Наслышан, какие они хозяева. Мне мать про кулаков много чего рассказать успела. В детстве ещё, с ребятнёй, постучали, рассказывала, на святки в кулацкие ворота, а кулак вылез, да только не пряниками угостил, а ледяной водой из ушата.
Ну причём здесь эти давние страсти? принуждённо улыбнулся Павел Федосеевич. Нам сейчас из экономической ямы выбираться надо.
Васютин сузил левый глаз, навалился локтями на стол.
А в яму-то эту кто столкнул? Не «перестройка»? Не Горбачёв с Ельциным, чтоб их обоих!
Будет! прикрикнула вдруг Катерина властно, вставая. Вы тут раздеритесь ещё
Застольный разговор прервался, угас.
Ох, люди-люди Неужели и впрямь согласия нам меж собой никак не найти? закрыла вдруг лицо руками Нежданова.
Васютин, будто из стремления сгладить углы, поднялся первым.
Ладно, Павлентий. Держись. На нас, здешних, обид не держи. Мы от чистого сердца. Что думаем, то и говорим
Отмякая, он обнял Павла Федосеевича сердечно и хмельно.
За ним стали прощаться и остальные. Каждый чем-нибудь подбадривал Ештокиных: Катерину, Павла Федосеевича, Валерьяна, Валентину.
Бабушка зажгла в потемневшей горнице керосиновую лампу. Валентина принялась вместе с ней убирать посуду, полоскать тарелки в наполненной водой деревянной лохани. Павел Федосеевич продолжал сидеть за столом, свинцовым немигающим взглядом уставившись в его оголённые доски.
Что, Валерик, увидел: каков он народ? проговорил он вдруг, повернув голову к сыну. Тёмен. Дремуч.
Валерьян, изначально понимавший, что разговор начистоту неизбежен, уклоняться не стал:
Они тебе конкретные вопросы задавали, ждали, что ты разъяснишь. Ты для них важная птица. В городе преуспел.
Я и разъяснял, как мог. Кто ж виноват, что они слов не воспринимают? Им про назревшее-перезревшее, про реформаторский курс, а они всё за колхозы эти чёртовы цепляются. Что за рабская психология!
Высокомерие отца было Валерьяну неприятно.
Какая надо у них психология, заступился он за мужиков. Просто живут и видят, что жизнь всё хуже становится. Провода вон красть уже начали. Такой вот он реформаторский курс.
Павел Федосеевич, сдавленно выдохнув, глянул сыну в глаза:
Бардак долго не продлится, Лерик. Это всё временно, поверь. Ведь реформы они только-только начались. Вечно у нас на Руси хотят всего да сразу. И чтобы это всё ещё и с неба упало, само. Для того чтобы реформы успех имели, нужно самим много усилий прикладывать. Себя начинать менять. Вот те же кражи проводов это, между прочим, коммунистическая мораль аукается. Уважения к собственности она людям не привила. Даже к государственной. А ведь без уважения к праву собственности никакой эффективной, прибыльной экономики не создашь. Так и будут: не сами зарабатывать учиться, а по сторонам завистливо зыркать. Не дай бог, у кого-то получаться начнёт. Всё, караул! Кулачьё!
Катерина, знавшая о крупной ссоре между отцом и сыном, зажгла ещё одну лампу и повлекла Валентину с собой, будто за каким-то делом, в сени.
Ну куда вы меня? зашептала ей на ухо Валентина. Разругаются ж они опять.
Пускай говорят, шикнула, затворяя дверь, свекровь на невестку. П олитика и х, мужицкое дело. Поговорят и помирятся. Не дело им друг против друга камни за пазухой копить.
Павел Федосеевич и Валерьян впервые за эти два дня остались наедине. Продолжая сидеть на лавках, они глядели друг на друга через стол, неотрывно и недоверчиво.
То, что с ценами затеяли это для воспитания чувства собственности, хочешь сказать? осведомился Валерьян ядовито. Чтоб буквально над каждой копейкой приучались трястись?
