Иди за мной. Не действуй самовольно,
А делай, как Хранитель приказал!»
До третьего добравшись помещенья,
Которое пылало краснотой,
Почувствовал Давид, что при деяньях
Присутствовать стал некий непокой.
Всё чистилось и мылось, как и прежде,
Но этот цвет, казалось обжигал.
Меняясь с бледно-розового в алый,
Он несколько давил, даже пугал.
Работа завершилась также быстро.
Как никогда, Давид был эху рад.
И только лишь послышалось: «Довольно!»
Покинул зал, ища пути назад.
В своей пещерке он поел немного,
Потом отпущен был чуть погулять.
Он был в горах. Деревья своей кроной
Пытались вход в пещеру заслонять.
Здесь воздух был чистейшим. Грело солнце,
Даря проникновенные лучи.
Парили высоко большие птицы,
Звенели рядом бьющие ключи.
Давид стоял и силы набирался.
Ему казался чудом этот мир.
До юноши ещё не доходило,
Что он теперь в затворниках ходил.
Прогулка очень скоро оборвалась.
Как говорят: «Потехе только час
Отводится, а время остальное
Работа», что ждала его сейчас.
Всё то же эхо вглубь пещер позвало,
А парень уж и сам желал идти.
Ему хотелось получить те знанья,
Что, странствуя по свету, не найти.
И вот уж он в свободном тайном месте,
Где чётко слышен самый тихий звук.
Его здесь ждал с особым интересом
Хранитель. В центре был очерчен круг.
Дубовый посох указал Давиду,
Что именно в нём должен он стоять.
Волшебник произнёс: «Пока играешь,
Не смей эту черту переступать!
Старайся быть всегда посередине
Так лучше ощутится тон игры.
Сегодня тебе нужно научиться
С крикливости дойти до тишины.
Возьми любую ноту, что по нраву.
Представь теперь гудение в трубе,
Пугающее силою своею,
И еле слышный шепоток в избе
Смотри, на стенах множество ступеней.
Спускаться звуком можешь в тишину
Или напротив лихо подниматься
Усилье, направляя в вышину.
Фиксируй звук. Не думаю, что сразу
Сумеешь плавно не перескочить.
Но в том и состоит твоя задача
Запомнить их и верно наступить.
Пока не остановишься на каждой,
Чтоб я услышал чётко ты на ней,
Как тяжело бы ни было работай
И думать об усталости не смей!
Уверен будь, что я с тобою рядом
И слушаю что делаешь и как.
Когда же ты достигнешь совершенства,
Я извещу, подав особый знак».
Хранитель звуков дымкой растворился.
Давид, казалось, был теперь один.
«Ну что же ты? Я здесь, хотя не видим.
Бери ступени с верха до низин!»
У юноши внутри затрепетало.
Он стал пытаться скинуть высоту.
Ему довольно трудно удавалось
Не перепрыгнуть к той, что на полу.
Но вот он закрепился в середине,
Потом добавил несколько ещё.
Он чувствовал большое напряженье,
Боясь забыть суть каждой из неё.
Скажу, часов немало миновало,
Пока стал парень двигаться легко
По многим нарисованным приступкам
То вниз, то забираясь высоко.
Он всё играл, играл не прерываясь.
Когда же не осталось ни одной,
Где б юноша на миг не задержался,
Раздался голос старца за спиной:
«Ты всё исполнил так, как мне хотелось.
Теперь иди, до завтра отдыхай.
Задачи каждый день сложнее станут.
Смотри, чего достиг, не забывай!»
Учёба пролетела незаметно.
Давид не ведал вечер или ночь
На землю своим телом опустились.
Он лишь в бессилье удалился прочь.
В пещерке, где он спал, его ждал ужин
Простая и обычная еда.
Её казалось непривычно много,
Его так не кормили никогда!
В дороге мало что перепадало.
Хотелось что-то спрятать про запас,
Но силы и на это не хватало.
Он тот час же уснул, как свет погас.
А пальцы и во сне его играли.
Всю ночь он повторял и повторял,
Пытаясь закрепить своё уменье,
И вздрагивал, боясь что потерял.
Он спал, на редкость, очень беспокойно.
Заезженным, не отдохнувшим встал,
Всё потому, что он на самом деле
Всю ночь во сне задание играл.
Но мягкий свет вокруг и голос эха
Напомнили: «Давно пора вставать!
Иди за мною, в этот раз придётся
Совсем другие залы убирать!»
И юноша, конечно, подчинился.
Работа шла сегодня веселей,
Быв легче во сто крат самой учёбы.
Казалось, что он в обществе друзей.
