Пойдем, одними губами сказала Даша.
Егор все понял. Оставив гостей, он быстро накинул на плечи шинель и выскользнул вслед за девушкой. Они шли по заснеженному городу, не разбирая дороги, слепо натыкаясь на прохожих, непонимающе смотревшим им вслед: пьяные или обкуренные, что ли? А потом Егор поднимался по лестнице за Дашей. А потом был полумрак теплой Дашиной квартиры, лишь светилось окно от ночных фонарей. Шорох одежды, земляничный запах шелковых волос, впадинка на тонкой шее, и ресницы, прикосновение которых было похоже на трепет крыльев нежной бабочки.
А я тебе духи привез, сказал Егор после того, как они вернулись на Землю. Вдруг он хмыкнул, марки «Шанель». Нету-у-у, потерял
Даша рассмеялась.
Ну, на Афоню ты не очень похож. Точно потерял?
Дома оставил, Егор снова прильнул к ее нежным, прохладным губам.
В город, мягко ступая на пушистых лапах, кралась снежным барсом зима.
Глава 5
Который месяц уже не было зарплаты на заводе. Не было заказов, не было денег. Мужики слонялись по цеху, покуривая. У всех подавленное настроение. Чем кормить семьи? Просвета не видать. Их жены, давно поняв, что ждать милостей от государства не стоит, крутились, как умели.
Милые наши, святые русские женщины! Сколько раз они вывозили на горбу страну. Отчаявшиеся мужики заливали тоску водкой и спиртом «Красная шапочка», бузили, кидались с кулаками на жен, а потом, не выдержав свалившейся на их головы несправедливости, размазывали слезы по лицам грязными кулаками.
Женщинам плакать некогда нужно было кормить детей. И они кормили, как умели. Кто-то, плюнув на диплом учителя или врача, вставали к рыночному прилавку. Другие мотались в Турцию и обратно в Россию, навьюченные клетчатыми баулами с ширпотребом. Третьи пробивали непробиваемые дубовые двери кабинетов, чтобы открыть собственное дело. Многие прогорали, оставаясь с ни с чем. Но, в отличие от мужчин, в петлю не лезли нельзя дети! Поднимались снова, изломанные, морально искалеченные, загрубевшие от скотской жизни, и снова шли, шли, шли вперед!
Что им оставалось делать? Тягаться с умными и хитрыми, а то и просто, наглыми дельцами могла не каждая. А умные, хитрые и просто наглые постепенно захватывали в свои загребущие лапы все, что им никогда не принадлежало. А так, как хитрых и наглых было много, жадных еще больше, то даже тех несметных советских богатств на всех стало не хватать.
Нехватка кусков жирного советского каравая повлекло за собой многочисленные междоусобные войны. Бандитские группировки росли как грибы после теплого июльского дождичка. Кто успел, тот и съел. Те, кому доставались трофеи, жили дорого, богато и понтово. Но не долго цена сладкой жизни. Кладбища стремительно молодели, и на них вырастали новые надгробия, щедро отделанные мрамором. Мастера-художники радовались барышам: работы много. На черных плитах красовались квадратные братки в просторных куртках на фоне роскошных иномарок.
Заводские мужики, те, что помоложе и крепче, плюнув на честный, но бесплатный труд, втоптав в землю окурок, брали расчет и уходили на поклон богатым, удачливым дядям, сильным мира сего. Знали, что брали билет в один конец, но все равно шли.
Егор с Дашей справили тихую свадьбу. Помыкавшись с год на вагоностроительном, он уволился. Смысл? Чего ждать? Денег едва хватало. Хорошо, что огород выручал. Мама сообразила: в складчину с соседями по участку купили десяток кур и поросенка. В складчину и кормили животину. И то хлеб! Дашутке нужны были витамины шестой месяц. И так кстати были яблоки и смородина, морковка и клубника! А теперь еще и свежие, еще тепленькие яйца с ярким оранжевым желтком под крепкой скорлупой!
Поросенок рос, как на дрожжах. У соседей хозяйка Мария Федоровна подвизалась кассиром в столовке, и ей полагалась своя доля: отходы производства. Немного набиралось по нынешним голодным временам, но хватало вполне. Осенью заколют, насолят сала, грудинки, наварят тушенки. Будет, чем кормить мужиков. Это женщины на одной картошке как-нибудь продержатся, а мужчины на траве не протянут.
