Помнишь Тайлу? спросил я у напарника. А, лысый?
Самое худшее, что было в моей жизни, Тимо выдыхал из себя воздух, будто бы хотел улететь как фестивальный огонек. Ты же мне все уши прожужжал ей. Я был готов слушать нудные лекции по медицине, лишь бы не слушать о ней. Хорошо, что она бросила тебя и уплыла, дьявол знает куда.
Она умерла, друг, я видел, как лицо Тимо застыло в смятении, а по его горлу прошел тяжелый комок.
А?
Шутка.
Идиот, усмехнулся Тимо. Тащи молча этот кусок мяса.
Добычу следовало всегда нести в бюро. Оно находилось в конце района, впритык с городской стеной. До нее нам оставалось всего пару фарлонгов,5 и мы их преодолели без лишних разговоров, в полной тишине.
Бюро выглядело мрачнее, чем все здания в этом городке. Помню, как когда-то каменное сооружение пугало меня до дрожи. Узорчатые решетки на окнах будоражили мою фантазию и внушали, будто бы там жил некий страшный зверь, а рыцари, что стояли перед дверьми, охраняли место от посторонних глаз. Я даже давал клятву себе: никогда не переступать порога бюро. Правда, сдержать ее не удалось. Сейчас это то место, которое оплачивало мой хлеб.
Едва я переступил порог бюро, как до моих ушей дошло приятное щебетание Сиены де Райс. Девушка очаровывающим голосом разрывала приемник Варшевского фирменным свинг-стилем. Уроженка Велоды часто давала концерты в ресторанах Кармора, а также не упускала возможности отправить свои записи на все станции Соммрикета. Безусловно, отзвуки прекрасного отлично дополняли уют бюро, но и с выключенным приемником ему было, что показать. Оттенки светлого дуба в свете солнца выглядели еще ярче и наполняли комнату неописуемой красотой. На стенах висели безжизненные фонари и ждали, когда насупится ночь, дабы не дать темноте поглотить комнатушку.
Я сделал шаг ближе к прилавку и попытался разглядеть, кто сейчас на смене. Тот, кто там сидел, ловко спрятал голову и даже не отреагировал на входные колокольчики.
Посмотрите, кто это у нас, резко вскочил из-за прилавка тучный мужчина. Это был Эрен Венявский и, глядя на него, я предчувствовал сотни странных шуток и тысячи нелепого сарказма, который он часто выдавал за тонкую иронию.
Венявский, Тимо раскинул руки, будто готовился обнять его прямо через огромный стол-прилавок. А вы как думаете?
Эрен встал. Нахмурился. Положил руки на стол и пробежался по мне и Тимо взглядом, а следом рассмеялся и пожал нам обоим руки.
Смотрю, дело прошло удачно, с воодушевлением сказал Эрен. Он будто бы готовился читать стихи на празднике Поэзии или уйти в пляс с триванскими девицами. С добычей вернулись хищники! Прямо как истинные эвинадоны! А пушистый?
За свою жизнь я, наверное, слово "пушистый" слышал больше даже, чем родное имя. Сначала меня это раздражало, но именно Венявский дал мне совет воспринимать все подобное как комплимент от тех, кто никогда не станет похож на меня.
Да! я поставил кусок плоти скорпиона на стол и отдернул ткань. Вонь мгновенно поразила все вокруг. На ужин вам принесли, месье.
А ты все шутишь на своем? Эрен зажал свой огромный нос. На странном.
Уберите закуску сначала, пожалуйста, со стола, Тимо тоже не побрезговал закрыть нос пальцами. От этого его голос стал похож на журчание кряквы. А потом уже обменяемся любезностями. Пожалуйста, месье.
Птенчики! Эрен накрыл тканью плоть, а затем громко свистнул. Буквально спустя пару секунд из двери позади Венявского вышел его старый друг Уберт. Это был огромный камень семь футов роста. Бритый со всех сторон мужчина выглядел грозно и если бы я его увидел впервые, то решил, что он хочет меня обокрасть.
Да, Эрен! голос Уберта я бы узнал из тысячи. Он звучал как раскат грома в пик дождей, а его лицо будто бы видело несколько тысяч кровопролитных и страшных войн. Но когда старина Уберт увидел меня и Тимо, то сразу же изменился. Он подошел к нам поближе и протянул руку. Тимо! Лаццо! Как жизнь?
