Не будет их количеству конца.
Обросши, злы, оборваны, беззубы
Ни одного приятного лица.
Они Давида быстро окружили,
Безвыходно и плотно обступив.
Глаза их не по-доброму блестели,
В руках виднелись острые ножи.
Сначала музыканту показалось,
Что им хотелось просто его съесть.
Но если они голодны, он может
Отдать съестное всё, что в сумке есть.
А те к нему зловеще потянулись.
Давид уж ощущал касанье рук.
Чем, в общем-то, конечно же, пугали,
Сужая роковой, ужасный круг.
Но просто так стоять, как столб безвольный,
Чтобы позволить растерзать себя,
Хоть как-то защищаться не пытаясь
Не по-мужски и потому, нельзя!
Захваченный вскричал: «Остановитесь!
Хочу спросить: Главенствующий есть?
Мне нужно с ним немного пообщаться.
Иль все равны, кто обитает здесь?»
«Ну как не быть? А что ты мне расскажешь?»
Сказал наипротивнейший старик,
«Всё, что в мешке лежит, не сомневайся,
Возьму и сам, без спроса, как привык!
С ребятами бороться бесполезно.
Их много, да и ты не богатырь.
Тут голодно живётся. С покаянием,
Ограбив, мы не ходим в монастырь».
Давид прервал его: «Не нужно грабить!
Уменьшив грех ваш, я всё сам отдам.
Прошу ветвь, камень, тряпочку оставить,
Да скрипку, что едой не станут вам,
А остальное просто забирайте.
Я сам дарю вам это от души.
Боюсь, однако, этого не хватит,
Да и пожитки стоят лишь гроши».
Вожак ответил грозно: «Разберёмся!»
Ножищем срезал тонкий ремешок,
Висящей на плече дорожной сумки,
Да так, что в тело вкрался холодок,
«Богатство» парня высыпал на землю,
На всех велел съестное поделить,
Себе забрал исправную одежду,
Чтоб образ свой чуть-чуть преобразить.
Ногой к Давиду оттолкнул лишь ветку,
Смычок со скрипкой, тонкий лоскуток.
Про то, что тряпка может быть полезной,
Разбойник знать конечно же не мог.
Он сам обшарил парня, не стесняясь,
Буквально с самых ног до головы,
Не веря, что отсутствовали деньги,
Хоть пятачок. Но не нашёл, увы.
Им найден был «булыжник» необычный.
Его без спроса атаман забрал,
Уверенно себе его присвоил,
Не думая, что, в общем-то, украл.
Давид не забывал, что скрипку с камнем
Забравшие должны будут вернуть.
А, как и почему ещё не видел,
И в данный миг хотел на то взглянуть.
Он не спешил с бандитами расстаться.
Без даренных вещей уйти нельзя.
Волшебный голос, слышимый из тверди,
Ему помог, как делают друзья.
Разбойники за щёки уплетали
Те крохи, что доступно было есть,
Давид подсел, вопрос задав:
«Скажите, дорога что ведёт из леса, есть?»
Те посмотрели на него так странно,
Как будто он про глупости спросил,
Или, по крайней мере, непомерно
Сидящих, своею речью удивил.
Один из них сказал: «Ты что не слышал,
Что многие ступившие сюда,
Не справившись с поставленным заданьем,
Остались в этом лесе навсегда?
Мы тут оборвались, изголодались
Лишь потому, что выход не нашли.
Присутствуя здесь, многие забыли,
Зачем сюда попали и пришли.
Да и тебе, я думаю, придётся
Остаться тут на долгие века.
При мне, вновь не явиться на поляну
Смог лишь старик. Единственный пока.
Как удалось ему про то не знаю.
Он после испытания исчез.
Мы словно звери след его искали,
Но всюду был пустынным чёрный лес.
Как видишь, ни цветочка, ни грибочка.
Здесь с каждым прибывающим темней.
Возможно ты собою приумножишь
Власть ночи. Мы не помним светлых дней.
Эх, глупый! Ты спешил сюда за счастьем,
Спасая вековой, могучий дуб?
А он лишь только дверь в лес чародеев,
Которые от нас иного ждут.
Рассказывай, зачем сюда явился.
Хоть этим нас немного развлеки.
Нам скучно Мы ругаемся, дерёмся
Так в темноте и коротаем дни».
Он что-то захотел ещё добавить,
Но в это время оглушил всех крик!
Вопил, как видно, от ужасной боли,
Без спроса взявший камушек, старик.
Он, приодевшись, вроде был нормален.
Постричь, отмыть возможно, был красив
Подпрыгивая вверх и извиваясь,
Теперь главарь стал очень суетлив.
Казалось, он сошёл сума. Рыдая
Он прокричал: «Спасите, я горю!!!
