Затерянное среди саванны поселение нкуенго состоит из 15-20 глинобитных хижин, стоящих вокруг чисто подметенной земляной площадки. Неподалеку пасутся коровы, возле хижин суетятся голые черные дети и женщины с обнаженной грудью, наряженные во что-то вроде цветастых фартуков и в хитросплетения разноцветных бус на всех частях тела. При виде подъехавшей машины они что-то радостно кричат на своем языке. У некоторых женщин на шее нанизаны металлические обручи наподобие ошейника. Спрашиваю Раджа, почему у одних их очень много, у других меньше, а у кого-то нет вовсе? Индус объясняет, что количество колец на шее обозначает количество мужей у женщины. Оказывается, у нкуенго в ходу многомужество, но не единовременное, а в виде возможности менять мужей каждый год. Выбирать приходится, правда, только из соплеменников.
Радж провожает меня к хижине вождя племени и прощается. Согнувшись пополам, пролезаю сквозь бамбуковые занавески в темное, приторно пахнущее какими-то специями жилище вождя. Он сидит на каком-то насесте в глубине хижины, уставившись в потолок из пальмовых листьев иссиня-черный как африканская ночь и довольно моложавый. При моем появлении вождь нкуенго даже не поворачивает головы, я тоже молча, опускаюсь на какой-то пень, торчащий из пола хозяйской «квартиры». После чего вождь расплывается в белозубой улыбке и заявляет по-английски:
Теперь я тебя вижу, Ндблунга! и тут же поясняет, что это дословный перевод местного приветствия. Оказывается, в противоположность «белому» этикету, у нкуенго вошедший не должен возвышаться над хозяином, ему нужно как можно быстрее сесть только тогда с гостем поздороваются. Нкуенго, обращаясь к старшему в роду, всегда опускаются на корточки.
Вождя зовут Вокухамба, он холост (негоже, чтобы он ходил по рукам соплеменниц, как простые смертные мужчины нкуенго). Первым делом Вокухамба получает от меня три бумажки по сто долларов и долго разглядывает каждую из них на свет, льющийся в маленькое круглое отверстие в потолке.
Затем вождь посвящает меня в «меню» магических услуг, а заодно объясняет, с чем связан каждый из ритуалов. Выясняется, что духи могут выполнить как простые желания, коими нкуенго считают помощь в похудении, оздоровлении и обучении например, наукам или искусству, так и сложные, как привлечение власти и богатства. «Простые» желания осуществляются с помощью ритуальных танцев и дополнительных затрат не требуют. Задания же посложнее потребуют заклания девственной телочки и испития «клиентом» ее крови (в этом случае придется выкупать у племени корову). А вот для наказания врага финансовыми проблемами необходимо «подарить вождю ночь любви с белой женщиной». К счастью, наказывать никого мне не требуется, поэтому останавливаюсь на трех просьбах к духам, от которых другим никакого вреда: хочу похудеть, получить прибавку к зарплате и стать востребованной в качестве писательницы. Вокухамба кивает и говорит, что в 300 долларов мои представления о счастье вполне укладываются.
Меня селят в отдельную хижину, где мне предстоит провести последующие семь дней. Конечно, оставаться наедине с диким народцем жутковато, несколько успокаивает лишь слова Раджа, что некоторых «клиентов» показывают по ТВ и после визита сюда. Ко мне приставляют Абделе тинейджершу-нкуенго, сносно владеющую английским. Она поясняет, что лучшими колдуньями у нкуенго считаются девственницы 14-15 лет, чей дар перешел к ним по материнской линии, а это как раз Абделе и есть. Беспокоюсь, что меня попытаются вырядить в набедренную повязку, как у всего племени, но нкуенго, на мое счастье, не страдают показной первобытностью. Деревянный топчан в моей хижине даже снабжен матрасом и антимоскитной сеткой, а у входа в жилище висит рукомойник. К моему ложу прилагается стеганое одеяло (по ночам тут прохладно), но в санитарных целях укрываюсь махровым полотенцем, привезенным с собой.