С ценами, конечно, выходит не очень хорошо. Тут где-то не додумали, не рассчитали, признал Павел Федосеевич, но тут же бросил, точно козырь. Но хотя бы продукты на прилавках появились, дикие очереди исчезли. Согласись!
А толку от этих продуктов, когда денег нет?
Деньги заработать можно. Той же торговлей, например. Ельцин же не просто так ей полную свободу предоставил. Нашему народу давно пора не на государство смотреть, а самостоятельно зарабатывать учиться. И начинать с самого элементарного.
Ты что же, мне советуешь на автобусной остановке начать носками спекулировать? воззрился на него Валерьян. Или сам собираешься?
Павел Федосеевич протянул через стол руку, положил её сыну на плечо:
Ты не ершись. Политика политикой, а жизнь жизнью. Раз уж решил самостоятельным стать, то задумайся хотя бы над тем, как именно жизнь у нас перестраиваться будет. Зарплаты и стипендии в ближайшее время индексируют об этом не беспокойся. Важно определиться с другим. Тебе надо уже сейчас всерьёз подумать, куда после университета идти. На распределение не уповай. Устраивать на работу, как при социализме, государство больше не будет.
Да я уж устроился, искривил ухмылкой губы Валерьян. В ахтёром на проходной КМЗ.
Все с чего-то начинают, Лерик. Иные американские президенты в детстве курьерами и мойщиками машин начинали. Главное, не задерживайся на этом заводе. Смотри по сторонам. Сейчас такие возможности появляются
Сам знаю молодых ребят-технарей, которые в иностранные фирмы устраиваются, некоторые даже за границу работать приглашение получают. А ведь и у тебя голова на плечах, в университете ты на хорошем счету. Поразмысли Я через депутатов в Москве много на кого выходы найти могу. Если хочешь, и для тебя что-нибудь разузнаю.
Валерьян потупился, сцепил пальцы рук, но продолжал молчать.
Пойми, Лерик: те, с кем ты связался я имею в виду газету «День», Проханова и всю его красно-коричневую компанию они безнадёжно отсталые, замшелые люди. Я ведь знаю, что ты у памятника Кузнецову с газетами стоишь, отец улыбнулся снисходительно. Но это всё зря. Никто с курса реформ не свернёт. Дело не в Ельцине. Не во мне. Дело в том, что они объективно, исторически назрели. Россия ещё лет за десять до «перестройки» была беременна переменами. Я отлично помню, какие у нас в лаборатории кипели дискуссии в застойные времена. Как все высмеивали вождеймаразматиков, как ругали номенклатуру и вечный дефицит. Как мы завидовали тем, кто ездил в загранкомандировки. С какой жадностью слушали их рассказы А теперь вот оно, уже вот-вот. Частная собственность, отмена цензуры, либерализация жизни Ты, правда, веришь, что общество из-за воплей какого-то Проханова назад к совку повернёт?
Отец давил Валерьяна доводами, сочными характеристиками того, что он ведал и сам. Но принять их его упрямая, самолюбивая душа не могла.
Гражданская война тоже назрела? огрызнулся он. Грузия вон, Карабах уже полыхают вовсю.
Да что нам Грузия с Карабахом?! Хватит уже мыслить имперскими категориями! нетерпеливо перебил Павел Федосеевич. Они, слава богу, теперь независимые страны. Нас их проблемы вообще волновать не должны. Нам надо думать о том, как Россию комфортным для жизни государством сделать. Солженицын, например, ещё полтора года назад писал, что надо сосредоточиться на проблемах самой России. Предупреждал об этом. Жаль, медленно доходит.
Нашёл тоже пророка в этом Солженицыне Строчит чего-то из-за бугра, буркнул Валерьян. Если люди сплошь нищают кругом, то какое же это обустройство жизни? Обустройство в нищете? У нас в общежитии людям уже на макароны не хватает.
Я ведь сказал уже: зарплаты индексируют, то есть повысят. Это вопрос решённый, Павел Федосеевич начал терять терпение. А работяг этих ты не больно жалей. Нашёл тоже общество Те они ещё пьяницы и бракоделы! И на нас на интеллигенцию волками смотрели во все времена. Как же точно их великий Булгаков описал. Шариковы и есть: грубые, завистливые, тупые.