Муж Марии калымил в лесу черным лесорубом. А Егор каждую ночь бегал на погрузку-разгрузку на вокзал. Копейки, но ведь Дашке необходимы молоко и творог. Да и долгов за квартиру накопилось. Платить не хотелось: то свет вырубят, то воду. Поговаривали, что осенью задержат начало отопительного сезона. За что платить? За четыре стены и люстру на потолке?
Егор стал нервным, раздражительным. Алла Леонидовна заметила перемену в настроении сына, но вида старалась не подавать: всем тяжело. Особенно, Даше. Та старалась держаться молодцом, улыбалась, готовила обеды и ужины, собирала приданое для малыша, всякий раз бросалась на помощь свекрови.
Да что мне сделается? Что вы со мной, как с хрустальной вазой носитесь? Зачем мне лежать?
Не девка, а клад! Ни упреков, ни слез. Егор вечно в поисках халтур мотался по городу, но Даша ни единого раза не заныла, не предьявила мужу претензий, что тот мало уделяет внимания, мало зарабатывает, и ни о такой жизни она мечтала Дашка лепила творожные сырники, тушила картошку, варила серые, с капустного крошева, щи.
Укутывала кастрюли в мужнину телогрейку и терпеливо дожидалась своего Егора с работы. Пока кормила измученного работягу, щебетала о разных пустяках, рассказывая о забавных случаях во дворе или в поликлинике, сдабривая свои байки щедрой порцией юмора. О бесконечных очередях, очередных ограблениях, тревожных новостях из «горячих» регионов страны, о своем плохом самочувствии ни слова!
Даша все прекрасно понимала. Интуиция редко ее поводила. Их квартира походила на камерный театр, где все старательно играли спектакль о счастливой семье. Каждый, тщательно отрепетировав накануне, выходил на подмостки и целиком отдавался роли: счастливой бабушки, довольного отца и мужа, влюбленной жены. Она с удовольствием бы избавилась от этой интуиции, но беременность только усилила ее. Даша буквально видела черное и тяжелое облако, нависшее под потолком уютной кухни.
Егор, прихлебывая суп, хвалил ее стряпню. Свекровь, считая гроши, радостно всех убеждала, что им несказанно повезло: вон другие как живут, ужас просто. А сама Даша читала вслух детские книжки, убеждая домашних в необходимости «раннего развития плода». Все улыбались, стараясь сохранить хрупкий мир, заключенный в стенах панельного дома. Но Даша знала, что злоба и отчаяние уже просачиваются через микроскопические поры скорлупы, прятавшей их ядрышко. И Егор это знал. Он прятал от нее глаза, терял нить разговора, страдал бессонницей. Сторонился ее, Даши
Она твердо решила: не расспрашивать, не дергать мужа, аккуратно, незаметно наблюдая за Егором. И продолжала играть свою роль.
Егор весь измучился. Он чувствовал свою никчемность и жалел о том, что женился на Дарье. Какой из него добытчик? Слюнтяй, терпила. И еще И еще терпила ненормальный, нездоровый психически. Он не спал ночами, боясь снов. Сны эти были настолько правдоподобны, физически ощутимы и реальны, что он начал путать их с явью.
Ряженые приходили к нему аккуратно, раз в месяц. Они могли очутиться в тот момент, когда Егор находился вне своей квартиры: в магазине, на рынке, на даче. Или, когда Егор шел на работу: позади слышались шаги, потом его догоняла черная тень. Эта тень материализовалась из ниоткуда, превращаясь в человека в грязной шинели. В такие моменты вокруг Егора образовывался вакуум ни одной души вокруг.
Хозяин ждет! улыбался своей страшной улыбкой ряженый, и исчезал.
Егор понял, что домой они все-таки пробраться пока не могут: наверное какая-то сила, добрый домовой, или материнские молитвы держали оборону.
Однажды Егор курил на балконе, поглядывая на улицу с высоты третьего этажа. И вдруг увидел знакомую троицу. Они стояли во дворе, задрав вверх головы. Взгляды их устремились на него.
