Она оставила машину на парковке и пошла в сторону аптеки.
Кеды куда-то летят. Это они несут Тасмин вперед, а вовсе не ноги. Размер слишком большой. То левый то правый вот-вот прыгнут в небо. Приходится идти мелкими шагами.
Одежда Деворы висит на Тасмин мешком. Синие джинсы слишком широкие и длинные, пришлось проделать в ремне дополнительное отверстие и закатать штанины чуть ли не до колен, чтобы хоть как-то соответствовать местной культуре. Футболка не лучше. Она черная с белой надписью «БОГИНЯ».
Никакой конспирации.
Все понятно и так.
Инопланетянка шлепает по асфальту!
Но никто не кричит в ужасе и не вызывает полицию. Люди в ресторане сидят за столиками как ни в чем не бывало. Тасмин лишь еще одна тень, которую отбрасывают сюда фонари вдоль дорог.
Аптека пахнет спиртом и травами.
На входе стол, за которым сидит охранник. Он склонился над кроссвордом в журнале и мирно храпит.
Всюду полки и ряды с различными лекарствами, кремами, таблетками и банками. Здесь настоящий рай. Обладая такими сокровищами, Тасмин могла бы помочь всем жителям деревень в окрестностях Затонувшего леса, не прибегая к силе. Просто дать им мыло, спирт, антибиотики, болеутоляющее. Да в конце-то концов даже парацетамол творит чудеса!
Она проходит вдоль рядов и проводит ладонью по всем товарам. Жаль. Это изобилие, которое здесь никому не нужно, слишком печально. Все равно как сила без вектора. Решимость без действий.
Тасмин берет диклофенак в ампулах и шприцы, упаковку противовирусного, обезболивающее и витамины, спирт и вату. На пару дней хватит.
Она какое-то время мнется перед полкой у кассы, подсчитывая дни с последней менструации. И не хотя, и с как-то опаской тянется за упаковкой самых дешевых прокладок.
Карта, наличные? говорит женщина за пуленепробиваемым стеклом.
В ее голосе раздражение. Она хочет спать.
Тасмин пришлось нажать кнопку вызова фармацевта несколько раз.
Женщина словно механизм. Сканирует штрих-коды на товарах, берет деньги, отсчитывает сдачу, распечатывает чек. Все ее движения схематичны. Она лишь продолжение кассового аппарата.
У вас все в порядке?
Женщина бросает на Тасмин взгляд. Мертвый. Пустой.
Что-нибудь еще?
Тасмин молчит.
Что-нибудь еще?
Пауза.
Что-нибудь еще?
Тасмин молчит.
Вы должны сказать мне «спасибо», говорит женщина за пуленепробиваемым стеклом.
Она улыбается. И безумие медленно вытекает наружу каплей слюны в уголке рта.
Этот мир сломан. Что-то не так. Он будто скользит. Люди, вещи. Они потеряли цвета. Все БЛЕДНОЕ. Невыразительное. Девора выпила из них силу и зачерпнула слишком много. Магия ушла навсегда. Осталась лишь оболочка. Материя обмотана вокруг пустоты.
Спасибо.
Тасмин хватает пакет с лекарствами и бежит к выходу.
На улице светит Луна. Люди-призраки садятся в машины и уезжают с заправки куда-то во тьму. Они никого не замечают. Незнакомцы, от которых остается лишь мусор. Ветер гоняет по парковке пакеты с картошкой фри, измазанные майонезом и жиром обертки от гамбургеров, пустые стаканчики с колой.
Тасмин заходит в продуктовый магазин и исчезает среди овощей, рыбы и мяса. Она теряется в коробках с кашами на завтрак и на обед, в котлетах, пельменях, блинах и в миллиардах коробок для порошков, отбеливателей, зубных паст и шампуней. Все товары расположены по секциям, алфавиту, производителям, ценам, упаковкам, весу и объему, но Тасмин все равно блуждает около получаса прежде, чем находит все, что ей нужно. Это какая-то игра на выживание. Лабиринт изобилия, за которым прячутся грязные стены придорожного магазина.
Ночью спиртное не продаем, говорит мужчина на кассе.
Он не смотрит на Тасмин.
Его взгляд прикован к телевизору на стене. Ничто не может оторвать его от просмотра любимого сериала. Он улыбается происходящему на экране.
Тасмин расплачивается за покупки под диалоги из телевизора:
Я думал земные девушки как-то по-другому выглядят.
