Я хочу, чтобы вы здесь все как следует, по-настоящему осмотрели, сказал он. А вы не сможете сделать этого, если вас будут отвлекать всякой болтовней.
Однако его рассказ (при том, что лорд много говорил о доме, который имел любопытную историю) касался отнюдь не только археологических особенностей; время от времени он переходил к вопросам более личным как в отношении Изабеллы, так и себя самого. Но в конце концов, после довольно продолжительной паузы, лорд вернулся к той теме, которая послужила предлогом для всей беседы.
Ну что ж, я очень рад, что вам понравился этот старый дом. Мне бы хотелось, чтобы вы еще полюбовались им чтобы вы задержались у нас ненадолго. Сестры без ума от вас если это может служить в ваших глазах приманкой.
В приманках нет необходимости, ответила Изабелла. Но боюсь, я не могу принять приглашение. Я совершенно в тетиной власти.
Вы простите, если я скажу, что не верю в это? Я уверен, вы можете делать все, что захотите.
Жаль, что я произвела на вас такое впечатление. Это ведь не очень-то хорошее впечатление?
Не совсем так ведь это позволяло мне надеяться, сказал лорд и умолк.
Надеяться на что?
Что в будущем я смогу чаще видеть вас.
Ну, сказала Изабелла, чтобы иметь удовольствие видеться с вами, мне не нужно быть такой уж эмансипированной.
Несомненно. И в то же время мне кажется, что я не очень нравлюсь вашему дядюшке.
Вы глубоко заблуждаетесь. Он прекрасно о вас отзывался.
Я рад, что вы говорили обо мне, сказал лорд Уорбартон. Но все-таки сомневаюсь, что ему бы понравилось, если бы я зачастил в Гарденкорт.
Я не могу отвечать за вкусы своего дяди, отозвалась Изабелла, хотя, разумеется, и должна по возможности принимать их в расчет. Но что касается меня, то я буду очень рада видеть вас.
Именно это мне и хотелось услышать от вас. Я просто очарован вашими словами.
Легко же вас очаровать, милорд, заметила девушка.
Нет, вовсе не легко! Уорбартон на мгновение умолк, а затем добавил: Но вам это удалось, мисс Арчер.
Эта фраза была произнесена с какой-то неопределенной интонацией, которая насторожила Изабеллу; это показалось ей прелюдией к чему-то важному; она уже слышала такую интонацию раньше и узнала ее. Однако Изабелле вовсе не хотелось, чтобы сейчас эта прелюдия получила продолжение, и поэтому, поборов волнение, она быстро и как можно более приветливо произнесла:
Боюсь, у меня не будет возможности снова приехать сюда.
Никогда? спросил лорд Уорбартон.
Я бы не стала говорить «никогда». В этом есть что-то мелодраматическое.
Могу я приехать и повидать вас как-нибудь на следующей неделе?
Ну конечно. Что может этому помешать?
Ничего серьезного. Но с вами я никогда не чувствую себя спокойно. У меня такое чувство, будто вы все время судите людей.
Если бы это было и так, вы от этого не проигрываете.
Очень приятно слышать это от вас; но даже если я в выигрыше, все равно суровая критика это не то, что я люблю больше всего. Миссис Тачетт собирается увезти вас за границу?
Надеюсь, что да.
Англия вам не очень нравится?
Это коварный вопрос в духе Макиавелли; он не заслуживает ответа. Просто я хочу побывать в разных странах.
Там вы продолжите выносить свои суждения, я полагаю.
Надеюсь, получать удовольствия тоже.
Да, но это и доставляет вам самое большее удовольствие. Никак не могу понять, к чему вы стремитесь, заметил лорд Уорбартон. Мне представляется, что у вас таинственные цели и обширные планы!
Как мило с вашей стороны разработать целую теорию, с которой я совершенно не имею ничего общего! Что таинственного в моем намерении развлечься, как каждый год делают на глазах у всех пятьдесят тысяч моих соотечественников, в намерении развить свой ум с помощью путешествий?
Вам не надо развивать ум, мисс Арчер, заявил ее собеседник. Это и без того уже страшный инструмент. Вы смотрите на всех нас сверху вниз и презираете.
