Ясно.
Ничего тебе не ясно! Полянский забрал у Данилова телефон и начал набирать ответ. Любит она меня, понимаешь любит! И я ее люблю!
А муж? не без ехидства спросил Данилов.
Что муж? удивился Полянский.
Муж ее любит?
Муж объелся груш! огрызнулся Полянский. Он считает себя музыкантом, человеком искусства, но за двадцать шесть лет так и не смог понять, какая женщина живет с ним рядом! Нет, не живет! Страдает!
Данилов незаметно ущипнул себя за ляжку, чтобы убедиться, что это не сон. Двадцать шесть лет вместе? Это сколько же ей? И с чего вдруг наш любитель юных прелестниц переключился на зрелых дам?
Он ей куртку не захотел купить, представляешь?! заливался курским соловьем Полянский. Сказал, что старую еще пару лет поносить можно, если в химчистку отдать. Прикинь, какой жлоб! Видел бы ты эту куртку! Ее не в химчистку надо отдавать, а бомжам! А я купил ей сразу две зимнюю и демисезонную. Потому что я не жлоб и привык платить за любовь!
Любовь это чувство, скромно заметил Данилов. На чувства принято отвечать или не отвечать. А платят обычно за услуги. Улавливаешь разницу?
И сказано же, торжественно-замогильным голосом провозгласил Полянский, не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас.[17]
Аминь! таким же голосом добавил Данилов и, перейдя на обычный, спросил: Гусь там не истомился в ожидании?
Полянский картинно вздохнул тебя только еда интересует и пошел на кухню.
На Кавказе есть такое правило, начал он, после того, как румяный и умопомрачительно пахнущий гусь был принесен и виртуозно разделан на восемь порционных частей. Гость это посланник Бога, ему нельзя сказать ничего обидного. Но, после того как гостя проводили за околицу, и он сделал три шага, он перестает быть гостем и ему можно высказать все, что хочется, а то и накостылять.
Я за околицу не пойду, усмехнулся Данилов. Я к подъезду такси вызову, это, во-первых. Во-вторых, скорее я тебе накостыляю, чем ты мне. А самое главное то, что от вкусной и обильной еды люди добреют. Сейчас мы поедим, выпьем, вспомним молодость, и ты меня простишь. Сам посуди должен же кто-то говорить тебе правду. Я пока выражался намеками, но сейчас скажу прямо. Мне кажется, что ты идешь по неверному пути, а эта твоя пылкая восторженность меня просто пугает.
Ты в своем амплуа, констатировал Полянский. Ничего не знаешь, с Аллочкой не знаком, меня толком не выслушал, а уже понял, что я иду по неверному пути. А я тебе ведь даже про наш секс рассказать не успел! Видел бы ты, как на меня соседи уважительно смотреть начали Слышимость-то в доме хорошая, в ночь на среду и субботу можно слушать бесплатную ночную радиопостановку «Ромео и Джульетта!».
При наличии мужа она ночует у тебя? изумился Данилов. Но при этом опасается, что муж узнает, отчего царапина на щеке?
Мы шифруемся, Полянский горделиво улыбнулся. Дело в том, что нам мало двух-трех часов, нам нужна целая ночь, до-о-олгая ночь. Она сказала дома, что нашла подработку вечерние дежурства в клинике «Семейный врач» по вторникам и пятницам, а я, соответственно, выплачиваю ей «зарплату», которую она вносит в общий котел. Подработка без денег это очень подозрительно. Если б ты знал, какая это женщина! Полянский восхищенно закатил глаза. Выглядит на тридцать лет моложе паспортного возраста. Вот серьезно, ей больше девятнадцати не дашь лицо без морщин, фигура спортивная, вся такая ухоженная, сладенькая
Прибавив в уме к девятнадцати тридцать, Данилов немного удивился итогу, но разговор пора было уводить со скользкой романтической тропы.
Давай гуся есть, предложил Данилов. А то он обидится и улетит от нас.
