Я посмотрела на хмурящегося во сне Кирана. Он выглядел таким молодым, когда спал. Тесная старая футболка еще больше подчеркивала его худобу. От него исходило влажное тепло, словно от ребенка в горячечном поту. Мне по-прежнему особенно легко любить его, когда я вспоминаю его таким. Он казался каким-то доисторическим, недооформившимся, еще не готовым к жизни животным, разочаровываться в котором бессмысленно.
Я осторожно выбралась из постели. Живот сводило от тошноты и ужаса. Выйдя в гостиную, я посмотрела в окно, потом потянулась.
Я огляделась по сторонам, подумывая, не пожевать ли мюсли, и увидела на столе телефон Кирана. На расчеты ушли считаные секунды: он сейчас глубоко спит; если он встанет, я услышу; его телефон не запаролен.
Я понимала, что ступаю на новую территорию, откуда дороги назад нет, вторгаюсь в его личное пространство, хотя только что старательно дала ему понять своей покорностью, что никогда так не поступлю.
Я открыла его электронную почту. Почти вся переписка была с Фрейей. Я прокрутила вниз. На протяжении многих месяцев, все время нашего знакомства, они переписывались почти каждый день.
Я открыла ее последнее сообщение, которое она прислала накануне, незадолго до того, как мы с Кираном встретились в баре, и быстро пробежала его глазами читать внимательно было некогда. Письмо было длинное, бесконечное. В первых абзацах Фрейя разбирала присланные им стихи, а потом переключилась на меня.
«Что ж, стихи твои я прочитала. Теперь моя очередь тебе докучать. Я пытаюсь поговорить с тобой о нас, а ты останавливаешь меня упоминаниями о ней. Мы оба знаем, что ты используешь ее, чтобы отомстить мне и заставить меня ревновать. Не стоит. Тебе это удалось. Я ревную. Я несчастна. Я злюсь. Я постоянно думаю о вас двоих, часами просиживаю в офисе, выискивая в Сети ее фотографии, и пытаюсь понять, что ты в ней нашел.
Признаю, она хорошенькая, но не полновата ли для тебя? Тебе нравилось, что я высокая и худая, я совершенно не похожа на нее. В этом все дело? В том, что она на меня настолько не похожа? Неужели я так ужасна, что ты обречен искать мою противоположность? Разве тебе не странно после стольких лет спать с ней, а не со мной?
Вам с ней говорят, что вы красивая пара, как когда-то говорили нам? Мы чудесно смотрелись вместе, потому что подходим друг другу. Помнишь первую ночь в новом доме в Осло после того, как мы все перевезли и распаковали? Закончив, мы сели на крыльце и, попивая виски, оглядывались на наш новый дом, и проходившая мимо пожилая женщина остановилась, посмотрела на нас и сказала: Никогда не видела такой красивой пары! Мы рассмеялись, а она сказала: Берегите друг друга и ушла. Даже издали она видела, насколько мы влюблены, потому что нашу любовь видели все.
Когда мы познакомились, мы оба чувствовали потерянность и безнадежность. Отчасти поэтому мы и влюбились друг в друга. Я видела это в тебе с самого начала. В нас обоих есть надлом, и только мы одни можем исцелить друг друга. Поэтому мы и должны быть вместе. Каждое утро, когда я просыпалась, ты гладил меня по волосам и смотрел на меня так, словно не мог поверить, что я настоящая. Ты не можешь ни отречься от того, что нас связывает, ни отрицать это.
Вспомни дни, когда мы часами гуляли по Нордмарке[2], пока не начинали отваливаться ноги, а потом шли домой и вместе принимали ванну. Ты читал мне свои стихи, или мы обсуждали то, что я читала в школе, и, вытерев друг друга, засыпали на диване у огня.
Думаешь, я поверю, что у вас с ней есть то, что было у нас? Я тебя знаю. Я знаю, что у тебя на душе, и знаю, что ты не умеешь показывать свои чувства.
Дай нам еще один шанс, и я это докажу. Кроме того, я всего лишь занималась сексом. Это ничего не значило. Я никогда не делала того, что сейчас делаешь ты. Я никогда не играла в семью с другими, не ходила на свидания и не страдала подобной херней.
Ты уехал из-за своего отца, но он уже поправился. Ты сам говоришь, что почти с ним не видишься. Возвращайся ко мне. Или я приеду туда мне все равно. Я отправлюсь хоть на край света.
