Шимра встречает с радостью любых гостей.
Даже таких, как я, Дёран, бродячий певец и сказитель.
И пусть глаза у меня уже прозрачные, как у слепца, но видят всё пока ещё ясно. Дом Алаойша я нахожу почти сразу почти, потому что он отчего-то стал ярко-синим, а год назад был жёлтым, как листья молодой клиппы. Видно, Фог опять за эксперименты взялась Была б у меня такая ученица, я б давно семиструнку об голову ей разбил! Или, что вероятней, себе своя-то голова ближе.
Но то я. Алаойш терпеливый змей.
Третья ступенька на крыльце всё так же поскрипывает. Люди привычные, вроде меня, приноровились её переступать, чтоб не тревожить зазря Ору, старую хозяйскую псину, уже глуховатую и совсем слабую, но по-прежнему считающую долгом своим встречать гостей хриплым лаем. Сорок четыре года давно вышел отмеренный ей срок, и скоро даже искусство Алаойша не сможет продлевать собачью жизнь.
Киморты не всесильны и не вечны, кто б что ни говорил.
Дверь, по обыкновению, не заперта. Но только я её толкаю, как меня едва не оглушает грозный окрик:
Фогарта! Да чтоб тебя!.. Фог, немедленно спускайся!
Отступаю, поправляя за спиной чехол с семистрункой и улыбаюсь. Что ж, даже терпеливых змеев довести можно.
Учитель, честное-честное слово, я больше не буду ходить одна в твою лабораторию!
Фогарта, спускайся!
Ну кто же знал, что тот хронометр нельзя трогать!
Из подвала валит дым.
Тихонько посмеиваясь, перекидываю семиструнку вперёд, распускаю чехол, трогаю струны Алаойш вслушивается недоверчиво, а потом откидывает бисерную занавесь к дверному косяку и манит меня рукою, не отрывая взгляда от лесенки в покои Фог. Взгляд у него тревожный.
Вовремя ты, шепчет, чтоб ученица не услышала. Смотри ведь, натворила чего-то, а теперь меня пускать не хочет. А мне тут думай то ли она ошпарилась, то ли с испугу ревёт. Дёран, поговори с ней? Тебя она слушает.
Отчего ж не поговорить, киваю. Обхожу комнату и заглядываю в подвал. Дым щиплет глаза. А что взорвалось-то, Алиш? шепчу.
Алаойш отвечает не сразу и нехотя.
Камень памяти делал. В прошлый раз мирцита мало взял, теперь много.
Камень памяти, значит.
Не нравится мне этот голос.
Подхожу к старинному другу и, встав на цыпочки, заглядываю ему в лицо. И ох как надеюсь ошибиться! Да только и в прошлый раз заметно было, что всё быстрей выцветает листвяная зелень в его глазах. А нынче они бледны, что талая вода только ободок по краю и чернеет.
А скоро ли?..
Алаойш только плечами пожимает.
Значит, скоро.
Поднимаюсь по лестнице и сажусь у двери Фог, положив семиструнку на колени. Тихо-тихо слышно, как всхлипывает девчонка у себя верно, и впрямь сильно ошпарилась. Касаюсь струн они отзываются песней: сперва как ручей в ночи, ненавязчиво, потом громче и громче.
Фог перестаёт всхлипывать и ползком подбирается к двери.
Дёран, ты? шепчет в щёлку.
А кто ж ещё. Пустишь?
А-а
Дверь становится тёплой, а потом вспыхивает и рассыпается занавесью из бисерных низок. Отодвигаю шелестящий полог в сторону, но только успеваю перешагнуть порог, как бисер за моей спиной вновь спекается дверью. Фог сидит на полу и дует на обожжённые ладони; полы серой шёлковой хисты так разошлись, что видно даже нижние одеяния и босую ступню; рыжеватое родимое пятно в форме цветка чийны знак тяги к путешествиям, диагональный шрам от мизинца до пятки память о первом эксперименте у Алаойша в лаборатории.
Подсаживаюсь ближе.
Чего плачешь и прячешься? спрашиваю, и семиструнка вторит серебряным звоном.