Гусь оказался восхитительным, а запас вина у Полянского был большим. Данилов предложил выпить и за мастерство кулинара, и за его умение выбирать отменную птицу, и за его умение виртуозно сочетать пряности, и за тех добрых людей, которые привозят в Москву из Узбекистана такой замечательный чернослив Короче говоря, пошатнувшийся было мир быстро восстановился и окреп настолько, что Полянский пригласил Данилова в свидетели мол один раз был им, давай уж и во второй а Данилов заверил, что он готов и в третий, и в четвертый, и в пятый.
Домой Данилов заявился в разгар прений между женой и дочерью. Мария Владимировна просила у матери денег на какую-то обалденную кожаную сумку-рюкзак, а Елена стояла на том, что школьнице за глаза достаточно трех рюкзаков и двух сумок в придачу.
И сколько лет новой пассии Игоря? ехидно поинтересовалась Елена, радуясь возможности сменить тему. Восемнадцать ей хотя бы стукнуло?
А попробуй угадать! предложил Данилов. Если угадаешь я дам Маше денег на сумку, а если ошибешься то за каждый год разницы выдашь ей сто рублей.
Ура! Мария Владимировна восторженно захлопала в ладоши. Сумка будет в любом случае!
Не раскатывай губы! осадила ее Елена. Я больше, чем на двести рублей не ошибусь.
После того, как рукопожатие было разбито Марией Владимировной, Елена призадумалась на несколько секунд и уверенно сказала:
Девятнадцать!
С тебя три тысячи! сообщил Данилов и стал наслаждаться произведенным эффектом, сильно напоминавшим финальную сцену гоголевского «Ревизора».
Глава шестая. Интересные дела
Понедельник выдался бурным. Началось с того, что во время практического занятия потеряла сознание студентка. Девушка была крайне сознательной продолжала учиться на седьмом месяце беременности, хотя подавляющее большинство на таком сроке уходило на больничный. Одно дело в аудитории теорию словесности изучать, и совсем другое ходить по отделениям с обходами. Помимо прочих опасностей, в больнице гораздо больше шансов подцепить какую-нибудь инфекцию, нежели в других присутственных местах. Да и сам образовательный процесс в медицинских вузах организован сложно. Практическое занятие может проходить в одном месте, а лекция совершенно в другом, вот и носишься по городу савраской. А Москва город большой.
Девушка быстро пришла в себя и порывалась снова включиться в учебный процесс, но Данилов настоял на снятии кардиограммы, срочном анализе крови и консультации невропатолога. Заодно и другим студентам попытался внушить, что любая потеря сознания требует внимания. Даже если человек быстро пришел в себя, нужно провести обследование, убедиться в стабильности состояния и только после этого отпускать его на все четыре стороны. В последнее время внушать стало легче, поскольку любое внушение можно было проиллюстрировать парочкой недавних судебных разбирательств, а ничто так не учит, как яркий пример из жизни. На сей раз Данилов рассказал о враче приемного отделения больницы имени Виноградова, который без обследования отпустил пациента, доставленного «скорой» со станции метро «Профсоюзная». Пациент торопился домой, от госпитализации категорически отказывался, а потерю сознания объяснял духотой в вечернем «пиковом» метро. Врач, недолго думая, взял с него отказную расписку и занялся другими делами. До метро пациент не дошел умер на улице, примерно в двухстах метрах от больницы. На вскрытии обнаружился свежий трансмуральный[18] инфаркт нижней стенки левого желудочка. На врача завели уголовное дело по «халатной» двести девяносто третьей статье. Итог два года лишения свободы, причем не условно, а с отбыванием.
Но это же несправедливо! сразу же загалдели студенты. Правовой беспредел! Можно опротестовать!
Запишите то, что я вам сейчас скажу, Данилов звучно хлопнул ладонью по столу, чтобы прекратить галдеж. Кроме шуток. Реально запишите и перечитывайте утром и вечером до тех пор, пока мои слова не отпечатаются прочно в ваших головах. Первое пациент может недооценивать тяжесть своего состояния, но врач не имеет права на ошибку
Новое время новые правила. Ручкой по бумаге водили только двое, остальные тыкали пальцами в свои телефоны.