Цвет у пещер от прежних отличался:
Оранжевый, зелёный и ещё
Любимая волшебников расцветка.
Они носили цветом сим бельё.
Не знаете? Ещё не догадались?
Пещера фиолетовой была.
В ней, в самом деле, тайна ощущалась.
Она не отторгала, а звала.
Уборка завершилась очень быстро,
А дальше завтрак и прогулка в лес.
Давид присел на солнечной поляне,
Не ожидая сказочных чудес.
Его лучами солнышко ласкало,
Всё делая, чтоб парень ощутил
Тепло и свет внутри одновременно,
И так, чтоб после это не забыл.
Сказалось напряженье прошлой ночи.
Скрипач уставший тихо задремал.
Теперь он отдыхал на самом деле,
И пальцами заданье не играл.
Не видя никого, он вдруг услышал:
«Запомни, что сейчас проговорю.
Чтоб осветить холодную пещеру
Исполнить нужно музыку мою»
И голос неизвестного мгновенно,
Загадочно, красиво зазвучал.
Казалось, всё вокруг было согрето
Теплом, что незнакомец излучал.
Мелодия красивая прервалась.
Давид был эхом громким пробуждён:
«Проснись! Настало время для ученья.
Лишь там ты будешь в тайны посвящён».
И снова зал огромнейший в пещере.
Внутри его очерчен магом круг,
Где должен был стоять, не выступая,
Наш хрупкий, молодой, послушный друг.
Хранитель звуков ждал его с заданьем:
«Сегодня погружаться будешь в цвет.
Нет ничего, что красок не имеет.
Мир разноцветен это не секрет.
Однако то, что мы порою видим,
Обманывает внешностью. Внутри
Расцветки говорят нам про иное,
Указывая он давно в грязи.
Звучание живого не обманет.
Слышна в нём даже трещинка в стекле.
Ты должен будешь чувствовать, не видя,
И звуком вскрыть известное тебе.
Два дня ты убирал мои пещеры.
Три первых были цветом основным.
Средь них был жёлтый, синий, ярко-красный.
Иные дружба одного с другим.
Зелёный, когда жёлтый льётся в синий.
Оранжевый где красный с желтизной.
А в фиолете виден красный с синим.
Оттенок каждый раз будет иной.
Заметил много ящичков похожих?
Но это лишний раз нам говорит,
Что так порою призрачен, обманчив
Доступный глазу, лживый внешний вид.
Различие в них бархатность и гладкость,
Шершавость, есть ли в цвете пустота,
Тепло и холод, блеск, обман ли глянец,
Что сразу не увидишь никогда.
Я знаю, что приятней многим жёлтый.
С него урок сегодня и начнём.
Уверен, ты о нём немного знаешь.
Тому не учат в обществе твоём.
Как этот цвет ты сам воспринимаешь?
С чем сравниваешь с солнцем иль с цветком,
С осеннею охапкой падших листьев,
С цыплёнком, что проклюнул тесный дом?
Но это лишь опять одно виденье.
В нём может мощь скрываться и обман.
Таинственные звуков переливы
Оттенками расскажут много нам.
Сегодня ты изучишь самый яркий,
Насыщенный, что нравится Богам.
Они в него закладывают силу,
Что с неба опускают в сердце к нам.
Смотри на стену. Там перед тобою
Пока что нераспущенный цветок.
Он может поразить тебя собою,
Раскрыв буквально каждый лепесток.
Я разрешу отпущенному звуку
В пещере этой рядом погулять.
А ты, ловя на слух, уж постарайся
Услышанное чётко повторять.
Соврёшь цветок поникнет и завянет,
Получится увидишь, как он рад.
И помни наш урок с тобой вчерашний,
Смотри ступень не действуй наугад.
Насыщенность не значит очень сильно.
Прислушивайся, ощущай, смотри,
И помни, я незримо наблюдаю.
Из круга, как учил, не выходи!»
Опять, как и вчера, пошло волненье,
Когда прервались нужные слова.
В пещере наступила неземная,
Пустая, словно бездна, тишина.
Послышалось тревожное дыханье.
Давид ведь замер, а теперь вздохнул.
И вот весь зал наполнился звучаньем,
Цветок мгновенно листья развернул,
Затрепетал, собою подтверждая,
Что сделан не из воска, а живой.
Прилив тепла повсюду ощущался,
Как будто мир раскрылся всей душой.
Мелодия волшебная исчезла.
Опять одно дыханье в тишине.
Теперь уж музыканту предстояло
Раскрыть цветок, уснувший на стене.
Слух у Давида тонкий был и чуткий.