Презираю вас? Да вы смеетесь надо мной, серьезно сказала Изабелла.
Ну, вы считаете нас, англичан, людьми с причудами, что есть то же самое. Начнем с того, что я не хотел бы выглядеть «чудаком». Ни в коей мере. Я заявляю протест.
Этот протест самое причудливое из всего, что я когда-либо слышала, с улыбкой ответила девушка.
Лорд Уорбартон сделал небольшую паузу.
Вы обо всем судите как бы со стороны, и вам ни до чего нет дела, произнес он наконец. Вам только бы развлекаться!
Вновь в его голосе появились нотки, которые девушка слышала несколько минут назад, но теперь к ним примешалась горечь эта горечь была такой неожиданной и неоправданной, что Изабелла испугалась, уж не обидела ли она хозяина дома. Ей часто говорили, что англичане очень эксцентричны; она даже вычитала у какого-то остроумного автора, что в глубине души это самый романтичный народ. Неужели лорд Уорбартон внезапно превратился в романтика? Неужели он собирается устроить ей сцену в своем собственном доме, хотя видит ее всего третий раз в жизни? Изабелла быстро разубедила себя, вспомнив о том, как лорд безупречно воспитан; и эту уверенность не пошатнул даже тот факт, что он едва не переступил границу дозволенного когда восхищался юной леди, доверившейся его гостеприимству. Она оказалась права, положившись на его воспитанность, поскольку лорд слегка улыбнулся и продолжал разговор, причем в его голосе не осталось и следа столь смутившей ее интонации:
Конечно, я не хочу сказать, что вас занимают только пустяки. Вам интересны высокие материи, слабости и недостатки человеческой природы, особенности целых народов!
Ну, если так, то мне бы и в своей стране хватило развлечений на всю жизнь, сказала Изабелла. Однако нам предстоит еще долгий путь, и тетушка, наверное, скоро засобирается домой.
Она направилась к остальным. Лорд Уорбартон молча шел рядом. Перед тем как они присоединились ко всему обществу, он успел произнести:
Я приеду к вам на следующей неделе.
Ее будто что-то кольнуло, но, придя в себя, положа руку на сердце она не смогла назвать это ощущение болезненным. Тем не менее она отозвалась довольно холодно:
Как вам будет угодно.
Причем эта холодность не была кокетством это состояние было ей присуще даже в меньшей степени, чем, возможно, казалось многочисленным критикам. Она ответила так потому, что была слегка напугана.
Глава 10
На следующий день после визита в Локли Изабелла получила письмо от своей подруги мисс Стэкпол. Увидев надписанный аккуратным каллиграфическим почерком Генриетты конверт с маркой Ливерпуля, она очень оживилась.
«Ну вот и я, милая моя подруга, писала мисс Стэкпол. Наконец-то мне удалось вырваться. За один вечер все было решено «Интервьюер» сдался. Я, как заправский журналист, побросала вещи в чемодан и на трамвае добралась до парохода. Где ты теперь и где бы мы могли встретиться? Полагаю, ты осматриваешь один замок за другим и уже приобрела правильное произношение. А может быть, уже даже вышла замуж за лорда. Я почти надеюсь на это, потому что хочу быть представлена высокопоставленным людям, и немного рассчитываю в этом на тебя. «Интервьюеру» нужна информация о высшем обществе. Мои первые впечатления (о людях в целом) получились совсем не в розовом цвете, но я хочу обсудить их с тобой. Ты же знаешь, что, какой бы я ни была, меня нельзя назвать поверхностной. А еще мне нужно сказать тебе кое-что важное. Назначай встречу как можно скорее. И приезжай в Лондон (мне так хочется посмотреть на все его достопримечательности вместе с тобой) или разреши приехать к тебе, где бы ты ни находилась. Я с удовольствием примчусь ты же знаешь, что меня все интересует, и хотелось бы узнать побольше о частной жизни англичан».
Девушка не стала показывать дяде это письмо, но передала его содержание. Как она и ожидала, хозяин дома попросил Изабеллу немедленно заверить от его имени мисс Стэкпол, что он с удовольствием примет ее в Гарденкорте.