Второе врач обязан разъяснить пациенту, в доступной для него форме, все, что касается состояния здоровья и необходимого лечения. Если пациент чего-то не понял, то виноват в этом врач. Недоходчивое объяснение считается проявлением халатности
Данилов вспомнил, как во время работы на скорой помощи порой приходилось пускаться на хитрости. Если госпитализация была нужна однозначно и бесповоротно, а уговорить пациента никак не получалось, то бригада притворно соглашалась оставить его дома и предлагала «витаминный укольчик для поддержания сердца». На деле вкалывали что-то релаксирующее, выжидали несколько минут и везли упрямца в стационар. Но такими знаниями со студентами делиться нельзя, они предназначены для посвященных обладателей дипломов.
Третье многие болезненные процессы приводят к неадекватному восприятию реальности, в том числе и собственного состояния. Если у вас есть сомнения в адекватности пациента, то расписки с него брать нельзя. Нужно его задержать, если понадобится то и зафиксировать, и срочно вызвать психиатров. По жалобе на необоснованное задержание в отделении вы больше выговора не получите, а за халатность можно получить до пяти лет, Данилов выдержал небольшую паузу и продолжил. Если все сказанное кажется вам несправедливым, абсурдным или беспредельным, то есть такая специальность медицинский статистик, в которой за халатную обработку данных дают не сроки, а выговоры. Имеющий уши да услышит.[19]
Патологоанатом тоже спокойная работа! сказал один из студентов.
Ну что вы! мягко упрекнул Данилов. Неверное гистологическое заключение,[20] повлекшее за собой неправильное лечение, закончившееся летальным исходом, может обернуться пятью годами оздоровительного труда в условиях, далеких от санаторных.
Около полудня этажом выше прорвало трубу отопления и в кабинете Данилова с потолка весело закапал теплый дождик. Прибежавшие на помощь больше мешали, чем помогали, основную работу по эвакуации имущества в коридор выполнили Данилов с аспирантом Нигижмановым. Когда эвакуация была завершена, Данилову позвонил доцент Гусев и сообщил, что кабинет как минимум на месяц полностью переходит в его распоряжение, потому что коллегу угораздило сломать обе кости правого предплечья. Поскользнулся на улице, выставил вперед руку и вот вам результат.
Если хотите, то можете замок поменять, предложил Гусев, имея в виду недавнее происшествие.
Спасибо, но я лучше капкан у двери установлю, ответил Данилов. Это надежнее, да и вор никуда не убежит.
Ну что вы! завелся было Гусев. Капкан очень опасная штука! А-а, вы шутите А я, представьте, купился, потому что мой сосед летом в гараже капкан установил, после того как к нему в течение месяца трижды воры наведывались то колеса с машины сняли, то весь инструмент вынесли. И представьте сам же в него спьяну и угодил, хорошо еще, что ноги не лишился. А вы узнали, кто забрал вашу документацию? Надеюсь, что меня вы в этом не подозреваете?
Ну что вы, Анатолий Самсонович! успокоил Данилов. Ни в коем разе! Скорого вам выздоровления!
Потоп в кабинете и гусевский перелом явно были связаны невидимыми нитями судьбы, создававшей условия для плодотворной работы в больнице имени Буракова. Опять же, без причины как-то неловко отпрашиваться у шефа на несколько дней, тем более что в пропаже коробки есть и прямая даниловская вина нечего было материалы в чужом кабинете оставлять. А тут одно к другому, да вдобавок вторничные и четверговые занятия со студентами любезно согласился провести доцент Сааков, выторговав себе за это «поляну в древнеримском стиле», иначе говоря ужин с обилием еды и напитков.
