"Не мог и представить, что кто-то способен отказаться от такого завтрака", укоризненно говорит он и успокаивается лишь тогда, когда я уверяю его, что мне нравится еда, которую он готовит, намного, намного больше. Памятуя об этом комплименте, в десять утра добрая душа будит меня (я снова сплю, как опоссум, этот полёт определённо вызывает у меня сонливость сильнее, чем любой другой способ передвижения) и вручает поднос.
Один из моих попутчиков, капитан (ныне майор) Джерри Маллиган, тоже военный лётчик, направляющийся в Африку, огненноволосый голубоглазый ирландец с великолепным чувством юмора и золотым (как оказалось позже) сердцем, заявляет, что я слишком много сплю и должна хотя бы попытаться бодрствовать как можно дольше.
"Это всё из-за 'Мазерсиллс', которые вы уплетаете", уверяет он, поскольку я случайно проговорилась ему ранее, что меня одарили их огромным запасом перед отъездом. И он не верит, когда я клянусь, что ещё не проглотила ни единой капсулы, ни розовой, ни коричневой.
"Нет, сэр, она явно под кайфом от 'Мазерсиллс'", настаивает он, драматически обращаясь к кому-либо из своей преданной публики, и ничто из того, чем я пытаюсь возразить, не меняет его мнения. Он душа компании, и в большой кабине, находящейся рядом с той маленькой, в которой я обитаю, он поёт, шутит, рассказывает байки и часами играет в карты. Ему удаётся подбодрить нескольких парней, заскучавших по дому и впавших в уныние, и все они уже поют и смеются. Все, кроме одного, врача, пожилого мужчины, который отказывается, чтобы его подбадривали, и целыми днями сидит в углу, уставившись в пространство. Он скорбно рассказывает мне, что никогда раньше не покидал свою семью, по крайней мере в течение последних двадцати лет, и беспокоится о своей жене, которая очень больна. Где бы мы ни останавливались, он морщит нос и с отвращением бормочет: "Чёртова дыра! Держу пари, что дальше будет ещё хуже". Он самый унылый член нашей команды. (И, глядя на его печальное, осунувшееся лицо, я тогда даже не могла представить, что четыре месяца спустя встречу его "где-то в Африке", загорелого, румяного, превозносимого всеми до небес, как одного из самых способных хирургов и организаторов в этой конкретной части зоны боевых действий. Там он говорит мне, что его работа оказалась вполне приемлемой и что жена опять здорова. Но в те особые дни нашего первого полёта в Африку он неизменно был тревожен и мрачен).
Другой же доктор, молодой и жизнерадостный, затевает круговой обряд посвящения всех присутствующих в "сорюмашники"17, и вскоре моя первая долларовая купюра покрыта подписями товарищей по путешествию.
Мне объясняют, что первые "сорюмашники" появились во время прошлой войны в среде авиаторов ВВС. Однако их было очень мало. Позже, в 1938-ом году, лётчики из "Пан Американ" вновь возродили данную традицию на Аляске. Потом членство стало распространяться не только среди лётчиков, пересёкших океан, но и среди пассажиров таких рейсов. Новичок должен заплатить по доллару всем присутствующим "сорюмашникам", те же, в свою очередь, подписывают его долларовую банкноту, которую он должен затем хранить в качестве членского билета. Он обязан предъявлять этот билет всякий раз, когда другой "сорюмашник" просит об этом, в противном случае, то есть будучи пойманным без него, должен вновь заплатить по доллару либо же проставить по рюмашке каждому присутствующему члену клуба.
В сообществе "сорюмашников" состоят и президент Рузвельт, и Уэнделл Уилки18, и генерал Арнолд19, и большое число людей в армии и на флоте, которые пересекли океан, от генерала до рядового и от матроса до адмирала.