Какая боль во мне, я умираю
Облейте же водою, говорю!!!»
Для всех, кто рядом был, казалось странным,
Что он навзрыд подобное кричал.
Ни пламени, ни дыма, даже искры,
Никто на нём сейчас не замечал.
«Воды!» просил разбойник умоляя.
Но рядом, ни реки, ни озерка.
Бандиты с изумлением смотрели,
На спятившего вроде б вожака.
И только лишь Давиду было ясно,
Как можно атаману их помочь.
Он произнёс: «Внимательно смотрите.
Я удалю его боль быстро прочь.
Всё это оттого, что он взял вещи
Без спроса. Ещё чуть и он умрёт.
Так будет с каждым рано или поздно.
За воровство расплата настаёт!
Пример довольно яркий перед вами!
Не верите? Смотрите! Он отдаст
Сейчас мне небольшой, невзрачный камень,
Почувствовав, что в нём огонь угас!»
Разбойник, видя, что никто из шайки
Ему не стал хоть чем-то помогать,
Спасение взяв быстро в свои руки,
Стал вещи музыканту отдавать.
Мыча от нестерпимой жуткой боли,
Из-под рубашки камушек достал.
На всякий случай даже всю одежду,
Что отнята была, мгновенно снял,
И засмеялся громко. В самом деле
Боль, что сжигала изнутри ушла.
Он бегал по поляне в счастье голый.
И всем казалось вновь «Сошёл с ума!»
Давид, увидя это, огорчился.
Раздетый вид его не удивил.
Он понимал, что это всё от страха,
Ведь он назад одежду не просил.
«Оденьтесь. Пусть одежда вас прикроет.
Негоже перед нами так ходить.
Но впредь прошу подобного не делать.
Поверьте, много проще будет жить.
Я вам сейчас немного поиграю,
Напомнив, как чудесен белый свет.
Возможно, из-за алчности и злости,
Что в вас сидят, его давно тут нет.
За это попрошу вас рассказать мне
Про испытанья, что здесь не прошли,
Чего хотели и чего желали,
Догадки: почему то не нашли».
«Ты кто такой, чтоб мы с тобой делились?»
Кто произнёс слова, вскричал как зверь!
И вдруг вокруг от ненавистной злости
В окрестности лесной стало темней.
Давид сказал: «Вот это вас и губит.
Вы сами лес вгоняете во мрак!
Сейчас тому я видел подтвержденье,
Проделайте же к свету первый шаг!
Хоть маленький кусочек отыщите
В душе своей любви и доброты.
Я вам напомню и сейчас сыграю
Мелодию забытой теплоты».
Взяв в руки скрипку, музыкант помедлил,
Дав время призадуматься чуть-чуть.
И заиграл мелодию о свете,
Который даже ветром не задуть.
И тут неспешно стала освещаться
Часть леса, где стояли существа,
Смекалистые, сильные когда-то,
Но падшие от чар и колдовства.
Глаза их, видя это, прослезились.
Предстало, что скрывала темнота:
Застывшие не люди полузвери,
Забывшие, что значит доброта.
Давид играл и чувствовал сначала,
Что не примкнул пока что ни один.
В них злоба, хищность всё ещё блуждала,
И верх брала, как главный господин.
Заметно было, что они хотели
Побыть подольше в солнечных лучах.
И звук, душою чистою рождённый,
Свершил невероятное в сердцах.
Мелодия, что местность осветила,
Заканчиваясь, стала утихать,
Свет потихоньку начал растворяться,
Его вдруг захотелось поддержать.
Разбойники поспешно вспоминали
Всё лучшее, укрытое в душе.
Они теперь чему-то улыбались.
Присутствовала доброта в лице.
Нельзя сказать, что воцарилось солнце.
Пока здесь возрождался лишь рассвет,
Но видимо теперь все уловили
Зловещей темноты этой секрет.
«Как видите, душой направить можно
Всё к лучшему и что-то изменить.
Я думаю, друг другу помогая,
Мы сможем путь во внешний мир открыть.
Прошу вас, вновь признаться перед всеми,
Что здесь случилось и произошло.
Кто знает, может, вскроется решенье,
И птица счастья развернёт крыло».
Разбойники на землю опустились,
Стараясь воссоздать опять же круг.
Они не очень парню доверяли,
Не зная, друг он им или не друг.
Их атаман, нарядно приодевшись,
Советов правомерность, испытав,
Сказал: «Я вас могу уверить, братцы,
Что музыкант, похоже, в чём-то прав.
Дерясь, пришедших грабя и терзая,
Дорогу нам отсюда не найти.
Мы ж ничего, открывшись не теряем,
Но, думается, можем обрести.