Что, близко локоток, да не укусишь? шепотом спросил Егор. Он был уверен, что ряженые услышали его.
Вдруг один из них, тот, с когтями, прикрытыми варежками, подошел к отвесной стене многоквартирной панельки, и полез вверх, непонятно, за что цепляясь. Славно его держали невидимые страховочные тросы! Остальные устремились вслед за главарем! Они легко, по-паучьи раскорячась, приближались к балкону Егора и улыбались победительно, жутко.
Пошли вы, заорал Егор, рванув в квартиру за шваброй. Когда он вернулся, ряженый в варежках уже перекидывал ногу, обутую в кирзовый сапог с налипшей на него грязью, через перила. Егор со всей силы ударил ряженого шваброй по роже. Но тот, ухмыляясь, держался крепко и не думал падать вниз. Егор, схватив его за шею, начал душить. Но ряженый, осклабившись, вцепился ему в руку. Двое его подручных уже подползли достаточно близко, и быть бы катастрофе, если бы Егора не обхватили по-мужски крепко чьи-то руки, буквально втащив его обратно в комнату.
Это была Даша. Лицо испуганное, огромные глаза расширены. Казалось, в них не было зрачков.
Ты что творишь? закричала она.
Ничего, ответил Егор.
О, господи, кровь, она подскочила к коробке с лекарствами.
Егор повернул голову в сторону балкона. Там никого не было.
Даша не стала расспрашивать его смысл? Почувствовав давление со стороны, Егор еще глубже спрячется в свою раковину, слова не вытянешь. И так все понятно беда.
Знаешь, что? Я в книге читала: такое поведение развивается на фоне депрессии. А депрессия, сплин, тоска это серьезное заболевание. Может, к врачу? спросила она вечером у Егора.
Да какая депрессия, о чем ты, Дашка? Работу надо нормальную искать, Егор вздохнул, помолчал, словно сил набирался перед затяжным прыжком, Надо ехать, Даша, в Питер. Никуда не денешься. Пчелин давно меня звал. Кто знает, может и наладится наша жизнь, Дашка.
Она ничего не сказала в ответ. Что тут скажешь? Егор был прав. Родителям который месяц не выплачивали зарплату. Свекровь потеряла всякую надежду на законные жалкие копейки пенсии, и тайком от всех собирала бутылки в парке. Декретные выплаты, которые были получены Дарьей, быстро таяли. Чего ждать? Нет, держать Егора она не будет. Наверное, такую жизнь семейной не назовешь, но Пусть едет. Ей будет спокойней. Главное сейчас безопасность и нормальное развитие ребенка. Это самое важное.
Егор все решил. Если он сходит с ума, то самое лучшее уехать из дома. А вдруг он, находясь в горячке, что-нибудь натворит? Вдруг он навредит жене, матери? Может, это правда, депрессия? Черт знает этих психологов может быть, они правы? Уедет к Пасечнику, начнет зарабатывать бабло, забудется. Он так и не сказал Дашке, что получил от него на днях телеграмму. Пасечник приглашал на свадьбу. Настоятельно приглашал. О свадьбе говорить жене не хотелось куда ей с пузом ехать? Да и не в свадьбе дело Леха предлагал работу в охранном агентстве «Пчелин и Ко».
На сборы оставалось всего два дня.
Глава 6
Московский вокзал встретил Егора шумом и суетой. Множество ларьков торговало разной ерундой: шоколадками, майонезом, пивом, водкой, сигаретами. В киосках предлагали газеты и журналы с кричащими заголовками: «У Аллы Пугачевой объявился внебрачный сын», «Сюткин продал жену за три копейки», «Группа «На-на» состоит из женщин». Пресса разлеталась как горячие пирожки. Главным образом, из-за обилия кроссвордов и сканвордов на задней полосе люди любили скоротать время в дороге, решая головоломки.
Егор зашел в павильон с вывеской «Шаверма». Захотелось попробовать заморское лакомство. На вертеле крутилось нечто, напоминающее огромный кебаб. Мужик с зубочисткой во рту ловко срезал с него куски, бросил на тонкую лепешку, зачерпнул с тазиков овощей и залил массу розовым соусом. Быстро завернув содержимое «шавермы» в конверт, вручил сверток Егору.
