В 40-е годы XVII века в Пинском коллегиуме работал известный музыкант-теоретик, филолог и философ Сигизмунд Лавксмин (15961670), которого прославила книга «Теория и практика музыки». При коллегиумах иезуиты создавали музыкальные бурсы, где молодые бедные шляхтичи имели полное содержание, а за это должны учиться музыке, пению, игре на музыкальных инструментах и участвовать во всех церковных церемониях коллегиума, а также и в других торжественных церемониях и процессиях, школьных театральных постановках.
Полное среднее образование пинская молодёжь смогла получать с 16411642 учебного года. К концу первой половины XVII века в подготовке кадров для ордена иезуитов Пинск стал играть важную роль. Иезуитский монастырь находился в восточной части главной рыночной площади города. Рядом с ним размещались многочисленные торговые ряды и несколько раз в год устраивались знаменитые на всю страну ярмарки. Городские власти шли навстречу иезуитам и даже согласились несколько изменить направление улицы Озёрской, которая теперь стала огибать монастырь. На другой же стороне рыночной площади, напротив монастыря, располагался мощный Старый Замок с высокими насыпными бастионами.
В 1645 году Речь Посполитая, помогая своим союзникам-Габсбургам, направила в Германию крупный отряд казаков под командованием Богдана Хмельницкого. В этот отряд, кроме запорожцев, входили казаки с Терека, Дона и Яика. В том же году казаки Хмельницкого совместно с рыцарями Мальтийского духовно-рыцарского ордена приняли участие в битве при Дюнкерке. В 1645 году прибыл в Польшу венецианский посланник Тьеполо побуждать Польшу вступить с Венециею в союз против турок. Он обещал с венецианской стороны большие суммы денег и более всего домогался, чтобы польское правительство дозволило казакам начать свои морские походы на турецкие берега. Папский нунций также побуждал польского короля к войне. Надеялись на соучастие господарей молдавского и валашского, на седмиградского князя и на московского царя.
Историк Костомаров Н. И. писал: «Поворот всему русскому делу дан был во дворце короля Владислава. Этот король, от природы умный и деятельный, тяготился своим положением, осуждавшим его на бездействие; тяжела ему была анархия, господствовавшая в его королевстве. Его самолюбие постоянно терпело унижение от надменных панов. Королю хотелось начать войну с Турцией. По всеобщему мнению современников, за этим желанием скрывалось другое: усилить посредством войны свою королевскую власть. Хотя нет никаких письменных признаний с его стороны в этом умысле, но всё шляхетство от мала до велика было уверено и считало соумышленником королевского канцлера Оссолинского. Впрочем, последний, если и потакал замыслам короля, то вовсе не был надёжным человеком для того, чтоб их исполнить. Это был роскошный, изнеженный, суетный, малодушный аристократ. Умел красно говорить, но не в состоянии был бороться против неудач и, более всего заботясь о самом себе, в виду опасности всегда готов был перейти на противоположную сторону. В начале 1646 года польский король заключил с Венецией договор: Тьеполо выдал королю 20.000 талеров на постройку казацких чаек».
Но эти планы трудно было осуществить по причине ограниченности королевской власти в Речи Посполитой. В стране, несмотря на внешнее политическое единство, царила феодальная раздроблённость. Центральная власть была чрезвычайно слаба, зато очень сильны были влияния отдельных магнатов, которые по взаимной вражде и соперничеству шли на организацию внутренних распрей, вовлекая в свои раздоры и иностранные государства. В конечном итоге, из-за сопротивления магнатов и шляхты, все планы и договорённости короля о создании боеспособной наёмной армии и начале войны с османами оказались невыполнимыми.
Сава Феодорович Диковицкий умер ещё до 1646 года, поскольку 22 января 1646 года его родная тётя, сестра отца Любка Харитоновна, по мужу «Петровая Диковицкая», то есть жена Петра Алексеевича Диковицкого, завещала доставшуюся ей от брата и мужа четверть имения в Диковичах младшим братьям Савы Остапу и Миколаю, а также детям самого Савы Феодоровича. Сава Феодорович в результате участия в военных делах, как автор предполагает и уже сказал выше, сумел разжиться кое-какой военной добычей, которую копил для улучшения материального положения своей семьи. Кроме того, как говорилось, Димитру Савичу перешла небольшая часть наследства, оставленного тётей его отца Петровой Диковицкой. Во всяком случае, его дети и внуки в дальнейшем вновь вели земельные споры с соседями-землевладельцами, что указывает на их несколько улучшившееся, по сравнению с временами отца Савы Феодоровича, благосостояние. Запись о передаче права собственности от Любки Диковицкой, сестры Феодора Харитоновича Диковицкого и жены Петра Алексеевича Диковицкого, была записана в судовые земские книги в таком виде: «Перед нами, судьёй Владиславом Протасовичем, подсудком Якубом Огородзинским, писарем Филоном Годебским, урядниками судовыми земскими повета Пинского, представ самолично в суде, пани Любка Харитоновна Диковицкая, [по мужу] Петровая Диковицкая, земянка господарская повета Пинского, предъявила документ добровольный, навечно, содержащий запись [племянникам] пану Миколаю и пану Остапу Феодоровичам, а также пану Яну, пану Роману и пану Димитру Савичам Диковицким, братанькам [внучатым племянникам] своим, на имущество, в том листе описанное, данный. [] Мы, уряд, тот лист осмотрели, и, прослушав содержание, велели вписать в книги. И слово от слова [документ] такие в себе имеет:
«Я, Любка Харитоновна Диковицкого, [по мужу] Петровая Диковицкая, земянка повета Пинского, делаю открыто и признаю этим моим листом добровольным, вечным, вырочоным (занесённым в архив?) записом, кому бы о том знать требовалось.
