Казалось, эта ночь никогда не кончится и та боль и зависть, с которыми Нечаев смотрел на Азария и окружающих его девушек, уничтожат Сергея. Но, как и всё в этом мире, рано или поздно и ночь закончилась. Люди не спеша расходились. Кто-то один, кто-то в компании, а кого-то выводила охрана.
Азарий и его друг под псевдонимом Трависил стояли недалеко от выхода с танцпола в компании восьмерых очаровательных девушек. Всем около двадцати, все упругие и подтянутые. Настолько положительного результата Сергей никак не ожидал. Он думал, что будет три на три, а тут аж по две девушки на человека и ещё две в запасе. Это было невероятно. Только что на его глазах начинались сбываться самые потаённые мечты. Он никак не мог поверить своим глазам. А когда Азарий поманил Сергея в компанию, у того задрожали коленки.
«Мечты сбываются, малыш?»
Скульптор Азарий, как выяснилось из короткой беседы по дороге к нему домой, оказался разведён. Женился в двадцать два года, сразу после вуза. В армию он не пошёл, так его отец был послом в Чехословакии, уберёг его от службы. На родину отец не вернулся, живёт в Словакии. Поэтому жизнь Азария неумолимо налаживалась. Родители отдали ему дом, в который и направлялась компания. Жена после года совместной жизни родила ему сына. Ещё через год они успешно развелись. По всей видимости, жена не разделяла пристрастия Азария к скульптурам. Да и его работы супруге не нравились. Поэтому, собрав вещи и одев сына, она практически молча удалилась. Оставив скульптора в огромном трёхэтажном особняке в компании одиноко стоящих скульптур. Азарий горевал недолго, а если и горевал, то вся его трагедия вылилась в творчество. Поэтому он жил один, а новым знакомым всегда был рад и принимал их с любовью.
Дом оказался в дачном посёлке Пуританово. Посёлок был небольшим и для Нечаева совершенно новым. Однако название с содержанием совершенно не совпадало. Поскольку уже было раннее солнечное утро, все нестыковки бросались в глаза. Из названия было понятно, что в посёлке должна царствовать чистота: как духовная, так и физическая, но на деле всё оказалось не так. Прямо перед въездом слева от дороги лежала огромная, ржавая карусель, исписанная по диагоналям бранными словами и лозунгами со смыслом вроде «покрывай любого встречного». Вся дорога была усыпана битым бутылочным стеклом, использованными презервативами с характерным содержимым, грязными подгузниками невероятно огромных размеров. Заборы вдоль дороги, по которой осторожно ехали автомобили всей компании, были разрисованы фаллическими символами. Кое-где весьма натурально нарисованы голые девушки с инородными предметами в своих чреслах. Такого рода рисунки были практически на всех заборах. Вдоль дороги в землю были вбиты дилдо. Деревянные, металлические, стеклянные, пластиковые. Самые разных размеров и форм и совершенно дикой и невообразимой палитры цветов. Весь путь до дома скульптора из-за рисунков и того, что сопровождало дорогу, напоминало старый добрый диснеевский мультфильм про Белоснежку и семь гномов. Все эти предметы, все эти подгузники, средства контрацепции, несмотря на свою природу происхождения и характер применения, придавали какую-то сказочность происходящему. Все эти деревянные члены, рассматриваемые из салона автомобиля, не вызывали отвращения и не наталкивали на мысли об их применении. Они смотрелись как пряничные и бисквитные грибочки, под которыми вот-вот должен пробежать белый кролик с огромным непропорциональным будильником, посмотреть на него и сказать:
Королева будет недовольна! И ускорить свой бег.
Из автомобиля все эти фаллосы казались съедобными. Нечаев понял, что хочет есть. Он вспомнил, что не ел ещё со вчерашнего вечера. Сергей начал сглатывать подступающую слюну. Его радовало только то, что, перед тем как отправиться на афтерпати, вся компания посетила круглосуточный суши-шоп «Чё». И каждый выбрал себе яства по вкусу. Несмотря на армейскую службу в юго-восточной Азии, Нечаев плохо разбирался в кухне этой части света. Даже находясь там, он боялся экспериментировать с едой, а находясь на родине и подавно. Единственное, что он пробовал на окровавленных пляжах Таиланда, это лапша. Поэтому в круглосуточном суши-шопе он ограничил себя пиццей с салями и колой. А вот девчонки не были столь консервативны в еде. Все они заказали по несколько порций суши, от ортодоксальной «Филадельфии» до нового и модного «Мураками». Поэтому в дом скульптора вся компания заходила с большим количество шелестящих пакетов с едой.
Сергей никогда не был в доме у скульптора. Да и знакомых скульпторов у него не было. Представления складывались лишь по увиденным в фильмах образах. Дом, представлял себе Сергей, должен выглядеть мастерской, где в каждой комнате находится по несколько статуй, полностью готовых или же ещё в процессе работы. И скульптор должен выглядеть соответствующе. А вот Азарий не был похож на типичного скульптора.
Скульптур в доме практически не было. Была только одна. На входе в дом в человеческий рост стоял гипсовый Зевс с гроздью молний в левой руке, прижатой к груди, а правой он фотографировал себя сверху на айфон.
Вся компания разместилась в гостиной комнате особняка. Комната представляла собой номер в гостинице Танжера. Из мебели был лишь большой стол, который стоял в центре комнаты. Стол невысокий, чтобы с него было удобно есть только сидя на полу, который застелен огромным ковром, по-видимому, ручной работы. На ковре разбросаны много маленьких подушек. В центре стола стоял огромный кальян из слоновой кости с двадцатью трубками для курения. Из-за своих исполинских размеров и всех этих шлангов он напоминал кракена со старинных гравюр XIX века. Две стены комнаты представляли собой сплошное огромное окно в человеческий рост, за которым уже во всю силу светило летнее солнце. Немного не к месту восточного стиля смотрелась огромная плазма, висящая на стене. Сергей почувствовал липкое ощущение дежавю. Он судорожно пытался вспомнить, где он всё это видел.