Фог молча откидывает волосы с лица и поворачивается ко мне. Кожа закопчённая полбеды; беда, что и брови, и ресницы так опалены, что их едва видно.
Вот я страшилище, да? всхлипывает Фог и утыкается в расшитые рукава.
Ну-ну, погоди плакать, отвожу я ткань с её лица. Нос распухнет точно красавицей не будешь. Дай-ка гляну, нет ли у тебя ожога.
Нет, буркает Фог и отворачивается.
Обхожу её и снова сажусь лицом к лицу.
Так ты из-за бровей, что ли, плачешь? Фьють, ерунда какая!
Да что бы понимал, Дёран! вспыхивает мгновенно, что цветы эрисеи. А как я к нему выйду?
Беда-беда, развожу руками. Ты бы воды сперва добыла и умылась от копоти. А там посмотрим, чем тебе помочь можно. Ну же, что ты как маленькая! Так себя только глупые любовницы у богатых вельмож и ведут.
Я киморт! мгновенно вскидывается Фогарта и утирает лицо рукавом. И учёная! Сейчас будет тебе вода.
Фог поднимается, всплёскивает руками кисти рук словно размазываются лиловатым туманом, но только на миг и воздух начинает сиять. Скоро уже можно различить очертания большой прозрачной чаши; наполняется она медленно, но верно капельки и струйки воды текут в неё отовсюду: с потолка, из-под пола, собираются в воздухе Когда воды становится достаточно, Фогарта плюхает чашу на пол, садится сама, по-мужски складывая ноги, и принимается старательно умываться.
Достаю из сумы шкатулку с краской и разным мылом, а оттуда синий брусок.
На-ка, попробуй этим.
Фог бурчит что-то в благодарность и взбивает из мыла пену.
Воздух начинает пахнуть весной в горах.
Не меньше года минуло с тех пор, как я гостил у Алаойша в прошлый раз, а Фог так и не поменялась ни на гран. И без того круглые ногти она стрижёт совсем коротко, а после стыдливо прячет руки; волосы завивает и подкрашивает листьями клиппы, но потом безжалостно убирает под заколку; хиста нарочито строгая и тусклая, но из-под неё виднеется краешек бирюзового нижнего платья. Так упрямство и честолюбие велят Фог быть учёной-кимортом, строгой и сухой, а сердце тянется к красоте. По мне, так это дело хорошее: вон, я ношу по десять разноцветных нижних одеяний, одно другого затейливее, и разве ж кто слово дурное сказал? То-то же.
Но у неё пока честолюбие сильней.
Семья Фог лишь два века назад получила от солнцеподобного Великого ишмы высочайшее право бывать при дворе и владеть землями, и слишком мало времени прошло, чтобы благородная кровь вымыла из облика вчерашних простолюдинов черты, привнесённые браками с иноземцами. Поэтому глаза у Фог не благородного миндалевидного разреза, а кругловатые, как у северян, да ещё вдобавок и слишком светлые; у неё крупные кисти и широкие запястья, более подобающие землепашцам; кожа её жадно впитывает солнце и быстро смуглеет.
Фог себе не нравится.
Раньше Алаойш посмеивался и говорил, что достаточно и того, что у неё высокий лоб и красивая улыбка, значит, и ума, и сердечной чуткости дано вдоволь. А теперь он не смеётся, но частенько смотрит на Фог, когда та не замечает, и просит иногда распустить волосы.
Фог не понимает, смущается по привычке и пеняет на свою нескладность.
И как я теперь?
Отвечаю со всей честностью.
Красавица. А брови Дай-ка мы их тебе подкрасим. Да и ресницы заодно. Если все с умом сделать, то Алиш и не заметит.
Правда? выдыхает она и на коленках подползает ближе. Прозрачная чаша с мыльной водою покачивается на ковре, словно кувшинка на пруду. Подкрась, Дёран. Я не умею.
Иди к нам, в бродячие сказители, и научу, улыбаюсь лукаво.
Фог смеётся.
Мне и тут хорошо. А Алиш Алаойш сердится?