Нешкольные времена, я протянул лапу старине Уберту. В школе все было по-другому. А у вас как дела, месье Уберт?
Жена второго родила! радостно ответил Уб. Это великолепно. Назвал я его, кстати, Тимо! Уберт повернулся к моему напарнику и чуть ли не приготовился его расцеловать. Уберта можно понять. Тимо был другом их семьи. И сколько себя помню, всегда помогал старине.
Дружище! с улыбкой сказал Тимо. Заходи сегодня в паб Норр! Давай отпразднуем. Завтра мы снова уйдем на контракт.
Идет! громко сказал Уберт.
Эрен сделал приемник тише. Песня Сиены закончилась, и сейчас настала очередь ведущего что-то болтать. Он говорил о девушке и о своей станции недалеко от Акриля.
Ты когда заканчиваешь? я отвлекся от собственных мыслей и посмотрел на Уберта.
Где-то, Уберт перевел взгляд на Эрена. Где-то, через час ребята, Эрен улыбнулся и похлопал несколько раз по лавке-столу. А теперь все за работу. Вы за свою фальконерскую, а вы, мистер, за свою.
За час перед встречей, мы с Тимо успели разве что помыться. Для меня было удовольствием забраться в ванную, включить приемник и насладиться еще одной чудесной песней Сиены.
Месса
Мягкая кровать с подкладкой из овечьей шерсти, тонкое бархатное одеяло и нежная пуховая подушка. Казалось бы, что я мог спать здесь вечность, но в какой-то миг мой прекрасный сон прервал стук.
Лаццо! прокричал кто-то сквозь мглу сна.
Затем послышался крик вновь, но уже более отчетливо. Это была моя сестра, ее голос окончательно вырвал меня из мира Марша.
Я вскочил с кровати, подобрал свой халат и поспешил к двери. Едва ли можно назвать мою комнату полноценным домом. В тех же лачугах Кронинделя моей комнате отведена роль чулана. Небольшое помещение четыре на четыре шага и парочка нужной мебели маленький шкаф, кровать, стол. Чего-то большего нам не нужно. Фальконер бывает дома несколько раз в месяц, некоторые проводят выпавшие на голову выходные, чтобы напиться до беспамятства, а некоторые и вовсе ночуют в борделях, а в своих комнатах только переодеваются.
Минутку, я дернул за ручку, но дверь не поддалась. Я кажется, а все. Сейчас.
Дорогой, не скажи, что ты пропил ключи, даже через дверь я мог представить издевательскую ухмылку сестры.
Без паники, сестра, я побил по карманам своего мундира, и связка ключей подала мне счастливый знак. Сейчас все будет.
Моя сестра была поистине красивой женщиной. Ее слегка светлая, чуть ли не пшеничного цвета, пушистая шерсть могла бы стать невероятным оружием в покорении любых сердец. В ее голубых глазах я часто видел уверенность, схожую с графскими особами или другими членами знати. Странно, что в свои 36 лет она не думала о замужестве. Может, работа кухаркой вдали от охоты и приключений покажут ей прелести тихой, мирной жизни.
За дверью стояла сестра в сером платье кухарки. В руках Анья держала поднос, прикрытый белой тряпкой. Я не видел, что именно было под ним, но мой чуткий звериный нюх услышал каждую нотку сдобных булочек.
У тебя шерсть слиплась, балбес, пушистый хвост сестры начал игриво бродить по земле. Около пасти.
Треклятая медовуха, я отошел от двери и пропустил сестру в свою комнатку.
Лаццо, сестра недовольно покачала головой. У тебя белая и не пушистая шерсть. За такое любой эвинадон готов был отдать состояние. Береги ее!
Каждый раз, когда я смотрел на хвост сестры, то мне на ум приходили воспоминания о том, как выглядел мой до того, как я поступил в бюро. Мне пришлось его обрезать, и сейчас он был не больше дюйма. Поначалу это доставляло мне неудобство, а через пару лет стало уже привычно ходить с небольшой шишкой вместо длинного хвоста. Работал он отлично и без своей длины. Все так же дыбился вовремя тревоги и все также ходил из стороны в сторону, когда я был рад.
Хоть в доме чисто, Аньятари поставила сдобу на небольшой столик в углу, а сама присела на кровать. Как у тебя дела, Лаццари? Я тебя давно не видела.