Саванна, все ночи полные огня
Дни, как я скоро обнаруживаю, здесь похожи один на другой как две капли воды (Абделе говорит, что в этом есть некий магический цикл), а вот ночи «в гостях» запомнятся мне надолго В первую ночь я дрожу от чьих-то душераздирающих воплей. Мне представляется, что это нкуенго справляют кровавый шабаш с обильными жертвоприношениями. Но наутро узнаю, что так «плачет» гиена. Во вторую мне кажется, что воют львы, но утром Абделе уверяет, что эти страшные хищники, к счастью, мигрировали в другую часть саванны, а так, не сдерживая эмоций, местные пары занимаются любовью. Третьей ночью я уверена, что не могу уснуть от звуков плотских утех, но с утра выясняется, что это одна женщина-нкуенго избила своего мужа, застав его в хижине у другой. Следующей ночью я подскакиваю от громкого шороха, раздающегося прямо возле моей лежанки. В ужасе схватив с пола фонарь, вижу в его свете огромного бабуина (вид обезьян, живущих в Южной Африке) и истошно кричу. Прибегают нкуенго и выгоняют незваного гостя палками. Мне говорят, что бабуина бояться не надо: просто у него сейчас брачный период и ночами ему не спится. А как-то мне снится нестройный мужской хор, исполняющий до боли знакомую «Таганку, все ночи полные огня». Высовываюсь из-за занавески и понимаю, что это не сон: возле моей хижины тусуется группа вдребезги пьяных лысоватых мужичков с солидными брюшками. Лицо одного из них, с ополовиненной бутылкой виски в руках, в темноте кажется мне знакомым. Но он меня не только не узнает, но даже принимает за местную:
Ходи сюда, туземочка! Выпьем за наше процветание!
Пытаюсь посветить на мужика фонарем, чтобы понять, где я его уже видела, но тут из бушей материализуется целая толпа нкуенго и с воплями заталкивает меня назад в хижину, а потом что-то возбужденно объясняет «пришельцам».
Каждый день в 5 утра Абделе возникает на моем пороге с горшочком свежесваренного умрогхо. Пока я пью теплое, вываренное до состояния патоки пойло из высушенных на солнце стеблей молодой тыквы и ее незрелых семечек, Абделе приговаривает: «От такой еды глаз делается зорче, ум острее, тело стройнее, а кошелек толще». Наутро после неожиданной ночной встречи с соотечественниками моя компаньонка мрачно сообщает, что группе русских, живущей в соседнем поселении нкуенго, не видать теперь заказанного как своих ушей. Духи разозлятся, что клиенты нарушили все порядки: напились и показались в соседней деревне
Ежедневно до 4 дня я наблюдаю бесконечные племенные песни и пляски и, когда велят, даже принимаю в них участие. И только потом мне дают очередное «лакомство» высушенные на солнце бычьи хвосты с добавлением нтсцофу острейшего местного перца, который, как полагают нкуенго, дает энергию, необходимую для повышения зарплаты.
Как-то днем совсем близко к нашей деревне подходит слон и мы все прячемся по хижинам. Это вовсе не такое безобидное животное, каким кажется в зоопарке. Слоник долго беснуется в окрестностях, после чего оказываются поваленными и расколотыми бивнями в щепки сразу несколько деревьев.
Ближе к ночи мы всем племенем сидим у костра, разведенного на центральной «площади», поем песни и пьем сакубона это что-то сильно алкогольное. Наверное, поэтому по вечерам меня сильнее всего преследует ощущение нереальности происходящего. К концу «срока» я, судя по собственным шортам, действительно, здорово худею, но, как мне кажется, больше не от магии, а с голодухи.
Утром предпоследнего дня, сразу после тыквенного завтрака, Абделе ведет меня на площадку, куда четверо аборигенов притаскивают целый ящик драгоценных украшений! Меня просят склониться над ним и Абделе исполняет протяжную ритуальную песню, которая должна способствовать повышению моего жалования. То, что в ящике не бижутерия, видно невооруженным глазом, и пока я гадаю про себя, не имеют ли эти сокровища отношение к «Де Бирс», знаменитой ювелирной компании, контролирующей всю добычу алмазов на территории ЮАР, вдруг получаю неожиданный ответ: все это подарки благодарных клиенток, преимущественно русских!