Без тебя я не существую. Я возвращаюсь домой с работы, надеваю твой старый свитер, прижимаю его к лицу, пытаясь уловить твой запах. Я представляю, как целую твои ключицы, ребра, веки. Я закрываю глаза и представляю, что почувствовала бы, если бы ты вернулся ко мне и мы исчезли вместе.
Киран, ты меня знаешь. Я ни с кем не встречаюсь. До тебя были только те, с кем я спала. Я никогда не любила никого, кроме тебя, и я люблю тебя уже очень давно. Семь лет. Это не похоже на другие отношения. Я не разлюблю тебя и не переключусь ни на кого другого. Есть только ты.
Всегда будешь только ты».
«Больная сука, больная сука», думала я. Ужас и ревность разливались по моему телу, словно яд. «Больная сука, больная сука».
Меня тошнило от ее фамильярности, льстивости, жалости к себе, манерности, но больше всего от самодовольных описаний их отношений: чтения стихов в ванне, ностальгических воспоминаний о том, какой красивой они были парой, их общей уверенности, что они сложнее всех остальных.
В спальне послышался какой-то шорох, и я быстро вышла из его почты и выключила экран телефона. Налив в стакан воды из-под крана, я вернулась в спальню. Я скользнула в постель рядом с Кираном и, положив подбородок ему на плечо, обняла его сзади. Он протянул руку назад и прижал меня к себе.
2019, Афины
Влюбленность больше всего похожа на надежду дистиллированную, чистую надежду, произвести которую в одиночку невозможно.
Мало что может быть печальнее, чем чувство, что на свете нет ничего нового и миру больше нечего тебе дать. Когда я так себя чувствую, то просыпаюсь лишь под вечер, уже в сумерках, с глубоким сожалением, что ничто во мне не изменилось. Я просыпаюсь так поздно, потому что и бодрствовать, и пытаться заснуть одинаково невыносимо. Перспектива хоть минуту полежать в темноте наедине со своими мыслями внушает ужас, поэтому я напиваюсь до отключки или таращусь в телевизор, пока глаза не закрываются сами по себе.
Если я пытаюсь избавиться от этого ощущения невыносимости с помощью путешествий, то города сливаются воедино. Все такая же несчастная и одинокая, я бросаю деньги на ветер на какой-нибудь пьяцце: безвкусная паста за двенадцать евро, слишком много вина и неизбежные приставания какого-нибудь зануды.
Когда я возвращаюсь домой в Уотерфорд, пытаясь восстановить равновесие и примириться с собой и своим прошлым, то люди вокруг мрут как мухи и мы с родителями ссоримся из-за моей черствости. Я не хочу слушать про чужие болезни и трагедии, меня поражает их тяга посещать одни похороны за другими. Такое ощущение, будто я могу только есть, спать, кое-как проживать очередной день и начинать заново, и это действительно все, что я могу. Хоть принимай антидепрессанты, хоть не принимай, все живое, весь белый свет, все человечество вызывает у меня единственную реакцию: ну и?
А потом я влюбляюсь, и все обновляется, в том числе я сама: мое тело, мой разум, мой взгляд на самые обыденные вещи. И, что самое главное, это срабатывает каждый раз. Если я даже облажаюсь в результате, то в следующий раз все получится ничуть не хуже.
Виды из окна автобуса вдохновляют, рапсовые поля трогают до слез, от изрезанной береговой линии перехватывает дыхание. Мой мозг, еще недавно такой вялый и серый, внезапно становится по-детски восприимчивым и бурлит от новой информации. Новая любовь не только придает интерес унылой и скучной жизни, но и полностью ее меняет. В дни, которые я провела бы, съежившись в одинокой постели и прячась от пробивающихся сквозь занавески солнечных лучей, я кормлю уток и читаю стихи у канала. Не знаю ничего более похожего на волшебство, чем это преображение.
Когда вас поглощает новая влюбленность и вы возрождаетесь к новой жизни, к вам приходит интуитивное понимание, что необходимо тщательно оберегать хрупкий новый мир, который вы строите вдвоем с любимым. Нужно наладить инфраструктуру, запланировать дамбы, мосты и здания администрации. Крайняя непрочность вашего творения будет часто вызывать у вас слезы страха и острого наслаждения. Одно неверное движение и вся конструкция рухнет еще до завершения стройки. В начале отношений пары часто уединяются на целые месяцы не только в пылу страсти, но и для того, чтобы построить нечто новое.