Мы летим над бескрайними бразильскими джунглями, и в иллюминаторы льётся резкий и жёсткий тропический солнечный свет, столь же тревожный и ослепляющий, как в ясный ветреный день на море. Время от времени кажется, будто крупные облачные образования, висящие над землёй, плывут, подобно огромным океанским айсбергам, поперёк пути Клипера, хотя на самом деле это впечатление создаётся лишь нашим движением. Вновь и вновь нас на пару минут начинает швырять из стороны в сторону, когда мы прорезаем эти гороподобные громады, несомненно, таящие в себе опасности, о коих мы, пассажиры, даже не догадываемся. Иногда под нами расстилаются лёгкие и пушистые кучевые облака, и тогда я представляю, что мы скользим на их гребне, направляясь к возвышающимся вдали кучево-дождевым гигантам.
Мы летим всё дальше и дальше, теперь уже над густыми зарослями, окружающими огромную реку. Я размышляю над тем, что случилось бы с нашим гидросамолётом, доведись нам совершить вынужденную посадку в таких дебрях. Наконец тоненьким голосом задаю свой вопрос, и опытный в этих краях ветеран услужливо объясняет, что может произойти. Оказывается, не так давно он находился в обычном транспортнике, следовавшем вдоль побережья Южной Америки, когда разразилась одна из ужаснейших тропических бурь. (В этот момент я бросаю быстрый взгляд в иллюминатор, дабы оценить ситуацию с приближением к какой-либо опасной туче, но, слава Богу, в поле зрения их нет и наш небесный путь спокоен и чист).
"Итак, продолжает он, наш самолёт сбился с курса, радио и компас вышли из строя, и вот мы уже над джунглями, 'мато', как они их тут называют, с минимальным количеством горючки в баках. Темнота сгущалась быстро, и вскоре командир приказал всем готовиться к прыжку. Но никто не спешил, а он вдруг заметил прогалину и резко дал вниз. Пару мгновений спустя мы услышали свистящий звук веток, бьющихся о фюзеляж, за которым последовал сильный удар. Так мы очутились на дне высохшего озера в джунглях, и, к счастью, никто не пострадал. Это можно смело назвать удачной, хотя и не очень мягкой посадкой". (Позже история была записана газетчиком Эдом Каннингемом, сопровождавшим спасательную команду в качестве штатного корреспондента армейского издания "Янки", и несколько месяцев спустя я наткнулась на неё в газете "Новые горизонты"). Посланные вверх сигнальные ракеты результата не дали. Цивилизация была в 150 милях20 оттуда. Девять мучительных дней они продирались сквозь спутанные заросли и сплавлялись на своих резиновых спасательных плотах по узким, забитым буреломом речушкам. Питались рыбой, курицей и купленными у туземцев апельсинами. Наконец, добравшись до большой реки, проплыли по ней много миль. Идея состояла в том, что, спустившись вниз по течению, они должны оказаться на берегу моря. Но то было опасное путешествие из-за крокодилов и пираний, которые особенно любят человеческое мясо. Продолжая непрерывно грести, они однажды ночью увидели пароход и стали отчаянно сигналить единственным остававшимся у них источником света зажигалкой. И таким оригинальным способом они добились своего спасения, а позже был найден и их разбитый транспортник.
"Вот что может случиться с теми, кто уцелеет при крушении самолёта в 'мато', заключил счастливчик, доживший до возможности поведать миру свою историю. Но с какой стороны ни глянь, это был не самый приятный опыт, поскольку, помимо крокодилов и пираний, ходят слухи, что по джунглям до сих пор бродят охотники за головами, и их совершенно не интересуют головы, добытые с уже мёртвых тел. Разумеется, летя на этом гидросамолёте, мы в гораздо большей безопасности, так как сможем легко приводниться на любую из здешних глубоководных рек."
Наша следующая остановка Натал на реке Потенги, и мы прибываем туда в середине дня. На небольшом пирсе с плетёными стульями, выставленными полукругом на площадке перед компактным залом ожидания, меня, к моему удивлению, встречает морской офицер, однокурсник моего мужа по Аннаполису21. Он представляется и объясняет, что знал о моём прилёте, так как всегда просматривает списки пассажиров прибывающих Клиперов.
"Меня уже ничто здесь не удивляет, говорит он. Это всё равно что сидеть в парижском кафе на Рю-де-ля-Пэ22, наблюдая, как мимо тебя прогуливаются друзья и знакомые. Нынче все приезжают в Натал он стал весьма модным местом. Впору назвать его 'Наталом на водах'".