Извини. Я кокошник дома забыла
Закадровый смех.
Стало быть и сарафан с собой не взяла?
Почему же, я всегда ношу мамины платья под низ мини-юбки.
Закадровый смех.
Пойдем ко мне, послушаем музыку, поедим, посмотрим фильм.
И не надейся. Я на первом свидании в рот ничего не беру.
Закадровый смех.
Тасмин бросает покупки в тележку и катит ее через парковку к машине.
Ветер трогает мусор. Шумит океан. Где-то далеко под землей идет поезд метро. Призрачный свет мертвой Луны заливает все побережье. Ни людей. Ни машин. Только шорохи, скрипы.
Тасмин заводит двигатель внедорожника. Рев ожившего автомобиля отражается от стен магазина и ресторана. Он звучит гулко. Как в склепе.
Девора что-то изменила в этом мире.
Теперь Тасмин видит следы ее присутствия.
Мать оставила после себя пустоту.
5
Незнакомка жива.
Она занимает так мало места. Исхудавшая. Белая, как снег в Затонувшем лесу. Она сбросила с себя одеяло и лежит полуголая в свете Луны из окна.
Тасмин застыла в дверях спальни с подносом в руках. Шприц с диклофенаком, склянка спирта и вата, стакан воды и таблетки. Все. И сама Тасмин едва не валится на пол.
Она отводит глаза в сторону.
Она боится.
Капля силы, которую Тасмин отдала девочке перед тем, как уехать в город за лекарством, исчезла. Незнакомка снова в бреду. Она шепчет:
Я никогда никого не любила. Я не могу полюбить.
Почему?
Тасмин прикрывает рот ладонью.
Зачем она это спросила?
Девочка улыбается кому-то невидимому. Она говорит:
Я убила свою мать!
Вот теперь Тасмин должна бы упасть. Мысли шепчут. Образ иссохшей, полусгнившей Деворы лезет из глубин памяти на поверхность сознания. Голова матери. Зашитый черными нитками рот. Вечный стон. Смесь ненависти и мольбы о пощаде. Убийца. Убийца. УБИЙЦА!
В доме тихо.
Тасмин слышит стук сердца и океан.
Он шелестит по песку на побережье. Ему все равно. Терпелив. Скалы сотрутся в песок. Горы рухнут под натиском времени. Все слова канут в Лету. Он подождет.
Тасмин ставит поднос с лекарством на край кровати и садится рядом с незнакомкой.
Сейчас произойдет нечто страшное. От одной мысли о предстоящем пересыхает во рту. Тасмин делает глоток воды из стакана, который приготовила для незнакомки. Глубокий вдох. Медленный выдох. Дрожь в руках исчезает, сердце бьется спокойно.
Она должна раздеть девочку, чтобы сделать укол. Проблема в том, что сорочка незнакомки уже лежит на полу. И, там под тканью юбки, больше ничего нет. Только голое тело.
За последние два года Тасмин не раз приходилось залечивать раны мужчин и женщин в деревнях на границе с Затонувшим лесом. Осматривать беременных, слушать сердце и легкие, прислонив ухо к груди. Она видела все. Знает о наготе гораздо больше, чем хотела бы.
Тасмин склоняется над незнкакомкой.
Она старается не смотреть на свои руки, расстегивая пояс юбки на ощупь. Прикосновение к коже обжигает пальцы. Это жар лихорадки. Девочка все еще на пике болезни. Тасмин стягивает юбку вниз. Светлый пушок в треугольнике между ног попадает под свет уходящей Луны.
Тасмин смотрит в окно и переворачивает незнакомку на живот.
Она снова думает о Деворе.
В самый последний раз, когда мать привела ее в этот мир, Тасмин научилась делать уколы. Это не так сложно, как кажется. Достаточно несколько раз попрактиковаться на живом человеке, который может со всей силы ударить ребенка по лицу, если почувствует боль.
Мерзкий, жирный мужчина.
Он страдает от сахарного диабета и Тасмин приходится два раза в сутки колоть ему инсулин. Девора смеется. В промежутках между инъекциями она не обращает на дочь никакого внимания. Книга занимает все ее мысли. Она бьет по клавишам печатной машинки и хохочет на весь дом. Безумная. Мерзкая. Жирная.
Ветер играет со стопкой листов на столе в кухне. Тасмин завидует ему. Он знает сюжет. Видел концовку. Он может убраться отсюда через окно и дуть себе дальше. Жить своей жизнью.