Любишь ты на людей ярлыки навешивать
Некоторое время они сидели, раздражённые друг другом, не зная, как возобновить разговор. Затем Валерьян спросил:
Правда, что планы реформ Ельцину американские советники пишут?
Ну не Ельцину персонально, а кабинету министров, поправил Павел Федосеевич, расправляя плечи. Разработкой конкретной экономической программы занимается зампред правительства Егор Гайдар. Профессиональный экономист, доктор наук, заметь. А то, что его западные специалисты консультируют только к лучшему. Они действительно знают, как рыночная экономика работает на деле. Они профессионалы.
И с чего ж это они так нашей жизнью-то озаботились вдруг?
Озаботились, потому что «железный занавес» рухнул, и Россия открылась миру. Хватит уже лепить из Запада образ врага. Он нам в трудный исторический момент руку помощи протягивает, а твой «День»
А «День» единственная газета, что людям глаза на происходящее открывает, перебил Валерьян с убеждённостью.
Павел Федосеевич зажмурился, в бессилии уронил голову, хлопнул себя ладонью по лбу.
Господи, сын! Ну какой ты, честное слово, упрямец! воскликнул он, отчаиваясь. Прямо Базаров наоборот! Судьба наша русская такова, что ли?!
Пламя стоящей на столе керосинки заколебалось, иссякая. По напряжённым лицам отца и сына заплясали багровые тени, укрупняя и огрубляя черты.
IX
Меркнущие надежды на сытную, благостную жизнь породили брожение. Зарождаясь в ругани стихийных сборищ, в очередях за скудеющей получкой у касс, в первый же пореформенный месяц оно охватило множество городов России. Недовольство ширилось даже в Москве столице демократической революции. Улицы, учреждения, трамваи каждодневно заполонялись разочарованными, терпящими суровую нужду людьми. Город тонул в раздорах, слухах.
В первую февральскую неделю, особенно в вечерний час, на выходах из станций метро, на транспортных остановках, у заводских проходных стали возникать агитаторы. Крепкие усатые дядьки, напоминавшие с виду рабочих бригадиров, взволнованные пенсионеры, иногда женщины, совали идущим мимо машинописные листовки.
В листовках говорилось:
Товарищ! Если ты не можешь спокойно смотреть, как грабят народ, как распродают державу иностранцам, как плодят нищих; если ты желаешь счастья своим детям, уверенности в будущем своей семье; если не терпишь ложь и предательство останови геноцид! Добивайся вместе с нами отставки продажного правительства Ельцина! Присоединяйся к походу на «Белый дом»!
Ельцин обманул народ. Его правительство продолжает антинародную политику Горбачёва. Идя к власти, Ельцин обещал заботиться об интересах простых людей. Став президентом, он перечеркнул свои обещания. Сегодня его заботит не благосостояние народа, не развитие экономики, а смена общественного строя, взращение класса паразитов опоры его власти.
Поправ Конституцию страны и волю народа, выраженную на референдуме 17 марта 1991 года, правительство Ельцина поставило себя вне закона, перешло в услужение к иностранному капиталу и тащит народы к братоубийственной войне.
Товарищи! Братья и сёстры! Надеяться не на кого. У народа остался последний шанс мирным путём отстранить от власти правительство, предавшее национальные интересы. Если не ты, то кто?
Сбор участников похода 9 февраля в 10:30 на Крымском валу (м. «Парк культуры»).
Российская коммунистическая рабочая партия
Движение «Трудовая Москва»
Резким и ясным содержанием листовки пронимали обманувшихся в ожиданиях служащих, инженеров, водителей автобусов, рабочих. С агитаторами вступали в разговоры. Некоторые из осторожности переспрашивали:
А разве компартию не запретили? Ельцин ведь лично указ подписал
Это горбачёвскую КПСС [3]запретили. Туда им, оппортунистам, и дорога.