Я первым расскажу, не утаившись,
Что очутился здесь, как новый гость
Давно. Дуб пропустил меня в «ворота»
Так с каждым, кто сидит здесь, началось.
Скажу по правде, лес стоял красивым.
В лучах играли, шелестя листы.
Во мне, свершившим многие победы,
Желания бурлили и мечты.
Простые исполняются на воле,
А мне хотелось много сразу всё!
Мечтою было жить в красивом доме
Боярин было звание моё.
За что должна быть дарена награда
В таких размерах, я тогда не знал,
Лишь слышал, что подобное возможно,
И потому попасть сюда мечтал!
Мне встретилась кошмарная старуха.
Такую страшно повстречать в ночи!
При ней душа мгновенно костенеет,
И зуб об зуб невольно застучит.
Но я сумел, пусть видом побледневшим,
Рождённый ужас всё ж не показать.
Спросил лишь, как к ней нужно обращаться?
Как надобно бабусю величать?
Она сказала: «Все зовут, как знают.
Кто ласково бабулей, кто Ягой,
На чём лишь свет стоит, меня ругая.
Страшна, видать, я с костяной ногой.
Я ни на что, сынок, не обижаюсь.
Рассказывай, зачем сюда пришёл?
Ведь просто так ко мне не попадают
И ты, похоже, с просьбою зашёл».
Я выложил ей всё, что мне желалось.
Она хитро скривилась, а потом
Сказала: «Значит, ты сюда явился,
Желая стать боярином с добром!
Ну что ж, такое может и случится.
Тебе лишь нужно мостик перейти.
Предупреждаю, сделай это быстро,
Иначе то, что ищешь, не найти!»
Вот невидаль, прошествовать к мосточку!
Я мог как ветер сильный пробежать,
Поэтому мгновенно согласился,
Не зная, что мне могут помешать.
Она взяла клюку, и мы тихонько
Сквозь чащу пробираясь «поползли».
Похоже, ей идти было непросто,
И мы довольно долго с бабкой шли.
Порой казалось, что мы заблудились.
Конца и края леса не видать.
Она плелась, а я в изнеможенье,
Стал падать и немного отставать.
Мы долго с ней потом ещё блуждали.
Я даже на старуху накричал!
Не водит ли Яга меня по кругу,
Стараясь сделать так, чтоб я устал?
Она хитро при этом посмотрела,
И через миг сказала: «Мы пришли!
Вон речка, к ней спускается дорога,
И мостик, мной обещанный, вдали.
На всё про всё тебе даны минуты.
Успеешь перейти станешь ходить
Боярином, жить в роскоши и славе.
А нет придётся в том себя винить!»
Похоже, бабка старая исчезла,
Когда я впрыть к мосточку побежал.
Не до неё мне было в это время,
Во мне горел желания пожар!
А на пути, ну прямо, как нарочно,
Встречались постоянно старики,
Просящие помочь им перебраться
На тот же берег маленькой реки.
До них ли было мне? Хотя с отказом
Бежать мне становилось тяжелей.
Осталось метра два до переправы,
И я бы близок был к мечте своей.
Но тут натренированные ноги
Свинцом тяжёлым будто налились
И, не давая мне и шага сделать,
С землёю здешней намертво срослись.
Я пал, в душе свет белый проклиная.
Мост несколько минут ещё стоял.
И как я дотянуться не пытался,
Мог видеть лишь, как оный исчезал»
Разбойник замолчал, припоминая,
Большую неудачу на мосту.
Давид невольно на лице бандита
Заметил вниз сбежавшую слезу.
Ему, конечно, было его жалко.
Он понимал, что сделал тот не так,
Но промолчал. Ему уже хотелось,
Услышать от других про каждый шаг,
Приведший их к плачевной, тёмной жизни.
Он каждому расскажет, что к чему.
По крайней мере, как он понимает,
Во всём доверясь сердцу своему.
Была печальной повесть атамана.
«Но это что!» вдруг прошептал другой,
«Я шёл не из-за денег, а за славой!
Чтоб все считали будто я герой!
Всегда случалось так: в каких сраженьях
Ни бился б я никто не замечал,
Как я хорош в бою, силён и ловок.
Другой с победой лавры получал!
И мне всенепременно захотелось
Прославившись, людишкам доказать,
Что я всех прочих воинов достойней.
А значит, меня нужно привечать!
И вот тогда услышав, что возможно
Помочь мне в этом может старый дуб.
Я двинулся к нему и испытанья
Легко прошёл, ведь был всегда не глуп.
Меня здесь повстречала тоже бабка.
Нет, я при ней зубами не стучал,
И спрашивать об имени не думал.
«Каргою старой» просто обозвал.
Она же отнеслась к тому спокойно.