Мужчина все пишет и пишет. Так продолжается несколько дней. Девора не дает ему спать. Времени мало. Скоро она вернется обратно. Сила уходит. Жизнь закончится смертью. Нужно спешить.
Тасмин приносит матери еду. Каша и овощи. Но мужчина смеется. Он берет тарелку и вываливает содержимое на голову дочери. Тасмин приходится целый час вымывать из волос пшено и кусочки тыквы. Девора кричит на весь дом:
МОЯ СМЕРТЬ! НИКОГДА НЕ СЛУЧИТСЯ!
Дерьмовое воспоминание.
Такое лучше забыть.
Сходить к психоаналитику и вымарать каждое слово, поступок, мысль. Заменить это все на позитивные аффирмации. Поработать с комплексом Электры и жить себе дальше, как ни в чем не бывало. Чистенько и светло.
Но Тасмин помнит.
Она благодарна матери за каждую пощечину. Кое-чему все-таки научилась.
Укол не причиняет незнакомке никакой боли. Дыхание девочки остается ровным, спокойным. На коже лишь капелька крови. Тасмин прижимает к ранке ватку со спиртом.
Луна уходит за крышу дома.
В комнате темно.
Тасмин стягивает с себя одежду и ложится в кровать.
Нет ничего лучше, чем вытянуть ноги до самого края Вселенной. И зевнуть. Так чтобы эхо ушло через стены в прибой к океану.
Тасмин укрывает себя и девочку одеялом. Она чувствует, как незнакомка прижимается к ней. Дом дергается. И падает. Он летит в бездну, которая все это время пряталась под песком на заброшенном побережье. Там темно и спокойно.
Глава 4
1
Даутцен открыла глаза.
Вернуться из мертвых не самое приятное, что можно сделать утром.
Для начала неплохо бы просто умыться.
В глазах после сна вечно какая-то гадость.
Девочка моргает от яркого света. Темное пятно перед ней расплывается все больше и больше, а затем в один миг превращается в лицо незнакомки.
Черные волосы тянутся через кровать к лицу Даутцен. Они щекочут ей нос. Хмель и лаванда.
Это смешно.
Потому что не может быть правдой.
Даутцен улыбается и чувствует боль. Все тело. Вся она. Тошнота. Такое с ней никогда не случалось. Она никогда не болела. Ни простуды, ни кори, ни высыпаний на коже, никаких проблем с желудком и зубами. Все вокруг удивлялись. Ей повезло. Злые шептались и верили в то, что она так здорова, потому что забрала жизнь своей матери. Теперь это кажется правдой.
Даутцен закрывает глаза и какое-то время смотрит во тьму внутри себя.
Она мало что помнит.
Затонувший лес пахнет гнилью.
На дне оврага слишком много снега. Он обжигает лицо. Холод словно огонь режет кожу, впивается в плоть и ест ее заживо.
Кровь разливается по земле. Она застывает так быстро. Даутцен трогает лужу указательным пальцем правой руки. Она не может встать и пойти домой. Только смотреть. Видеть, как ее кровь покрывается коркой льда. Как палец опускается вниз и поднимается вверх.
Где-то в стороне кричит Николай.
Он зовет ее. Истошный вопль полный боли и отчаяния. Он просит племянницу вернуться и прекратить эту муку. Помочь ему. Но Даутцен не может ответить.
Палец опускается в лужу крови и там остается.
Так прекрасно.
Так хорошо.
Рана в боку теперь не болит. Она могла бы засунуть туда руку и потрогать свое сердце. Такое тихое. Медленное. Нужно помочь ему. Толкнуть посильнее. Ведь оно замерзает все больше. Тук-тук Тук-тук ТукТук
Даутцен открывает глаза.
Она плачет.
Свет в комнате слишком яркий.
Не надо.
Даутцен вздрагивает.
Незнакомка смотрит на нее немигающим взглядом. Черные волосы. Черные глаза. Одна большая тьма. Ночь без звезд и Луны. Только безумцы найдут там себе путь.
Не надо, повторяет незнакомка.
Но Даутцен плачет.
Она вздрагивает и утыкается лицом в простыню.
Я умерла.
Рыдание. Стоны. Всхлипы. Боль. Отчаяние. Страх. Слезы текут по щекам. Она не может их смахнуть, потому что мертва. У нее нет тела. Только печаль. Горе и слезы. Она плачет о Николае. О Катерине. Об Ирен. О всех воинах, которые погибли в Затонувшем лесу. Она плачет о Даутцен.