А Анпилов?
Анпилов возглавляет движение «Трудовая Москва». Это движение рядовых коммунистов.
Листовки клали в карман и уносили с собой, показывали на работе, соседям по дому.
Агитацию против Ельцина вели не только коммунисты. Энергичный Владимир Жириновский, бывший кандидат в президенты России, эксцентрик и демагог, собирал в Москве сходки. На них, исходя криком, он грозил правительству восстанием, обещал разогнать спекулянтов, покарать жуликов, изменников, барыг:
Пускай бегут в «Шереметьево» прямо сейчас! Пока не поздно! Через два месяца мы возьмём власть и закроем выезд из страны. Со всех, кто не успеет к этому времени сбежать, мы спросим сурово! Ответят за всё! За предательство! За грабёж! За обман!
Жириновский умел заводить толпу. Его приветствовали, словно трибуна.
Заколебалась и часть депутатов в Верховном Совете. Встрепенулись левые и почвеннические фракции, недавно ещё совершенно задавленные демократическим большинством. Депутаты, бывавшие в округах, выступали на заседаниях всё резче, упрекали реформаторов за безответственность и волюнтаризм. Сергею Филатову, занявшему после подавления ГКЧП должность заместителя главы Верховного Совета, удавалось сдерживать эмоциональные выпады. Однако уверенность демократической верхушки в том, что на назначенном на весну новом съезде всю депутатскую массу в тысячу человек удастся направить в нужное русло, начала подтачиваться.
Известие о затеваемой Анпиловым демонстрации смутило в демократической фракции многих. Фракционное совещание шло нервно.
Глядите-ка, очухалось большевичьё, негодовал Лев Пономарёв, непримиримый антикоммунист. Кто бы ещё пару месяцев назад мог допустить, что они посмеют уличные шествия собирать? Пока мы в парламенте о новой конституции дискутируем, этот Шариков сброд на нас натравить задумал.
Шариков? спросил кто-то, скалясь.
Ну а как Анпилова ещё назвать? Вылитый Шариков и есть. И морда типичного люмпена. Красная, испитая, высокий, визгливый голос Пономарёва вздрагивал от злобы.
Это ребята-журналисты придумали, пояснил Винер. Метко и вовремя, между прочим. До гробовой доски не отмоется.
Сброду необходимо противопоставить военную силу! Демократия должна уметь себя защитить, неистовствовал Пономарёв, обнажая длинные, неправильной формы зубы, Сергей Александрович, прошу вас, обратитесь к Борису Николаевичу. Благодушествовать нельзя!
Волнение передалось и окружению Ельцина. До площади перед Верховным Советом, на которой Анпилов решил провести митинг, красных манифестантов решили не допускать.
В преддверии митингового дня газеты запестрели обращениями и воззваниями к жителям столицы «защитить курс реформ».
Утром девятого февраля плотные толпы стали собираться на Крымском валу, поблизости от Парка культуры.
Товарищи! Строимся в колонну! громыхал, усиливаемый мегафоном, резкий, с хрипотцой, глас Анпилова. Ориентируемся на красные флаги! Шеренгой к шеренге, плечом к плечу! В половине одиннадцатого начинаем выдвижение на Крымский мост. Идём по Садовому кольцу к Белому дому оплоту контрреволюции! Там угнездился классовый враг. Но мы будем добиваться того, чтобы Белый дом вновь стал нашим советским Верховным Советом!
Народ всё прибывал, заполоняя набережную Москвы-реки, прилегающие пространства. Анпилов организовывал колонну лично.
Товарищи, в шеренги! Движемся шеренгами. Первая, вторая
Десятка три его соратников, накрутивших на предплечья красные повязки дружинников, суетились вдоль рядов, подсказывали, вручали флаги.
Рыхлая, небоевитая, состоящая по большей части из женщин, пожилых и стариков, колонна вступила на мост. Невысокий, но голосистый, Анпилов энергично шагал в её голове, то и дело оборачиваясь и на ходу выкрикивая в мегафон лозунги.