Хоть она и литературная дама, заметил мистер Тачетт, я полагаю, что она, будучи американкой, не станет изображать меня, как некоторые. Такие, как я, ей явно не внове.
Но она не встречала таких милых! возразила его племянница; на самом деле она тревожилась в отношении «репортерского зуда» Генриетты он принадлежал к тем чертам характера ее подруги, которые Изабелла одобряла меньше всего. Тем не менее она написала мисс Стэкпол, что ее с радостью примут под гостеприимным кровом мистера Тачетта. И эта предприимчивая девица, не теряя времени, подтвердила свое решение. Она добралась до Лондона, там села на поезд и доехала до ближайшей к Гарденкорту станции, где ее встречали Изабелла и Ральф.
Интересно полюблю я ее или возненавижу? размышлял вслух молодой человек, пока они с кузиной стояли на перроне в ожидании поезда.
Ни то, ни другое ничего не будет значить для нее, ответила Изабелла. Ей совершенно безразлично, что о ней думают мужчины.
В таком случае как мужчина я склоняюсь к тому, что она мне не понравится. Должно быть, это какое-то чудовище. Она очень безобразна?
Да нет же, Генриетта очень хороша собой.
Женщина-журналист, репортер в юбке? Страшно любопытно на нее взглянуть, заявил Ральф.
Очень легко насмехаться над ней, но совсем нелегко быть такой же отважной.
Думаю, да. Чтобы брать интервью, требуется отвага. Как вы думаете, она станет и меня интервьюировать?
Вряд ли. Для Генриетты вы недостаточно важная персона.
Посмотрим, сказал Ральф. Она распишет в своей газете всех нас, включая Банчи.
Я попрошу ее не делать этого, отозвалась Изабелла.
Значит, вы считаете ее способной на это?
Вполне.
И все-таки она стала вашей ближайшей подругой?
Генриетта не ближайшая моя подруга, но мне она нравится, несмотря на все свои недостатки.
Отлично, сказал Ральф. Боюсь, мне она не понравится, несмотря на все свои достоинства.
Погодите дня через три вы влюбитесь в нее.
И увижу собственные любовные письма в «Интервьюере»? Никогда! воскликнул молодой человек.
Наконец прибыл поезд, и по ступенькам уверенно спустилась мисс Стэкпол, которая, как и предупреждала Изабелла, оказалась очень хороша собой: пухленькая, среднего роста блондинка, с круглым лицом, маленьким ротиком и стройной фигуркой; ее каштановые локоны были собраны на затылке, а распахнутые глаза имели удивленное выражение. Самой примечательной чертой ее наружности была странная неподвижность взгляда, который Генриетта вперяла во все, что попадалось на пути, причем делала она это не вызывающе, не дерзко, но с сознанием своего права. Так же воззрилась она и на Ральфа, который был несколько сбит с толку грациозностью и привлекательностью мисс Стэкпол; ему стало казаться, что будет не очень-то легко не расположиться к ней, на что он настроился. На Генриетте было прекрасное серебристо-серое платье, и Ральф отметил, что она выглядела совершенно безукоризненно с головы до пят. Она и говорила чистым, высоким голосом, неглубокого тембра, но громким; когда она вместе со своими спутниками уселась в экипаже мистера Тачетта, выяснилось, к немалому удивлению Ральфа, что она вовсе не болтушка. Однако на вопросы Изабеллы, к которой рискнул присоединиться и молодой человек, она отвечала очень точно и ясно; и позже, в библиотеке Гарденкорта, разговаривая с мистером Тачеттом (его супруга не посчитала необходимым спуститься), во всей полноте проявила свое умение вести беседу.
Мне хотелось бы услышать, кем вы себя считаете англичанами или американцами, сказала мисс Стэкпол. Тогда я буду знать, как мне с вами разговаривать.
Говорите с нами как пожелаете, все благо, великодушно ответил Ральф.
Она остановила на нем свои глаза, и чем-то они напомнили ему крупные блестящие пуговицы. Казалось, он видит в них отражение окружающих предметов. Пуговице вряд ли свойственно иметь человеческое выражение, но все-таки Ральф, будучи очень скромным человеком, смущался под взглядом мисс Стэкпол и испытывал чувство неловкости. Стоит, правда, добавить, что это чувство, после того как он провел с ней день или два, заметно ослабло, хотя полностью так и не исчезло.