Больничный завхоз, трепетавший перед шефом, обещал ликвидировать последствия потопа уже послезавтра, как только потолок слегка подсохнет. Вынесенную из кабинета мебель оставили в коридоре, а все мало-мальски ценное Данилов перенес в кабинет Саакова. Коллега, знавший о пропаже коробки, сразу же начал кляться страшными клятвами в том, что станет ночевать в кабинете, нет, не ночевать а бдеть неусыпно, чтобы никакой «гётверан» не смог бы покуситься на даниловские бумаги. Хорошо зная Саакова, Данилов допускал возможность подобного развития событий. Любвеобильный Артур Бениаминович, которого супруга держала в ежовых рукавицах, использовал любой повод для того, чтобы, как он выражался, «надышаться свободой». Заночует в кабинете, с очередной своей Дульсинеей, и действительно не сомкнет глаз всю ночь. Шеф однажды высказался по поводу того, что некоторые сотрудники путают кафедру с почасовым отелем, на что Сааков заметил:
А вот Оскар Уайльд считал, что именно любовь, а не немецкая философия служит объяснением нашего мира!
Другой бы огреб за это по самое не могу, но Саакову и не такие эскапады с рук сходили. Шеф относился к нему, как к шуту, а шутам можно говорить все, что вздумается, невзирая на лица и должности. Опять же, лучше пусть в лицо говорят колкости, нежели за спиной.
Наиболее ценные материалы Данилов унес домой. Отругал себя за чрезмерную мнительность пуганая ворона куста боится но все же унес, так было спокойнее.
В прихожей Данилов наткнулся на три картонные коробки, поставленные друг на друга. Коробки были как две капли воды похожи на ту, что у него украли. На вешалке висело пальто Елены, а из глубин квартиры пахло кофе. К нему Елена не вышла и вообще никак не отреагировала на хлопок входной двери, что свидетельствовало о крайне плохом настроении. Данилов нарочно замешкался в прихожей, пытаясь выбрать оптимальную линию поведения. Утешать? Делать вид, что ничего не случилось? Начать обсуждение перспектив? Так и не определившись, он прошел к сидящей за кухонным столом Елене, положил руки ей на плечи и сказал бодрым голосом:
Что-то я ужасно проголодался! Давай, закажем какой-нибудь вредной еды! Москва замечательный во всех отношениях город. Хоть плов самаркандский тебе привезут, хоть утку по-пекински Но лично я всю дорогу мечтал о большой тарелке самолепных пельменей с пагубной для здоровья жирной сметаной
Пельмени проще самим сделать, ожидаемо ответила Елена.
И то правда! согласился Данилов. Тем более, что в закромах есть и свинина, и говядина
Только счастья нету, пробурчала под нос Елена.
Нету, снова согласился Данилов. Какое счастье на голодный желудок? Готовь тесто, а я начинкой займусь.
По мере развития процесса лицо Елены светлело все больше и больше. Одержав убедительную победу в соревновании по скоростной лепке пельменей, она улыбнулась и торжествующе показала Данилову кончик языка.
«Молодец!», похвалил себя Данилов. Поставив на плиту кастрюлю с водой, он позвонил дочери, которая после школы зашла к кому-то из подруг, сообщил о том, что дома ее ждут пельмени и попросил купить тридцатипроцентной сметаны. Дело было не в сметане, за которой Данилов мог бы выйти и сам, благо супермаркет находился в минутной доступности, а в неиссякаемом оптимизме Марии Владимировны, который сегодня был особенно кстати. Хорошо бы и Никиту позвать, но тот уже десятый месяц волонтерил в Донецке оказывал психологическую помощь местным жителям в рамках программы «Мы вместе с Донбассом». При каждом очередном известии о обстреле Донецка Елена звонила сыну и слышала в ответ, что он находится в «абсолютно безопасном месте». Никита держался молодцом. Голос у него всегда был бодрым, а новости неизменно позитивными. Отъезд Никиты окончательно рассорил Елену с его биологическим отцом, некогда преуспевавшим адвокатом Новицким. Разрыв произошел на глазах у Данилова и Маши, во время позднего воскресного завтрака. Елена ответила на звонок, произнесла несколько нейтральных фраз и вдруг выдала такой многоэтажный оборот, что Маша от неожиданности прикусила язык, а Данилов выронил вилку. Раздраженно швырнув телефон на стол, Елена виновато посмотрела на них и сказала: