В комнату зашёл отец. Едва кивнув приветствовавшему его семейству, наскоро умыл руки и лицо, и, усевшись во главе стола, расправил широкие плечи. Мать скорее поставила перед ним кашу. Оно и понятно если предстоит тяжёлая работа или долгая дорога всегда нужно основательно подкрепиться. Гилар не сводил с Кейрэна тяжёлого пристального взгляда. У отца глаза серые, как металл, с которым он возится целыми днями в кузнице. Глаза Кея такого же цвета, но в них нет такого отталкивающего холода.
Ну что, малец, наконец вымолвил Гилар, тебе, поди, уже рассказали, что в столицу мы с тобой сегодня отправимся. Так что поторапливайся. Пока солнце еще не жаркое выйти надо.
Он отхлебнул из своей кружки, и добавил, обращаясь к жене:
Никто сегодня из деревни не едет в сторону порта. Думал, договорюсь, пристроимся у кого на телеге. Но нет только в Тессу сосед Икриф собирается, а это совсем в другую сторону. Наших коней седлать несподручно. Куда их там из порта да в столице? Не продавать да не оставлять же.
Так ты меня возьми с собой, ухмыльнулся Дитиф, сделавшись лицом ещё более похожим на отца. Вместе до портового Крелейна доедем, а там я коней в повод, да вернусь с ними домой.
Ловкий ты, чего удумал, отец отпил из своей большой кружки. Нет уж. Вы дома останетесь. Матери помогать, за двором смотреть, на кузне работать. Крупные заказы я все переделал, а ну как по мелочи какой кто из деревенских придёт? Мы с Кеем на своих двоих пойдём. Ждать да откладывать нечего и так едва успеем к назначенным дням в столицу.
Гостинцев-то привезёшь нам? спросила Ингаретта, пошептавшись с сестрой.
Посмотрим, отрезал Гилар, и нахмурился, буравя младшего сына взглядом. Не кисни там, жуй шустрее. В дорогу пора.
Я в школу зайти должен, если ты позволишь, промямлил Кейрэн, не поднимая глаз.
Зачем ещё? отец нахмурился. Кею стало очень не по себе.
Книги вернуть.
Оллина отнесёт и без тебя, напомнила мать.
Мне бы попрощаться и благословение
Кейрэн сжал ложку так, что у него побелели пальцы. Шутка ли сказать в лицо отцу, что он собирается тратить время на такие сентиментальные мелочи. Отец отпил из своей кружки ещё, медленно поставил её на стол, и предупредил:
Одна нога здесь, другая там. А сбежать надумаешь тогда и не возвращайся. Прибью.
Не сбегу.
***
Кей едва ли помнил, как натягивал походные штаны и накидывал лёгкий плащ на плечи. Мать помогала ему одеваться, Ингаретта наскоро причесала. Дитиф не упустил возможности как всегда посмеяться над тем, что Кэйрен донашивает его старую одежду, которую матери и сёстрам пришлось изрядно перешивать, чтобы стала худощавому мальчишке впору. Старший брат вышел вместе с отцом в кузницу.
Кейрэн схватил книжки, что неделю назад дал ему местный священник, преподобный Ренан, и вслед за Оллиной побежал к деревенской церкви, в восточном крыле которой и располагалась школа. До занятий оставалось ещё много времени, но вернуться к отцу, чтобы отправиться в дальний путь, мальчишке нужно было как можно скорее.
Брат и сестра неслись по узким дорожкам улиц, мимо соседских домов и пристроек, мимо общего колодца, вокруг которого днём частенько собирались кумушки, мимо амбаров, что высились над землёй на круглых каменных ножках-столбиках чтобы влага и мыши не портили спрятанное зерно. Церковь стояла чуть особняком, на краю утёса, словно принадлежа и людям в деревне, и богам, что присматривали за этим миром.
Утром хоры, на бегу пропыхтела сестра, я побегу матушке Алвиле церковный двор помогу подмести. А ты давай к учителю!
Да!..
Кей, Оллина вдруг остановилась, как вкопанная, тяжело переводя дух. Мальчишка, успевший убежать вперед, нерешительно шагнул к ней обратно. Сестра ничего больше не сказала будто вдруг застеснялась, не смогла придумать никаких прощальных слов. Кейрэн только кивнул в ответ, чуть коснулся рукава сестриного платья и, прижимая к груди книги, ещё скорее припустил к школьным дверям.