Как ни странно, запах от конверта шел аппетитный есть можно, если не смотреть на неряшливого продавца и мух, навеки погибших на липких лентах, свисавших с потолка павильона. К шаверме предлагались напитки: чай, кофе, вино, пиво, водка. Егор попросил чай. Пластиковый стаканчик с одиноким пакетиком, залитым кипятком, невозможно было удержать в руках. Пришлось присесть за грязноватый столик. Егор откусил от шавермы, пожевал Вкусно. Кетчуп с майонезом неплохо сочетались с куриным мясом. Куснул еще раз, и нащупал языком что-то острое. Выплюнул на ладонь зубочистку. Ту самую зубочистку, которая пять минут назад была во рту чернявого.
Злость накрыла Егора, как цунами прибрежный город. Он, отбросив от себя пластиковый стол, в один миг подскочил к продавцу. Мускулы налились злой силой: Егор схватил щуплого мужчину за шиворот, и стал запихивать недоеденную шаверму ему в глотку:
Жри, гадина, жри! приговаривал он. Продавец давился, дрожал, мычал что-то.
Из подсобки вдруг выскочил второй, видимо его напарник. Что-то прокричав, кинулся на Егора. И зря. Егор одним крепким ударом отбросил напарника метра на три, не меньше. Тот, пролетев довольно длинную дистанцию, ударился об стену. Посыпалось стекло. Со всех сторон к павильону устремились коллеги продавца, охрана и зеваки. На Егора набросилось пять человек одновременно: крик, шум, гам, удары по голове.
Пронзительный свист отрезвил воинственных мстителей. Два дюжих молодца в милицейской форме стояли среди общего хаоса. Драка прекратилась, и окровавленного Егора без лишних выяснений поволокли в обезьянник, бросив на заплеванные нары. Егор заставил себя успокоиться, и это ему, хоть и с трудом, удалось. «Зашибись приехал в северную столицу. Покушал, блин», с ненавистью подумал он.
Мд-а-а, сколько раз перед экскурсией в Ленинград мама предупреждала его:
Сынок, никогда не покупай пирожки на улице. Можно отравиться, и вручала ему, четырнадцатилетнему, китайский термос с чаем, бутерброды с жареной колбасой и вареные яйца.
Но Егор все равно, по запаху находил заветный уличный лоток, где на промасленной бумаге ровными рядами лежали тоненькие, похожие на сосиски, жареные пирожки с повидлом и ливером. Стоили они копейки и были невозможно вкусны он тогда мог съесть десяток за один присест. Термос и мамина еда нетронутые, уезжали обратно. И непостижимо: дома, среди ночи, Егор с удовольствием доедал мамин паек. Чай казался особенно вкусным, а холодные бутерброды ароматными. Мама не ругалась, догадываясь обо всем.
Ты, сынок, неисправим, смеялась она, я, знаешь ли, будучи студенткой, тоже питалась «тошнотиками». С повидлом самые вкусные.
Не, с ливером, возражал сын.
С повидлом безопаснее!
С ливером!
А самые вкусные ленинградские пышки! С кофе! старалась закончить спор мама.
Не! Самое вкусное это твой чай с бутербродами! шумно прихлебывая настоявшийся напиток, примиряюще говорил Егор.
Куда пропали «тошнотики», продавали которые милые толстые бабоньки в фартуках? Везде расплодились грязные ларьки с чебуреками, шавермой и люля-кебабами. Егора трясло: ведь неспроста была кинута в лаваш проклятая зубочистка. Торговцу повезло: Егор не успел его размазать по стенке забрали. Главное, что эта едальня так и будет травить людей дальше. Неужели такая страна устраивала Пчелина?
Непонятно, сколько прошло времени, когда его кто-то окликнул.
Егор Алексеевич Спицин?
Перед решеткой обезьянника стоял здоровенный, под потолок ростом, мужик в кожаной куртке. Бритая голова блестела в свете тусклой лампочки.
Алексей Петрович Пчелин приказал вас встретить, ласковым баском рокотал лысый мужик, и, сменив официальный тон на обычный бытовой, хмыкнул, ты че, братан, в замуту попал? Зря ты, без команды у нас в замес не влезают! Но лично я одобряю!