По смерти покойного пана отца моего пана Харитона Диковицкого, во всём имении его, лежащем в поместье нашем при селе Диковичи в повете Пинском, принадлежало мне, Любце, от брата моего покойного пана Феодора Диковицкого [] по праву посполитому, четвёртая часть того имения, которую [] брат мой пан Феодор Диковицкий при выдаче меня в стан супружеский за пана Петра Олексеевича Диковицкого, выделил из той части четвёртой мою отчистую уборь (отцовскую долю) и охендоство (владение) Белоголовское создав. Ещё и наличными деньгами, вследствие доброго расположения ко мне, дал и достаток обеспечил. А меня с оной [четверти] выпосажил (выселил), и во всём мне, Любце, за эту четвёртую часть поместья моего наследственного Диковицкого, упомянутый покойник пан Феодор, брат мой, ещё при жизни своей мне достаток устроил. Поэтому я, Любка Харитоновна Петровая Диковицкая, в то же время лист и запис мой вырочоный по закону сделала ему, пану брату моему Феодору, [и] на уряде признать должна была. Лечь за зоистым (?) как раз в это время покойника пана брата моего с того света призвала смерть. Я тот лист мой вырочоный, как в то время, так и потом аж до сего времени признать не могла. Однако, ту четвёртую часть, как покойник брат мой, а после него и сыновья его, как уже свою собственность держали. [И такое положение] аж и по сей день есть. И вот теперь братанки мои пан Миколай, пан Остап и сыновья третьего братанка моего Ян, Роман и Димитр Савичи Диковицкие хоть мне уже и ничего не принадлежало, по своей доброте наличными деньгами сумму с той же четвёртой части моей мне дали и заплатили и во всём достаток учинили. Поэтому я в продолжение первого листа моего вырочоного теперь ту четвёртую часть поместья моего отчизного Дикович, что мне принадлежала, так и грунты (земли) пахотные, приселенья, сенокосы с проробками, с лесами, борами, реками, болотами, с озёрами, озерищами, с ловами птичьими, звериными, рыбными, вьюнными, и со всеми входами (податями), пожитками, пространствами и принадлежностями вокруг села со всем на всём, что в себе эта четвёртая часть моя в себе имела ничего с неё на себя саму, супруга и потомков моих и ни на кого иного всю ту часть поместья Дикович, мою отчизную четверть, упомянутым особам [], супругам, детям и потомкам их закрепляю в держание, в спокойное и вечное их владение отдаю, и перед генералом и стороной (свидетелями) шляхтой в посессию их [братанков Диковицких] уступаю. [] И никто другой из близких родных и породнённых моих [] в ту четвёртую часть поместья Дикович [] препятствий никогда создавать не может. Под зарукою тому на сторону, нарушившую [договор] [штраф] пятьдесят коп грошей литовских с возмещением потерь и убытков. []
Писан в Пинске в 1646 году, месяца января, 22 дня». При этом листе при печатях подписи рук со следующими словами (уже на польском языке): «прожжённая печать от пани Любки Харитоновны Диковицкой, до того листа запису Ян Воричевский, своей собственной рукой, рука Адама Защинского, прожжённая до того листа печать от особы Миколая Ширмы»» (НИАБ, г. Минск. Фонд 319, оп. 2, д. 901, стр. 694, 694 об., 695, 695 об.).
В это же время Ян Ефимович Диковицкий из Дома Перхоровичей являлся униатским ксёндзом в церкви Мульчицкой Луцкого повета Волынского воеводства.
3. РЕЧЬ ПОСПОЛИТАЯ НА КРАЮ ПРОПАСТИ. (16461655 годы)
всяк думает, что его впереди
невесть какое счастье ждёт.
К. Осипов. «Дорога на Берлин».
Подходило к концу так называемое «золотое десятилетие», когда страна в её границах и её привилегированные сословия могли наслаждаться относительно спокойной жизнью. И никто и предположить не мог, что произойдёт в стране в самом скором будущем. В это время Великое княжество Литовское было довольно развитым государством и на его территории находилось свыше 450 городов и местечек, что составляло значительную часть всех городов Речи Посполитой. До конца 1640-х годов в Пинске иезуитами был достроен начатый ещё в 1635 году величественный барочный костёл Святого Станислава с двумя башнями-звонницами на главном фасаде. Продолжала свою деятельность при иезуитском монастыре и школа, которую ежегодно посещали до 50 детей местных жителей. Пинск находился в подчинении старосты пинского, киевского и тухольского, канцлера Великого княжества Литовского Альбрехта-Станислава Радзивилла, князя на Олыке и Несвиже. Своим подстаростой в Пинск он поставил стольника Адама Брестского. Однако в результате пожара в 1647 году в Пинске сгорел православный Богоявленский монастырь.