Ему казалось, что он повторил
Звучание, что слышалось недавно.
Бутон же даже листик не раскрыл.
Ещё, ещё Он, явно злясь, пытался
Услышанное быстро воссоздать,
И только спустя время догадался
По лестнице настенной погулять.
По силе звук на верхней был ступени,
А тут нужна иная высота.
Тогда он стал стараться опускаться,
Удерживая разные места.
Вот он увидел, что бутон качнулся,
Как будто ожидая перемен.
Тогда он ниже звуком окунулся.
Цветок пышнее стал, но не совсем.
При звуке ниже чуть не развалился,
Он будто умер, силу потеряв.
Тогда Давид на прежнюю вернулся,
И был восстановленью очень рад.
Теперь он знал мелодию и силу,
Но видно не хватало ещё чувств.
Цветок не грел. Заученная фраза
Кувшин, что к сожаленью ещё пуст.
Возможно нужно то, что ты играешь,
Не претворяясь искренне любить.
Ведь музыкант, как истинный художник,
Лишь так и должен, звуком говорить.
Давид закрыл глаза, уже пытаясь
Через себя, что слышал пропустить.
Он сердце раскрывал своё, играя,
Желая дать всем это ощутить.
Зал наполнялся лучезарным светом,
Стал ярким и насыщенным цветок.
Дрожа, затрепетал теперь в волненье
Буквально каждый нежный лепесток.
И музыкант не мог остановиться,
По телу шло волшебное тепло.
Он начал понимать характер звука,
И как приятно ощущать его.
Его игру остановил волшебник:
«Я рад, что у тебя расцвёл цветок.
Признаюсь, что немного сомневался.
Но вижу, дар небес тебе помог.
Возможно, из тебя скрипач и выйдет.
Ну что ж, ступай, до завтра отдохни.
Теперь в оттенках разных ощущений,
Пойдут твои раскрашенные дни»
Хранитель звуков снова растворился.
«Иди за мной!» раздалось в стороне.
Его звало настойчивое эхо,
Ведя Давида в комнатку к себе.
Он снова потерялся при ученье,
Не зная время суток на земле.
Внутри была ужасная усталость,
Желание побыть чуть в тишине.
И было почему-то одиноко.
Успех хотелось с кем-то обсудить,
Но рядом находилась только скрипка,
Что звуками умела говорить.
Давид поел и лёг, уснув мгновенно.
Вот так и потекли рекою дни:
Учеба и несложная работа
В пещерах, скрытых от людей вдали.
Промчались так не месяцы, а годы.
Окреп и возмужал наш музыкант.
Упорно продолжая заниматься,
Он ежедневно шлифовал талант.
Ему известны были все оттенки
Трёх основных и смешанных цветов.
Как не были б коварны и прекрасны
Он рассказать о каждом много мог.
Нельзя сказать который был любимей.
Он в каждый звук чуть вкладывал себя.
Пока играл, его запоминая,
В минуты эти жил его любя.
Теперь, как в первый раз, цвет ярко-алый
Нисколечко собою не пугал.
В нём было, что внушало уваженье:
Любовь и страсть, энергия, накал
Цвет синий говорил о постоянстве,
О верности, печали, чистоте.
Зелёный, как сплетение двух красок
Нёс жизнь, покой, гармонию в себе.
Оранжевый тепло и вдохновенье,
Успех и чувственность, зависимость и лень.
А фиолетовый духовность и мечтанья,
Власть, мудрость и последний миг и день.
Коричневый стабильность, плодородье,
Надёжность, безопасность и уют.
Цвет чёрный знак опасности, печали,
Смирения и страхов, что не ждут.
Но больше покорял, конечно, белый.
Присутствие его почти в любом
Всё делало гуманнее, светлее,
Нежней и целомудренней притом.
Сам по себе он говорил о многом:
От звуков исходила чистота,
Невинность, воплощённая духовность,
Гармония со всеми и всегда.
Теперь знал парень многое о цвете.
Хранитель звуков это признавал,
Но всё же, чтобы к сердцу достучаться
Багаж из знаний был ничтожно мал.
Настало время изучить движенье:
Медлительность, порыв и быстроту,
Загруженность, воздушное паренье,
Недвижимость, людскую суету.
Потом включились образы, характер,
Из чувств: блаженство, счастье, даже боль,
Веселье, ликование и радость,
Уныние, восторг и непокой,
Досада, огорчение и жалость,
Грусть, скорбь, невыносимая тоска,
Тепло, оледененье, жар, усталость,
Печаль сердечная, что юноше близка.