Полагаю, вы не собираетесь убеждать меня, что вы американец, сказала она.
Ради вашего удовольствия я буду англичанином. Или даже турком!
Если вы способны на такие превращения, прекрасно, отозвалась мисс Стэкпол.
Я уверен, вы все понимаете, и принадлежность человека к какой бы то ни было национальности вам не преграда, продолжал Ральф.
Гостья внимательно посмотрела на него.
Вы имеете в виду иностранные языки?
Языки здесь ни при чем. Я имею в виду дух некий гений нации.
Не уверена, что понимаю вас, сказала корреспондентка «Интервьюера». Но думаю, что к тому времени, как я покину Гарденкорт, с этим будет лучше.
Таких людей, как кузен, называют космополитами, заметила Изабелла.
Это значит, что в нем ото всех понемножку и почти ничего от кого-то одного. Должна сказать, я считаю, патриотизм сродни милосердию он начинается у себя дома.
А где начинается «дом», мисс Стэкпол? спросил Ральф.
Не знаю, где он начинается, но знаю, где заканчивается. Далеко отсюда.
А здесь вам не нравится? спросил мистер Тачетт своим мягким, спокойным, невинным старческим тоном.
Сэр, моя точка зрения еще не определена. Я словно сдавлена. Особенно я это чувствовала при переезде из Ливерпуля в Лондон.
Вероятно, вы ехали в переполненном вагоне? предположил Ральф.
Да, но он был набит друзьями я ехала с группой американцев, с которыми познакомилась еще на пароходе, милейшие люди из Литл-Рока, штат Арканзас. Несмотря на это, я чувствовала себя стесненной. Словно что-то давило на меня. Не могу сказать, что это. С самого начала я чувствовала, что здешняя атмосфера мне чужда. Но я думаю, мне удастся создать свою собственную. Природа здесь необыкновенно привлекательна.
А мы-то все как прекрасны! сказал Ральф. Подождите немного, и вы убедитесь в этом сами.
Мисс Стэкпол выразила полное расположение ждать и, очевидно, была готова надолго обосноваться в Гарденкорте. По утрам она была занята литературным трудом, но, несмотря на это, Изабелла много времени проводила с подругой, которая, выполнив намеченную на день работу, жаждала общения. Изабелле скоро представилась возможность попросить ее воздержаться от того, чтобы отдавать в печать свои впечатления от пребывания в Англии, уже на второй день после приезда мисс Стэкпол она обнаружила подругу за работой над статьей для «Интервьюера». Заглавие (написанное четким, аккуратным почерком, который наша героиня помнила еще со школьных времен) гласило: «Американцы и Тюдоры взгляд из Гарденкорта». Мисс Стэкпол без зазрения совести предложила прочитать статью подруге, но та решительно заявила протест.
Ты не должна этого делать. Тебе не следует описывать здешнюю жизнь.
Генриетта, по своему обыкновению, уставилась на нее.
Почему? Людям как раз это и интересно. И здесь очень мило.
Здесь слишком мило, чтобы быть описанным в газетах. Да и дяде это не понравится.
Вот еще глупости! воскликнула мисс Стэкпол. Все потом всегда бывают довольны.
Дядя не будет доволен. И кузен тоже. Они сочтут это нарушением законов гостеприимства.
Ничуть не смутившись, Генриетта очень аккуратно вытерла перо она всегда держала при себе элегантный наборчик специальных принадлежностей и убрала рукопись.
Конечно, если ты против я подчиняюсь. Но так и знай: я жертвую отличной темой.
Есть множество других тем. Их полно вокруг. Мы будем ездить на прогулки, и я покажу тебе множество прекрасных пейзажей.
Пейзажи не по моей части. Мне интересны только люди. Ты же знаешь, Изабелла, меня интересуют социальные вопросы, и так было всегда, сказала мисс Стэкпол. Я собиралась показать кое-что на примере твоего кузена-американца, переставшего быть американцем. Сейчас большой спрос на эту тему, а твой кузен является превосходным образцом. Следовало бы проучить его за это со всей суровостью.