Нет, говорю, а сам разбираю баночки с краской. Он за тебя испугался, глупую. Вдруг ты обварилась или руки сожгла? Вы, киморты, себя лечить не умеете, и, если сразу к врачевателям не пойти худо может быть А ну-ка закрой глаза. И посиди смирно.
Стрелка часов не успевает сделать и трёх оборотов, а Фог уже крутится перед зеркалом, алея, как невеста на выданье. Чаша с мыльной водой, забытая на ковре, медленно прорастает лиловыми цветами видно, много морт вложено в её создание.
Хорошо? оборачивается Фог, сияя.
Киваю важно:
Хорошо. А теперь пойдём-ка к Алишу. Пусть готовит стол для дорогого гостя целый Дёран-Сказитель приехал, праздновать надо! Тут уж не до беды в лаборатории, верно?
Фог смеётся.
Киморты не изнеженные вельможи: они не нуждаются в слугах или в страже. Зачем, если к твоим услугам дыхание этого мира, всемогущая морт? Вот и Алаойш, не отвлекаясь от повести о моих странствиях и партии в на-джи, успевает воссоздать по памяти низкий стол и мягкие подушки-сиденья, переместить из подвала жаровни, посуду и приборы. Передвигая монетки из обсидиана и коралла по круглой доске для игры, я краем глаза наблюдаю за тем, как из кладовой выплывают яства, окутанные лиловатой дымкой морт. Фрукты в корзинах крупные, шишковатые плоды чи с пряной мякотью, сочные кислые ригмы, нежнейшие розоватые айки некоторые с женский кулак величиной; россыпь синих «ягод жизни» на фарфоровом блюде украшена желтыми листьями клиппы; холодное мясо уже разрезано на тонкие листы, а «морские пальцы» очищены от раковин. Специи и густые соусы Фог выносит сама, на большом деревянном блюде с множеством углублений.
Тенью пробирается в комнаты старая Ора; долго нюхает воздух, потом ложится подле Алаойша выпрашивать лакомые куски. Он улыбается и зажигает лампы вскоре всё вокруг залито тёплым янтарным светом.
Вот теперь и гостя не стыдно за стол пригласить, удовлетворенно оглядывает стол Алаойш и усмехается: Как, Дёран, окажешь честь отведаешь нашей скромной пищи?
Шутит. Знает ведь, что с дороги я голоден, как лис.
И вот уже скоро медные блюда поставлены на жаровни, и вода с пряностями кипит. Тонкими щипцами я поддеваю листы мяса и опускаю их в кипяток поочередно во все три блюда и лишь потом перекладываю к себе на тарелку. Следом наступает черед «морских пальцев», потом овощей; мясо к тому времени успевает подостыть, и весьма кстати приходятся горячие соусы Фог.
Хорошая трапеза не для торопливых.
Когда первый голод утолён, наступает время разговора.
Как дела на севере? первым начинает Алаойш, посматривая искоса на ученицу. После острой пищи она разрумянилась, и глаза у неё заблестели. Всё так же воюют?
Фог едва прислушивается к разговорам о политике они ей скучны и вместо этого чешет Ору за вислым ухом. Старая псина то ли спит, то ли просто ленится откликаться и лишь изредка повиливает стриженым хвостом.
Воюют, подтверждаю. Сыновья тамошнего ишмы, что называется в северных землях лоргой, никак не поделят власть. Но я слышал, что один из них собирается просить милости у Солнцеподобного. Думаю, что скоро он и одержит победу, а караваны Ишмирата зачастят в Лоргинариум.
А на юге ты не бывал?
Не в этот раз. Но слышал от друга моего Сэрима, что южные земли по-прежнему в запустении. Не скоро ещё зарастут шрамы, что оставила пятидневная бойня, когда киморт шёл на киморта, позабыв о воле морт
Беседа течёт плавно и лениво, как равнинная река.
Постепенно мы переходим от политики к делам житейским. Алаойш рассказывает о последних своих исследованиях, не упоминая, впрочем, о камне памяти. Потом и Фогарта начинает хвастаться первой настоящей работой.
ну Дёран, ни за что не поверю, что ты не слышал об эхе Миштар!