Похоже, старой было всё равно.
Ей интересно было с чем явился
Желание и больше ничего.
Ну, я ей всё как есть, конечно, выдал.
Хочу, мол, славы, чтобы был герой.
Она хитро, беззубо улыбнулась
И проскрипела: «Что ж, иди за мной!»
Мы тоже «поползли». Она, хромая,
Спокойно шла с костлявою ногой.
А я в конце уж плёлся еле-еле
Устав, признаюсь, был уж сам не свой.
Потом открылась наконец дорога
К заветному волшебному мосту.
Идти к нему, казалось мне, недолго.
За ним честь, слава, всё чего я жду.
Карга велела мне поторопиться,
Сказав: «Туда пойдут кроме тебя
Не менее достойнейшие люди.
Вина, коли обгонят, не моя!»
Не помню куда делась эта бабка,
Ведь я, как ненормальный побежал,
Крича: «Постойте же, остановитесь!»,
Сбивая с ног того, кого встречал!
Достойнейшие. Кто они такие?
Людишки шли, как мелочь предо мной.
Осанка, сила, стать в них не видалась.
Я точно знал, что только я герой!
Не верите? Да просто я за время,
Что здесь в лесу, неброским стал таким.
А раньше лучше прочих был
Красавец, что в спорах и борьбе непобедим!
Я, кажется, отвлёкся. Эти люди
Остановившись, стали выяснять
Возможную для первенства причину,
И попросили это доказать.
Я не могу сказать, что выхвалялся,
Но важность свою многим показал.
Все, в общем-то, дорогу уступили.
Один из них лишь дальше зашагал.
Мне было непонятно, как он может
После всего что сказано, идти?
Все ж поняли как мелки и ничтожны,
И больше не мешались на пути.
Но тут он произнёс: «Неблагодарный!
Ты даже им спасибо не сказал!
Достоин ль человек великой славы,
Когда гордыни столько показал?»
Я спорить стал: «Какая тут гордыня?
Не их желанье это, а небес!»
Но в метре до моста речь оборвалась.
Соперник, мост растаял и исчез.
Виной была тому конечно бабка.
Предупредила б, чтоб я помолчал
Пока не перейду на левый берег.
Ведь я бы их, итак, там обогнал!»
В кручину впав, притих второй разбойник.
Вокруг сгущаться стала темнота.
Злодей возможно думал не о добром,
И краски тьмы явились неспроста.
Давид же поиграл опять для света.
Ему хотелось лучше разглядеть
Того, кто говорил. Он много слышал,
Но велено же было и смотреть!
И вот уж третий начал: «А я, братцы,
Мечтал заполучить себе мешок
Наполненный червонным золотишком,
Такой, чтобы с земли поднять не мог.
Ко мне бабуся тоже заявилась.
При ней я заикаться даже стал.
Не мог никак сказать про то, что надо,
А лишь со страху без конца икал.
Потом уж кое-как разговорился.
Желанье моё бабка поняла.
И, как и вас, по лесу без тропинок,
К заветному мосточку повела.
Всё было так же я устал ужасно.
На миг хотелось лечь и отдохнуть,
А бабка шла и шла себе безмолвно.
Её не утомлял далёкий путь.
Когда же мы увидели дорогу,
Что до реки и мостика вела,
В её руках уж был мешок огромный.
И где такой бабуся заняла?
Пока мы шли, я к ней привык немного,
И не боялся рядышком стоять.
Она мне улыбнулась и сказала:
«Ты можешь до реки, что хочешь взять.
Успей перенести свою поклажу
Через вон тот красивый, дивный мост.
Всё, что в мешке твоё будет по праву.
За неудачу лишь с тебя, брат, спрос!
Мешать и помогать тебе не стану.
Не мешкай и по-быстрому беги.
Бери сколько захочешь мне не жалко.
Успей добро лишь к месту донеси».
Ну что сказать? Я побежал конечно,
Хоть ноги и не слушались меня.
Но вскоре я совсем приободрился,
Когда передо мной, собой горя,
Раскрылись лавки полные богатства.
Маня к себе: «Ко мне друг загляни!»
Не сдерживал никто бери, сколь хочешь.
Греби себе спокойно и греби.
И горы золотые не кончались,
Чем дальше, тем огромнее росли.
В конце, само богатство насыпалось,
На что лишь руки целились мои.
Признаюсь, я не мог остановиться.
Мешок, набитый златом стал мне в рост
Подстать лишь человеку-великану,
Который бы его чрез реку снёс.
Отсыпать не хватало силы воли.
Я стал пытаться это поволочь,
Но не успел. И золото, и мостик
Растаяли, как дым, убравшись, прочь!
Коварная, костлявая старуха
Нарочно мне мешок такой дала.