***
Церковь в их маленькой деревне всегда была местом самым важным. Сюда ходили все дети учиться, а со взрослыми вместе слушать проповеди и получать благословение, петь псалмы, и накрывать в праздничные дни общий стол. Храм, посвященный великому Создателю и его богам-хранителям, стоял в центре других церковных построек, увенчанный узкой башенкой колокольни с изображением звезды на острой крыше. По ночам там всегда горел люминарисовый светильник единственный такой на всю деревню чтобы каждый путник, любая заблудшая душа могла найти дорогу к храму, где обретёт помощь и умиротворение. Слева, в западном крыле, жили священники: преподобный Ренан Брерок, и матушка Алвила Гирин. Их комнаты разделялись между собой кухней и общей столовой, куда все деревенские ребята не раз заглядывали во время коротких перемен между занятиями, чтобы перехватить открытых пирожков с зеленью, которые священница всегда готовила с вечера, или выпить прохладного ягодного взвара. Кейрэн и сам не раз так завтракал если отец в наказание лишал его еды, и в комнатах отца Ренана бывал, когда тот разрешал ему читать книги из собственной библиотеки. Тогда-то Кей и узнал, какие чудеса могут создавать мастера из металла, мрамора и глины, часами листая страницы, где кроме мелких, забористых букв, были отпечатанные на книжном станке картинки. Священник поначалу боялся оставлять мальчишку с такими дорогими книгами, но скоро понял Кейрэн относится к этим книгам как к величайшему богатству, и даже страницы боится трогать руками выстругал для этого тоненькую, плоскую пластинку, и всегда с осторожностью переворачивал листы ею. Как в богатых городских домах! А вот в комнаты преподобной Алвилы Кей никогда не заглядывал даже. К ней ходили только бабы да девицы со своими хворями и бедами, да звали её, когда наступала пора рожать. Деревенский лекарь, Деймур Хегекк, сколько Кейрэн помнил, всегда оставлял священнице такие обязанности. Она и детей принимала, и нарекала их, и благословляла именем Создателя. Так, по весне, и мать самого Кейрэна снова к ней пойдёт
Мальчишка тряхнул головой, прогоняя вмиг нахлынувшую тоску и неясную ревность, и поспешил открыть двери класса. Школа разместилась в восточном крыле храма. Кей прекрасно помнил, как впервые пришел сюда увязался за старшими. Его сестра, Оллина, тогда как раз учиться пошла, а самому Кейрэну в тот год едва исполнилось четыре. Сперва все другие ученики в классе над ним потешались, но быстро поняли, что он схватывает на лету, а читать у него получается подчас лучше любого из них. Преподобный отец Ренан и ласковая матушка Алвила с первого дня приняли мальчишку радушно, и когда он долго не появлялся в школе, изнемогая от слабости, что вызывали частые по детству Кея болезни, заходили к семье Хоуарнов в дом, приносили гостинцы и книги. Отец Ренан в такие дни нередко оставался у них на несколько часов, читая для Кейрэна вслух, проводя с ним уроки, рассказывая больше, чем он успевал рассказать другим детям по географии, истории, философии и искусству. Мать Кея в такие дни всегда суетилась сверх меры, накрывая на стол, а отец всегда кланялся священнику, никогда не упрекая за то, что тот вбивает в голову сына совсем ему ненужную учёность, сея глупые недосягаемые мечты. Это всё он потом высказывал жене и сыну в лицо. А сам Кейрэн и за эти знания, и за свои надежды и идеалы, был благодарен учителю.