Оглядываюсь на Алаойша он незаметно прикладывает палец к губам и качает головой.
Молчи, Дёран.
Нет, лгу с улыбкой на устах. Расскажи мне, красавица.
Фог хмурится и почесывает опаленную бровь. Краска немного смазывается.
Ну, про мировое-то эхо ты наверняка слышал. Нет? Фог потерянно вздыхает. Тогда издалека начну. Знаешь те устройства для разговоров, что мастера делают и заставляют работать с помощью мирцита? «Дальние голоса»? Когда собирают такое устройство с железной раковиной, и она может как принимать звук, так и превращать его в невидимые и неслышимые волны, подобные в чём-то морт, и пересылать к другому устройству.
Это знаю.
Так вот, если «дальний голос» направить в небеса, а потом переключить устройство на приём, то вскоре волна вернётся назад. Это называют мировым эхом. И никто не может понять, от чего отражается звук. От облаков? Но ведь эхо возвращается даже в абсолютно ясную погоду Может, есть невидимый купол над нами? Но ведь киморты поднимались в укреплённом дирижабле на высоту, что волна может достичь за это время И купола там нет. Но есть нечто, отражающее звук Понимаешь?
Оглядываюсь на Алаойша.
Он смотрит в сторону, и лицо у него белее белого.
Понимаю.
Так вот, теперь об эхе Миштар, продолжает Фогарта, в волнении терзая рукава своей хисты. Вообще многие сейчас уже думают, что «Миштар» просто такое устоявшееся название, вроде как гора Анцу, дерево ригма или озеро Арирамар. Но на самом деле явление это названо при имени некоего учёного-киморта по имени Миштар. Неизвестно даже, мужчина это был или женщина, дитя юга или севера, потому что жил или жила Миштар много-много лет назад. История не сохранила причину, по которой этот киморт решил пойти против воли морт. Может, то была любовь; может, любопытство. Но Миштар отважился переломить судьбу и начал исследовать природу спутников и превращения киморта в эстру. Он первый доказал, что спутник лишь подобие личности, и при этом божество, хрипло произносит Фог и осекается. Взгляд её сам по себе притягивается к Алаойшу. Божество, сотканное из памяти и силы трёхсотлетнего киморта. Именно поэтому киморт лишается своей личности и вынужден создавать другую ведь то, что её составляло, уходит к его спутнику. Но смотри, Дёран. Ведь не только киморт, но и любой человек состоит не только из памяти и сил. Из чувств тоже!
Растерянно касаюсь семиструнки, и она отзывается хрустальным вздохом.
Плохо.
Не могу сдержаться, а надо.
Думаю, что так, Фог. Мы любим и ненавидим, мы боимся и желаем, испытываем отвращение и восторг, нежность и ярость, страсть и охлаждение, леность и воодушевление. Это всё и делает нас живыми.
Вот! И Миштар тоже думал об этом, кивает Фог. Посмотри, какая сила заключена в чувствах! Из-за чувств юг превратился в Землю злых чудес, из-за чувств Аюс Счастливица была возвышена из кружевниц в младшие жены ишмы, а после его смерти заправляла Ишмиратом как своим домом. Чувства приводят в движение историю и пространство! В них заключена невероятная сила! И ведь не может быть так, что она испаряется в никуда, да? Может, чувства превращаются в волны? Как звук. В невидимые волны, которые разлетаются во все стороны, когда киморт становится эстрой. Ну, так решил Миштар. И ещё он предположил, что если бы нашлось что-то, способное отразить их вроде неизвестной мембраны в небесах, которая отражает неслышимые волны преображённого звука Фог задыхается от восторга. Глаза у неё горят; лиловатая дымка морт окутывает запястья и шею, как диковинное украшение. Словом, чувства вернулись бы к эстре! И он снова стал бы собой. Ведь даже если нет памяти можно сотворить новую. Если нет силы можно накопить! И лишь чувства, повторить которые нельзя, становятся препятствием на пути возвращения личности к киморту к эстре то есть, смущается Фог. Это называется «эхо Миштар». И я хочу доказать, что оно существует! А Алаойш в меня не верит, жалуется она.