На это вновь ушли не дни, а годы,
Но музыкант играл уже рассказ,
Который восхитить бы смог любого,
Лишь окажись с ним рядом в этот час.
Но кто с ним находился в те минуты?
Учитель, эхо больше никого.
Играть на воле, утром в свете солнца,
Чтобы привлечь к себе запрещено!
В пещеру вход был тайной недоступной.
Ему, итак, дозволено с лихвой.
Он видел каждый день большое солнце,
Деревья с распустившейся листвой,
Хранящие покой седые горы,
Парящих в небе птиц над головой,
Ручей, что веселился, удаляясь,
И облака, что слёзы льют порой.
Об этом и играл Давид ночами.
Да, это было ночью, а не днём.
Тогда он посвящал себя рассказам,
Что складывал в убежище своём.
Он позабыл, как выглядели звёзды,
Волшебная красавица луна,
Обычное, пусть ветхое жилище,
Морская, в берег бьющая волна.
Всё начало из памяти стираться.
Теперь ему хотелось убежать,
Насытиться огромным, чудным миром,
Чтоб музыкой всё после передать.
А выйти в непроглядной тьме наружу
Со светом сложно, без него нельзя.
Настолько там запутаны дорожки,
Что выход не найдётся без огня.
И вот однажды, утром на прогулке,
Когда Давид в себя вбирал лучи,
Он произнёс: «Как всё же здесь прекрасно!
А как волшебно может быть в ночи»
И тут знакомый голос, что забыл он,
Таинственно, чуть слышно зазвучал:
«Ты мог сыграть свет звуками в пещере.
Он путь сюда тебе бы указал.
Причём давно. Но ты сосредоточен
Пока что был серьёзно на другом.
Теперь имея время и желанье,
Ты можешь в темноте покинуть «дом».
Я вновь свою мелодию напомню,
В движении к ней близок жёлтый цвет.
Прочувствуй, в чём заложено отличье,
Попробуй вскрыть таинственный секрет».
Мелодия окутала Давида,
Действительно похожая на сон
Забытый им. Хотя она звучала,
Когда дремал чудесным утром он.
Все звуки были шире и объёмней,
Не в плоскости, бегущей по стене.
Он видел свет теперь уже в пространстве,
Мотив, вскрывая сказочный в себе.
«Возможно, я сыграть сумею это.
Но разве мне Хранитель разрешит,
Уйти, без его ведома на волю?
Боюсь, что он мне это запретит!»
«Задай вопрос ему перед занятьем.
Ты слушаешь и учишься пока,
Боясь спросить о чём-то очень важном,
Как будто не имеешь языка.
Он слышит всё, и это не отнимешь,
И как волшебник мудр и потому
Ему не так, как смертным, то подвластно,
Что и во сне не снилось никому».
Раздалось эхо, разговор прервался.
Давид подумал: «Правда, почему
Я до сих пор лишь только подчинялся,
Задать вопрос не смея никому?
Я сердцем о плохом не помышляю,
Что может нанести пещерам вред!
Спрошу сегодня. Может на прогулки,
В ночи запрета для меня и нет?»
И юноша, довольно возмужавший,
За эхом вновь пришёл в «учебный» зал,
Опять встал в круг, как делал постоянно,
Чтоб слышать лучше звук, что там витал.
Хранитель ожидал его, желая
Раскрыть секрет напевов соловья.
Уроки продолжали давать знанья,
Всё больше привлекая и маня.
Но всё-таки Давид спросить решился
Пред тем, как его стали обучать:
«Прошу у Вас покорно извиненья
За то, что я хочу вопрос задать.
Вы много мне вниманья уделяли,
Но я стал забывать свой прежний мир,
Какими могут быть на небе звёзды,
Луна На что смотреть всегда любил.
Мне хочется попробовать на воле
Постигнуть это вновь и рассказать
Мелодией, как я теперь умею,
И может быть, что упустил познать.
Возможно ли хотя бы поздней ночью,
Когда все спят, наружу выходить?
И не сидеть, как утром молчаливо,
А музыкой с природой говорить?»
Хранитель звуков произнёс: «Я слышал
Ваш тайный необычный разговор.
Действительно, настало видно время
Расширить ещё дальше кругозор.
Конечно, допустить, чтоб кто-то слышал
Тебя в ночи, позволить не могу.
Никто не должен проложить дорогу
К тому, что я веками стерегу.
Но погулять поблизости позволю.
Закончив обученье выходи.
Свет, что дозволил обладать собою
Используй в нахождении пути.
И вот ещё, тебе жизнь сохранили
С условием, что ты будешь играть
Когда-нибудь для всех моих собратьев.