6
Помню, что когда мы с Кираном ходили в кино в наши первые недели, мне хотелось смотреть фильм о нем, хотя он сидел рядом и держал меня за руку. Помню, я мечтала об огромном экране, который загородил бы все остальное. Я хотела напитаться Кираном до отказа. Я знала, что мне предстоит самое сложное и важное строительство в жизни. Я чувствовала себя в шаге от грандиозного проекта, своего лучшего творения. Мне предстояло построить громадный прочный красный амбар, который простоит много веков, величественный золотой собор, восьмое чудо света.
Когда я прочитала письмо Фрейи, мой разум отказался воспринимать его в рамках моего проекта, и я не смогла в полной мере осознать его смысл. Мысль о том, что наш свежепостроенный мир перестанет существовать, была для меня буквально непостижима. Гнать ее от себя было просто, потому что, когда я могла физически находиться с Кираном, тревога отступала, а все потенциальные угрозы становились до смешного незначительными.
На рассвете мы занялись сексом, и я начисто забыла о беспокойстве. Его длинные сильные пальцы, слегка сжимающие мое горло. Сладость его рта на моих губах. Я выгнула спину, попыталась вдохнуть его дыхание. Я подняла руку, придержала его за подбородок, чтобы он смотрел мне в глаза, когда двигается, и каждая секунда стала священной.
Если в юности для меня было важно ходить на вечеринки, словно с их помощью я могла добиться чего-то важного, чего не сумели тем же способом добиться другие люди, то теперь таким же важным стал секс с Кираном. Мне каждый раз казалось, что секс подталкивает нас к некоему выводу, который научит нас какой-то мудрости, если только мы к нему придем.
7
Следующие несколько недель между нами все было хорошо, лучше, чем раньше, словно мы дали выход какой-то скверне. Я вспоминала то письмо с брезгливой злостью, направленной исключительно против Фрейи, но никогда против него.
Меня потрясла законченность мира, описанного в том письме, особая интимность тона, с коим Фрейя обращалась к Кирану, подробности, которые я никогда бы не узнала, если бы его не прочитала.
Я пыталась вообразить свитер, который она сохранила, крыльцо, на котором они сидели, открывавшийся оттуда вид. Эти детали тревожили меня, как и всякое свидетельство того, что у всех вокруг есть своя отдельная жизнь и своя точка зрения.
Меня ужасала мысль, что у Фрейи есть устоявшееся представление о характере Кирана, сложившееся за много лет до моего, и в то же время мысль эта была эротична. Я впервые погуглила Фрейю, чтобы посмотреть, как она выглядит. Иногда по ночам, когда я не могла уснуть, воображение заставляло меня представлять, как они трахаются.
Киран стал обращаться со мной мягче и нежнее: делал мне маленькие подарки, дарил цветы без повода, водил ужинать.
Все это казалось особенно значимым, потому что он был скуп. Он мало зарабатывал, но и я, и все мои знакомые тоже. Если у меня не было с собой мелочи на кофе, он мне его покупал, но всегда, всегда просил вернуть деньги. Мне было странно и неприятно.
Так было не только со мной. Я не раз видела, как он напоминал друзьям, что они задолжали ему выпивку, а те понятия не имели, о чем он. Когда они озадаченно поворачивались к нему, он в подробностях приводил каждый случай:
Гарри, это было в пабе «Герцог» после предпоследней вечеринки Ирландского музея современного искусства, ты разве не помнишь? Тебе оставалась неделя до зарплаты, и я купил тебе пиво.
Все смеялись над его крохоборством и закатывали глаза, но я, его девушка, не видела в этом ничего смешного. Мне было очень стыдно. Я смутно боялась, что люди думают, будто его мелочность проявляется и в других сферах жизни, и сочувствуют мне.
Однажды, после открытия выставки на Тэлбот-стрит, мы всей компанией пошли поужинать в суши-бар, и Киран чуть не довел одну девушку до слез. Эта девушка стажировалась в галерее, только что переехала в Дублин из Кракова и явно была по уши влюблена в Кирана. Она была моложе меня, лет девятнадцати, густая копна чистых блестящих волос, большие тревожные глаза и весь вечер не сводила с него взгляда.
Такое случалось постоянно. Обычно меня это почти не беспокоило, потому что сам он никогда ничего не замечал. Мне было непривычно встречаться с настолько очевидно привлекательным мужчиной. На людях я то по-детски радовалась своей удаче, то начинала бояться, что на нашу нелепую пару смотрят с недоумением.
В конце ужина Киран расплачивался по счету и говорил всем, кто сколько должен. Стажерке не хватило нескольких евро.
С тебя пятнадцать, повторял он. Столько ты потратила вместе с пивом.
Примечания
1
Район Дублина. Здесь и далее примеч. перев.
2
Нордмарка лесопарковая зона в пригороде Осло.