Незнакомка кладет ладонь ей на плечо.
Боль уходит.
Смерть оставляет после себя лишь воспоминание о холоде.
Сила разливается по всему телу. Она пробуждает сердце. Даутцен жива. Она чувствует это каждой клеткой. Жизнь. Жизнь. Жизнь.
Но свет слишком яркий.
Он выставляет на показ все недостатки реального мира.
Даутцен видит какая ужасная и старая кожа на руке, которая ее обнимает. Эта ладонь старухи. Древней бабки на пороге могилы.
Незнакомка прячет руку под одеяло. Слишком поспешно.
Девушка молчит и смотрит Даутцен в глаза. Бесстыжая. Никакого приличия. Словно в цирке. Она что никогда не видела голубого цвета?
Даутцен переворачивается на спину.
Очень ей нужно смотреть прислуге в глаза.
Такая сама не отвернется. Ну и не надо. Проще рассказать все отцу. Он разберется.
И вот здесь.
Только сейчас. Глядя на потолок. Даутцен понимает, что это не дом ее отца. И не замок лорда Линдеманна. И не Затонувший лес. Она находится где-то в другом месте.
Это смешно.
Потому что является правдой.
Что-то шумит.
Странные звуки повторяются снова и снова. Колебание. Шелест. Скрипы и стоны. Тяжелое дыхание. Глубокий вдох. Шумный выдох. Что-то огромное совсем рядом. Недовольное, сердитое существо проверяет мир на прочность. Оно отступает и опять возвращается. Один и тот же цикл повторяется множество раз. Шорох. Басовитый гул и затем приглушенный грохот.
Океан, произносит Даутцен.
Вот нужное слово.
Оно всплывает в памяти так легко, как будто она жила с ним тысячи лет и знает, что это такое. Только она совсем не помнит откуда оно. Может из книг, которые она тайком брала читать из библиотеки отца. Или было брошено кем-то из слуг в описании какой-нибудь скабрёзной истории. Но скорее всего океан пришел к ней лишь в этом мире. Нашел ее. И теперь шумит. Шепчет Даутцен, что она жива. Они теперь дышат в одном не стихающем ритме.
Он красивый, говорит незнакомка.
Похож на дракона?
Не знаю. Тетур спит в Когтистых горах, а я там никогда не бывала.
Отец говорит, что они все давно вымерли.
Мудрый человек.
Даутцен пожимает плечами.
Океан. Почему он такой шумный?
Незнакомка приподнимается на кровати и смотрит в окно.
Даутцен видит ее плечи, грудь, живот и поспешно отводит глаза от темного треугольника между ног.
Она никогда не видела девушек там.
Это совсем неприлично.
Немыслимо.
Непозволительно.
Бог не простит!
Катерина как-то показала ей грудь. Глупая. Гордилась размером. Мужчины уже не дают ей прохода. Сказки и враки. Даутцен смеялась. И плакала целую ночь. Она-то замуж не выйдет. Никто не возьмет. Ее грудь как у мальчика. Нечем гордиться.
Он совсем рядом, говорит незнакомка.
Даутцен хочет придвинуться к окну и посмотреть на океан. Но это значит прикоснуться к девушке. Почувствовать ее кожу. Одна эта мысль заставляет Даутцен сильнее закутаться в одеяло.
Хочешь взглянуть?
На тебе нет одежды.
Ты тоже в чем мать родила.
Какое-то время Даутцен молчит. Она хмурится все больше и больше. На лбу появляется несколько длинных морщинок. Может быть, если бы она была старше, то поступила бы по-другому. Но она все еще ребенок. Ей четырнадцать. И лишь два месяца назад у нее пошла первая кровь.
Даутцен отбросила одеяло и встала на кровати рядом с незнакомкой.
Дом качнулся, но все же остался на месте. Она едва не упала в обморок такой слабой была. Даутцен переждала пока тьма отступит и зрение прояснится, а потом гордо и без тени сомнений взглянула в окно.
Океан.
Он как твои глаза.
2
Тасмин ушла.
Даутцен кричала. Молила. Заклинала. Угрожала. Просила.
Ничего не помогло.
Девушка ответила только на один вопрос.
Злая. Глупая. Черноглазая ведьма!
Она дала Даутцен лекарство и заставила выпить воды. Жар снова вернулся. Пришлось подчиниться.