Неподалёку от морской базы Клиперов деловито строят аэродром. Но когда я иду к нему, караульный прогоняет меня прочь.
В отличие от Порт-оф-Спейн, тут нам разрешают съездить в город, и я меняю немного денег и покупаю скромные подарки, чтобы отвезти их в Россию. Я нахожу американскую зубную пасту и мыло, шёлковые блузки, чулки и несколько серебряных и золотых безделушек. Один торговец предлагает мне прекрасный бразильский алмаз по очень разумной цене, и позже я сожалею, что не взяла его.
Мы совершаем променад взад-вперёд по главной улице, и я приобретаю несколько французских и английских книг в уютной книжной лавке с хорошим ассортиментом. Прежде чем мы уезжаем назад, я на несколько минут захожу в собор на площади рядом с отелем. Тихо играет орган, лампады горят в разноцветных стаканчиках перед святынями, и я на несколько секунд преклоняю колени. Внезапно через открытые двери входит козёл, ковыляя по проходу, и мне жаль, что я не могу остаться и посмотреть, что с ним будет дальше.
Натал Рыбацкое озеро
23
Взойдя незадолго до заката на борт Клипера, мы держим путь на Рыбацкое озеро в Африке. И всю ночь, пока мы летим над Атлантикой, я не в силах уснуть. Вид в иллюминаторе слишком прекрасен редкий опыт, который можно получить лишь раз в жизни. Звёзды снова огромны, и впервые я ясно вижу Южный Крест. Нигде ни облачка, ни даже лёгкого тумана, ночь тиха и совершенна, и мне хочется, вытянув руку, действительно, а не образно говоря, "достать до звёзд". Океан внизу слегка фосфоресцирует огромный, сверкающий, волшебный мир, божественный и нереальный. Всё это похоже на декорации сказки, на прекрасный сон в летнюю ночь, на полёт в рай.
Мой новый друг, лётчик, опять подходит, чтобы составить мне компанию во время этого ночного дежурства, и мы часами напролёт болтаем шёпотом, стараясь не потревожить остальных.
"Осознаёте ли вы, что пересекаете почти 2 000 миль24 водного пространства безостановочно с одного континента на другой, спрашивает он, да к тому же всего за несколько часов? Только подумайте обо всём, что сделало это возможным: создании самолётов, науке, изобретениях, тщательных испытаниях, мастерстве пилотов, которые должны знать своё дело, и наконец, что не менее важно, пилотировании по приборам.
Мне кажется, что пассажиры всегда принимают всё как должное, даже не задумываясь о великих достижениях, что сделали реальным быстрое перемещение их, спящих, из Южной Америки в Африку, как если бы они просто ехали поездом из Нью-Йорка в Бостон. Представьте себе необходимые приготовления перед каждым рейсом, когда приходится проверять очень много вещей; и я говорю не только о Клиперах, а, конечно же, обо всех самолётах. Во-первых, судно должно быть в идеальном состоянии, а вдобавок есть прогнозы погоды, касающиеся туманов, видимости, скорости ветра и т. д. Обычно мы имеем дело со встречным ветром, но иногда сталкиваемся и с переменным, и с зонами дождей и гроз.
В Натале постоянно работает проблесковый маяк и мощная радиостанция. Мы поддерживаем связь с ней в течение нескольких часов после вылета, пока находимся ближе к южноамериканскому берегу, на тот случай, если придётся вернуться. Зачем возвращаться? Ну, предположим, заглох мотор либо возникли проблемы с топливными баками. Естественно, гораздо безопаснее лететь назад, чем пытаться продолжить путь в Африку. Станция в Натале должна отслеживать наши частоты, пока мы, поймав африканскую, не отключимся. Наши радисты на всём пути поддерживают связь с какой-то из станций на случай чрезвычайной ситуации.
Кроме того, мы должны внимательно высматривать вражеские подводные лодки и корабли, тут же сообщая о них секретным кодом. На острове Фернанду-де-Норонья, примерно в 235 милях25 к северо-востоку от Наталя, есть полоса для экстренной посадки, которая может пригодиться обычным самолётам. А ещё дальше находится остров Асенсьон крошечная точка в океане и чертовски трудное место для приземления. Но сегодня всё это нас не касается мы летим прямиком на Рыбацкое озеро в Либерии. То ещё место, скажу я вам, хотя сейчас это просто рай цивилизации по сравнению с тем, что мы узрели там вначале. Но вы сами поймёте".