Сейчас же, стоя среди столов и лавок в пустом классе, глядя, как играют в воздухе яркие золотистые лучи солнца, Кей вдруг почувствовал себя нерешительным, потерянным и невероятно одиноким. На стене висела старая, повыцветшая карта всей империи эледов, и мальчишка лишь сейчас начал понимать, какой долгий путь ему предстоит проделать, а дороги назад, в родное селение, для него уже нет. И будет он теперь один, уйдет от единственного действительно близкого, больше чем родного ему человека
А, Кейрэн! святой отец Ренан зашел в класс со стороны учительской кафедры, и приветствовал мальчика. Думал, что ты уже в дороге, и не придёшь в школу
Я, отче, проститься к вам, неловко начал Кей, осторожно складывая книги на ближайший стол. И вот чтение вернуть. Отец разрешил, но велел не задерживаться
Священник приблизился к ученику и положил ладонь на его плечо. Уже давно немолодой, суховатый, с вечной тенью улыбки на загорелом, гладко выбритом лице; как всегда в повседневной бистровой сутане, опоясанный простым поясом, покрывший голову тонкотканой, невысокой скуфейкой. Таким преподобный Ренан и запомнится Кею навсегда Мальчишка, опустив голову, даже зажмурился слёзы вдруг подступили к самому его носу.
Это хорошо, что ты зашел, начал священник, ведь тебе, Кейрэн, не просто долгая дорога предстоит целый путь в новую жизнь. Ты иди по нему смело и честно, всегда поступай по уму и по совести. Отца твоего боги моими словами вразумили негоже такому уму и рукам пропадать среди глухих горных троп. Учиться ты, Кейрэн, должен. По-настоящему. Здесь я тебе мало чего преподать теперь смогу ты уже все книги, что у меня были, прочёл по пять кругов. Пишешь ладно, на родном говоришь, общий сколько-то знаешь, псалмы поёшь звонко Ты не бойся, Кей. Даже если в главную Академию столицы не примут тебя, если в хорошую школу там не возьмут не теряйся. Иди в храм Астер де Торонисса, там никого без помощи не оставят. Я письмо светлой братии написал отдашь его старшему церковнику. А не пригодится так и слава Создателю и всем Хранителям Его! А теперь ступай, Кейрэн Хоуарн, и пусть боги благословят твой путь!
***
Солнце ещё не успело в полную силу подняться над вершинами гор, и в ущелье, где пролегала узкая дорога, ведущая из деревни, царила липкая прохлада. Кейрэн, в последний раз взглянув на родную Гроссу, спрятал русую шевелюру под глубоким капюшоном, и побежал вслед за шагавшим впереди отцом. Тот даже не оглядывался.
Они шли мимо полей, ярко зеленевших густыми побегами чая, мимо пастбищ, обгоняя молчаливых, едва обронивших напутственные слова, пастухов, гнавших туда коров и коз на выпас. Кей на прощание успел лишь потрепать за косматыми ушами пастушьего пса, Хонсо, которого хорошо помнил еще щенком. Пробежаться с четвероногим приятелем отец не позволил.
Дорога дальняя, процедил он. Устанешь или шлёпнешься на себе не потащу, сам хоть ползи следом.
И Кей повиновался. Нужно было беречь силы. А кто знает, когда ещё отец решит, что пора отдохнуть и сделать привал в пути?
Луны на небе, тем временем, уже совсем побледнели; солнце залило золотом вершины гор, укутанных дымкой, кое-где сбившейся в плотные, пышные, как взбитый пух, облака. Днём вполне может пойти дождь, застав путников где-нибудь на тропе у отвесной скалы. Гилар шел вперед, даже не думая останавливаться. Становилось всё жарче, всё ярче и зеленее вокруг, и с открытых припекающему солнцу участков пути всегда хотелось поскорее укрыться во влажную тень под кронами деревьев и горными навесами. Запыхавшийся Кей едва дождался привала, когда смог, наконец, скинуть плащ, развязать башмаки, и немного посидеть, подогнув под себя гудящие ноги. Отец хмыкнул.
Запыхался? А мы, считай, едва за околицу вышли, он вынул из сумки флягу, пару тонких овсяных лепёшек и кивнул сыну. У тебя в торбе своё. Ешь, и дальше пойдём.
Кей поспешно полез в сумку за едой. Такая же фляга воды и лепёшки, заботливо сложенные им в дорогу матерью. Стараясь не думать о доме, мальчишка сделал несколько глотков воды, и принялся жевать хлеб. Вокруг щебетали птицы, чуть поодаль шустро кувыркались по нагретым камням юркие ящерки. Казалось протяни руку, да схватишь хоть одну. Но Кей-то знал, какие они проворные. Иногда ему хотелось быть таким же ловким, быстрым и неуловимым
За полдень ветер всё-таки нагнал облаков с вершин. Они сгрудились в сумрачные тучи, горный воздух дохнул влагой, и, наконец, пошел дождь. Сперва он едва накрапывал, неясный, неуверенный, но скоро разошелся, заставив путников скорее спрятаться в одной из неглубоких пещер. По всему пути таких укрытий было несколько, и, судя по обтёсанным, как лавки, камням, и огороженным, почерневшим от углей ямкам для очагов, их специально делали для таких стоянок.