«Только барханов не хватает, малыш?» услышал Сергей
А в фашисткой Германии были суши-рестораны? как бы сам у себя спросил Азарий, выдыхая густой пушистый дым с ароматом вишни.
К моменту этого вопроса из всей компании за столом осталось только четверо. Сергей, Азарий и две близняшки-брюнетки Ира и Герда. Сестрёнки были молоды и симпатичны и учились в Санкт-Петербургском университете по открытию в людях ментальных способностей на факультете внебрачных церебральных связей. Что такое внебрачные церебральные связи, Нечаев даже и не брался представлять. Но из всех прочих девушек они были единственные, кто не вспоминал чью-нибудь мать в конце каждого предложения. И не стремились напиться до обморочного состояния, тем самым поддерживали длящуюся уже несколько часов беседу. Собственно, их и осталось только четверо из-за этой продолжительной беседы. В течении первого часа диджей Трависил, прихватив с собой трёх поклонниц, скрылся в комнате на втором этаже. Оттуда первые двадцать минут раздавались характерные звуки. Ещё три девушки, ссылаясь на ранний подъём в университет, взяли у хозяина дома полотенца и скрылись в ванной комнате, откуда не выходили и по сей момент. Самыми трезвыми и понимающими происходящее были эти сёстры-брюнетки с весьма странной фамилией для этих широт Ивановы. Хозяин дома был весьма пьян, хотя и держал себя в руках. А вот Нечаев чувствовал себя гусеницей из всё той же старой доброй «Алисы в Стране чудес». Но в отличие от гусеницы, Сергей мог лишь слушать и выдыхать приятный дым кальяна, а вот дать кому-либо дельный совет или хотя бы заговорить он не мог. Поэтому последние несколько часов он внимательно слушал беседу скульптора и близняшек. Беседа была в основном односторонней: Нечаев и Азарий слушали сестёр, как те рассуждают о современной литературе, кинематографе и искусстве в целом. Но после перечисления основных современных деятелей культуры Азарий внезапно вспомнил про суши.
По идее, должны быть, всё так же, не обращаясь ни к кому конкретно, говорил Азарий.
Сергей слушал с трепетом, сёстры улыбнулись.
Да. Хоть один-то ресторан на весь Берлин должен быть. Ведь японцы были союзниками Гитлера, продолжал Азарий. Даже если и были такие рестораны в Германии того страшного периода, Адольф их не посещал. Я в этом уверен. Ведь он стал бы очень уязвимым для своих многочисленных врагов. Тогда бы Клаусу фон Штауффенбергу не пришлось бы мастерить бомбы в надежде взорвать фюрера. Убить Адольфа было бы очень просто. Какой-нибудь повар-сушист-антифашист устраивается в этот ресторан и вуаля: Гитлер мёртв!
Слушая речь скульптора, Нечаев не заметил, как перенёсся в Германию 1944-го. Все описанные образы очень явно всплывали в сознании Сергея. Он увидел Бранденбургские ворота в знамёнах со свастиками. Увидел патрули на улицах в фуражках с орлами.
Почему вы так решили? спросила Ира, брюнетка с длинными прямыми волосами.
А всё просто. Ведь в суши можно добавить всё что угодно, и никто бы этого не заметил. Я не думаю, что Адольф был знатным ценителем суши. Вряд ли бы он понял, что «Филадельфия», которую ему посоветовала Ева Браун, начинена цианидом. И самый кровавый диктатор мог умереть, не выходя из ресторана. Конечно же, ресторан после этого, скорее всего, бы сожгли, а Еву Браун расстреляли после сорокачасовой пытки в гестаповских застенках, но тем не менее. Игра бы стоила свеч.
Повисло молчание. Сергей видел перед глазами горящих официанток в кимоно. Ему очень не хотелось в Германию времён фашизма. Поэтому после очередной затяжки он решительно сконцентрировался на одной из близняшек той, которая была с каре. Герда. Когда Сергей впервые увидел их двоих, он не сразу понял, что девушки близнецы. Они были в разных одеждах, у них был разный макияж, и стрижки их были разными. Сергей был необычно рад их присутствию. Заходя в дом скульптора, он был уверен, что у него с ними будет секс на троих. Он ощущал ладонями их нежные упругие груди, он слышал, как они целуют друг друга для него. Сейчас же он просто смотрел на одну из них и не мог оторвать глаз понимая, что красивей никогда никого не видел в жизни. В ней было идеально всё: волосы, улыбка, зелёные глаза и особенно имя Герда. Едва он произнёс её имя про себя, как вновь оказался в Германии. Но не фашистского периода, а во время Генриха Великого. Он ощущал себя молодым и несмышлёным трубадуром с охотничьим рожком во владениях самого Генриха. Он бежит в лес на лай гончих, понимая, что собаки уже загнали добычу. На его устах была улыбка от предвкушения как он накинется на загнанную лань с ножом. Он бежит, перепрыгивая валежник. И останавливается как вкопанный, когда видит, кого загнали к самому обрыву гончие. Это не лань и не сайгак. Это девушка. Молодая девушка, его ровесница. На ней порванное собаками платье. Она смотрит на него бесконечно зелёными глазами. Он видит, как они блестят от слёз, которые вот-вот сорвутся с век девушки и устремятся вниз по щекам.