"Полагаю, отныне нас могут обстрелять в любой момент?" с тревогой интересуюсь я. Он смеётся и задорно кивает.
"О, да, но пилоты очень осторожны и не рискуют понапрасну. Скоро мы, по-видимому, уже сможем разглядеть береговую линию Либерии, хотя там частенько бывает пасмурно. К тому же, над африканским побережьем может наблюдаться пыльная дымка, вызванная пассатом харматан, но это в основном в декабре. Обычно тот начинает дуть из области к северо-востоку от озера Чад, двигаясь на юго-запад и затрагивая всю Западную Африку, хотя и в разной степени. Днём он преимущественно горячий и сухой, ночью же прохладный. Дымка иногда распространяется в море на 15 или 20 миль26 от берега, а бывает, что песчаную пыль уносит высоко вверх, а нижние слои атмосферы остаются совершенно чистыми. А ещё там могут появляться низкие, тяжёлые, кучевые и кучево-дождевые облака. В течение дня они формируются внутри суши, двигаясь затем к побережью. Однако ночью часто рассеиваются и исчезают".
"А как насчёт неистовых тропических ураганов?" спрашиваю я, взволнованная его лёгким и беспечным описанием всех этих неведомых мне доселе опасностей.
"О, их тут не бывает, но на побережье случаются западноафриканские торнадо, хотя это происходит в основном в октябре и ноябре", следует успокаивающий ответ. "Впрочем, добавляет он, их неправильно называть торнадо, поскольку в них нет вихревого движения. В реальности это тропические грозы, случающиеся в основном при смене сезонов с сухого на влажный. Верхушки туч поднимаются над землёй на более чем 20 000 футов27, что уже в зоне обледенения и выше обычной высоты полёта. Поэтому в них начинается кристаллизация льда, запуская затем череду процессов, заканчивающихся дождём. Эти грозы иногда накатывают со скоростью 30 миль в час28 и их фронт может достигать в ширину сотню миль29. Вначале налетает шквал, затем молнии и гром, и наконец ливень, который длится от десяти минут до двух часов. Как правило, бури начинаются ближе к вечеру или рано утром, и перед тем, как им разразиться, воздух становится тяжёлым и совсем неподвижным. Порывы шквального ветра часто бывают столь сильными, что представляют опасность для любого самолёта. Лучший способ избежать бури это улететь в море, но если судно уже попало в неё и поздно вылетать назад, то его нужно вести как можно ближе к земле, практически над верхушками деревьев, поскольку риск аварии там меньше. На Рыбацком озере часто бывает скверная погода, что вызвано так называемым межтропическим фронтом полосой штормовой погоды, простирающейся от берегов Южной Америки до берегов Центральной Африки. Это как два соседствующих воздушных потока, вращающихся в противоположных направлениях, которые в конце концов сталкиваются, создавая эту полосу".
Так мы и бодрствуем, беседуя всю ночь.
8 августа
На рассвете я впервые вижу побережье Африки с его длинной изогнутой белой линией прибоя, просвечивающей сквозь утренний туман.
Появляется стюард со своим Флит-пистолетом30, чтобы продезинфицировать нас и защитить Африку от любых насекомых, которых мы можем завезти из Южной Америки. Парни в Клипере издевательски вопят, что сложно представить, как вообще можно таким образом навредить именно Африке. Но стюард непреклонен и порхает, опрыскивая нас, пока мы все не начинаем кашлять, задыхаться и чувствовать позывы тошноты. Затем он милостиво даёт нам жевательную резинку и настоятельно велит жевать, чтобы отрегулировать давление воздуха в ушах и прочистить их перед посадкой. Некоторые ворчат из-за того, что их так рано разбудили, но он объясняет, как опасно спящим людям резко снижаться с такой большой высоты, поскольку это может весьма негативно повлиять на их барабанные перепонки и вызвать длительную глухоту.