В темной глубине пещеры нашлось немного сухих поленьев, видимо, оставленных прежними путешественниками. Гилар разбил их на щепы, соорудив в очаге костерок, чиркнул огнивом, высекая искры. Заплясал огонь, жадно потрескивая деревом. Отец и сын примостили рядом с ним обувь на колышках сушиться. Кей знал, что потом ему нужно будет снова натереть их башмаки воском, чтобы влага не попадала внутрь.
Дождь снаружи чуть ослаб, но размытая дорога оставалась слишком скользкой, и идти по ней дальше было опасно. Решили ещё немного подождать. Отец набил трубку и закурил. Кейрэн натирал обсохшую обувь, прислушиваясь к шуму дождя. Гилар посмотрел на сына, и, наконец, прервав долгое молчание, приказал ему:
Ну-ка спой. Что в тишине сидим?
Кейрэн на миг задумался о том, что это первое его путешествие вместе с отцом. И в то же время оно последнее. Единственное. Если он решил оставить сына в столице, и вернуться назад без него, неужели родителю и правда нечего сказать ему? Сейчас, когда никто другой их не услышит, не осудит Гилара за излишнюю мягкосердечность к своему нерадивому ребёнку? Но отец молчал и мрачно ждал песни. Кейрэн запел псалом первое, что пришло ему на память. Пению их обязательно учили в школе; с этого начинался почти каждый учебный день. Знать священные гимны и псалмы, петь их по праздникам, приветствовать песнями молодоженов или провожать усопших, работать, хором распевая бодрые ритмы без труда, должен был каждый в деревне. И пел Кей неплохо всегда хвалили.
Отец, впрочем, хвалить особенно не стал. Махнул рукой мол, хватит, наслушался, и принялся зашнуровывать башмаки. Пока Кейрэн пел, дождь закончился, небо начало проясняться, и земля впитала достаточно влаги. Будто бы сами боги услышали его псалом, и укротили непогоду. Кею было приятно и даже немного весело думать так. И он поймал себя на том, что ему и самому хотелось бы уметь хоть немного управлять погодой. Дунуть бы, как ветер, разогнать тучи или наоборот сгустить их над пересохшей пашней, чтобы полить изнывающие от жары посевы. Сейчас поля в окрестных деревнях орошали без всякой магии, надеясь на обычные силы природы: дорога, по которой теперь шли путники, пролегала вдоль старого, углублённого в землю каменного жёлоба, по которому струилась вода. После недавнего дождя её поток был сильным и уверенным, унося упавшие в жёлоб былинки и сухие листья далеко вперёд. Дорога стала шире и даже, казалось, чуть более ухоженной и обжитой. Несколько путей и троп расходилось в разные стороны, по одной явно ездили верхом и на телегах. На развилке стоял каменный столб-указатель.
Скоро в Пларну придём, сказал Гилар, поправив сумку на могучем плече. Если опять не надует чего с вершин, и не придётся отсиживать по пещерам. Или как вон тому посреди дороги.
Кейрэн увидел, что дальше, если спуститься чуть вниз, рядом с телегой суетится какой-то мужичок. Похоже, беда стряслась с колесом. Женщина, видно, супруга неудачливого ездока, причитала и охала, сидя на поклаже, жалуясь на то, что теперь-то они до темноты никак домой не успеют.
Поможем? нерешительно спросил у отца Кейрэн. Тот, вместо ответа, решительно отправился к горемыкам.
Что тут?
А, добрый человек, хозяин телеги сперва, казалось, немного испугался широкоплечего Гилара, но, увидев рядом с ним щуплого мальчишку с котомкой понял, что перед ним простые путники, а не душегубы. У нас тут колесо соскочило с оси. Дорогу-то размыло, телега в грязи завязла, так оно и Ты не проходи мимо, помоги, может?..