Днем несколько мужчин-нкуенго уезжают на грузовичке, принадлежащим племени, к океану за акулой (чтобы акулы не подплывали к пляжам, вдоль всего побережья ЮАР расставлены специальные сети, что при определенной сноровке позволяет подплыть на лодке и извлечь из ловушки мертвого хищника). Акулий клык понадобится для обращения к Мами Вата Духу Воды. Как поясняет мне Абделе, этот дух отвечает за здоровье и красоту тела. Еще для меня будут беспокоить двоих: Да и Хоуелоусу-Да это так называемые радужные змеи, покровители творчества и разума. Ближе к ночи Абделе просит меня раздеться догола, выдает долгожданную набедренную повязку из пальмовых листьев и втирает в мой лоб какую-то вонючую прозрачную мазь.
Не волнуйся, смеется она, это всего лишь эссенция из крокодила. Сложнее всего вызвать Мути (дух, защищающий от доносов, арестов, обвинительных судебных приговоров и банкротств, а также указывающий «клиентам» имена врагов и завистников), для этого нужен высушенный слоновий пенис.
С наступлением темноты все наше племя, включая малолетних детей, садится в круг на центральной площадке, по периметру которой расставлены горящие факелы. Посередине сооружен деревянный постамент типа огромного стола, устланный козьими шкурами; на нем в каком-то корыте установлен зловонный акулий труп. Меня усаживают в изголовье этого стола на циновку. Абделе раскладывает передо мной какие-то причудливые фетиши и тотемы и шепчет: «сперма гориллы», «игла дикобраза», «страусиный член» (нечто маленькое и сушеное), «кости ядовитой змеи мамба». Под оглушительную дробь тамтамов мне подносят огромную чашу сакубона. Я давлюсь (меня и так уже мутит от запаха дохлой акулы) но делаю усилие и как и все остальные выпиваю чашу залпом. Затем протягивают курительную трубку и велят сделать ровно три затяжки. Я затягиваюсь и чувствую, что впадаю в транс: мое сердце бьется в унисон тамтамам, а границы пространства начинают куда-то уплывать.
Теперь ты зомбито! заявляет Абделе (так в Африке называют людей, достигших нужного состояния для общения с духами, отсюда и пошло известное белым слово «зомби»).
Словно сквозь пелену я наблюдаю за происходящим дальше: нкуенго встают в большой хоровод и пускаются в дикий первобытный пляс, а на стол-постамент, где уже сижу я и лежит покойная акула, поднимаются вождь Вокухамба и моя Абделе. В эту же минуту двое нкуенго разводят под постаментом небольшой костер, который начинает довольно быстро разгораться. Мне говорят, что Вокухамба сейчас совершит ритуальное соитие с моей персональной колдуньей-девственницей; причем они должны прийти к финалу одновременно и до того, как вспыхнет наш «стол». Если им удастся это сделать, то в момент их «синхрона» явятся все «мои» три духа и просьбы мои исполнятся. В противном случае мы все втроем погибнем (хорошенькая новость и главное неожиданная!) и будет считаться, что нас покарали духи за доставленное им беспокойство. Безвременная кончина вообще-то в мои планы не входит и я предпринимаю попытку прекратить безобразие, удрав с «постамента». Однако то ли от выпитого, то ли просто от страха руки и ноги становятся ватными. Не в силах пошевелиться, ужасе наблюдаю, как Вокухамба прямо перед моим носом начинает неторопливо любить Абделе (и как только ей удается оставаться невинной в таких первобытных условиях?!) А огонь под постаментом трещит все сильнее! Остается утешаться мыслью, что Вокухамба с Абделе до сих пор живы-здоровы, хотя клиентка я у них явно не первая. И тут раздается оглушительный вопль: кричит вождь, кричит Абделе, и им вторит все племя. Меня под руки стаскивают с постамента и в следующую секунду он рушится и его руины охватывает пламя. Абделе и Вокухамба стоят довольные рядом с горящим трупом акулы: они все успели вовремя.