Хорошо, я покрепче стянул узел на поясе халата. Вчера с Убертом встречались.
Месье Уберт?! Я виделась с Лаурой пару дней назад. Как раз после родов.
И как она? Уб не сказал о ней вчера ни слова.
Чувствует себя хорошо, улыбнулась Анья. Отлеживается в медицинском центре. Возможно, через неделю выпишут.
Тяжела женская ноша. У тебя как дела?
Пытаюсь привыкнуть к своему новому образу, Аньятари подергала воротник.
Видеть тебя не в охотничьем снаряжении и без пары кроликов за спиной даже мне все еще сложно.
Будь моя нога более целой, Анья приподняла платье, и снова я увидел жуткую перевязь. Она начиналась от самой щиколотки и доходила до колена. Чертов волк.
Я не верил, что это мог сделать волк. Анья что-то скрывала, но я не знал, почему. С чего вдруг моя сестра что-то от меня укрывала?
Хочешь снова сказать, что это не волк? улыбнулась Анья, опуская подол платья вниз.
Давай не будем об этом, я выставил руки перед собой.
Анья рассмеялась.
Ладно, сестра вынула хроном из своего кармашка. Скоро у вас начнется месса.
Точно! У меня как раз осталось полчаса.
Не буду тебя тогда отвлекать, Анья встала с кровати.
Спасибо, что зашла, я обнял сестру. Завтра с утра мы скорее всего отправимся на новый контракт.
Не забудь зайти ко мне, я тебе булочки в дорогу дам.
Спасибо за заботу, Анья.
Сестра ушла, и теперь я мог спокойно собрать себя на мессу. Я должен был выглядеть по всем законам этикета: белая сорочка, синяя перевязь вокруг воротника, бордовая жилетка и синий длинный мундир. Следующим шагом стали волосы. Как и всегда, я завязал их в небольшой клубок на затылке, а оставшийся хвост пустил по шее.
Я смотрел на себя в зеркало и видел уже взрослого парня. За голубым оттенком глаз цвела уверенность. Я огромная саблезубая кошка, готовая решить любой вопрос.
К мессе готов, я погладил свои усы. Надо зайти за Тимо. Раз он не стучал ко мне, значит спит.
Комнатка напарника находилась напротив моей. Это было невероятной удачей. Обычно фальконеров расселяли друг напротив друга уже после того, как понимали, что быть им партнерами в этом нелегком деле. Мы же с Тимо попали под подарок судьбы с шести лет. С тех пор нас не просто не расселяли, нам дали шанс работать вдвоем.
Я постучал в дверь напарника и спустя секунду, из-за нее донесся сначала скрип, затем монотонные шаги, и когда они стихли, коридор озарил солнечный свет.
Месса? зазевался Тимо. Заходи.
Двадцать минут осталось, я сверился с карманным хронометром.
Хёнес великий, Тимо ударил себя по лбу. Я мог поспать еще пять минуточек.
Комнатку напарника, если не невозможно, то по крайней мере сложно назвать эталоном чистоты. У него толком не было места, куда присесть. На стуле у Тимо лежала одежда, кровать тоже была забита, Хёнес знает, чем. Поэтому все, что мне оставалось, это стоять в небольшом чистом пятне на полу. Кажется, я нашел ту самую точку, куда не добрался мусор.
Ты же понимаешь, что нам приходится убираться самим? я осмотрел стены, шкафчик и окна. Хотя бы пыль вытри, дружище.
Времени на эту пыль нет, Тимо накинул на себя жилетку и сверху все дело приправил мундиром. Я здесь бываю пару раз в месяц.
Насчет пары раз, я первым вышел из комнаты. Пара раз в месяц превращается 26 раз в год, Тимо.
Раз в год я могу нанять и уборщицу.
Что-то в прошлом году я не заметил таковых в твоем доме, я пожал плечами.
Слышу, как кто-то бубнит, слова Тимо прозвучали вперемешку со щелчками дверного замка. Медовухи вчера перепил?
Я заострил внимание на парочке апулитан, что остановились у одной из комнат недалеко от нас. Это были двое мужчин в серой форме. Поочередно каждый из них вытащил молоток, гвозди, ломик, новые таблички и пару огромных пакетов, сложенных в скромный конвертик. Кто-то из фальконеров умер, и теперь его инициалы снимали с комнаты. Затем в ней уберутся и заселят другого парня или девушку.
Когда я проходил мимо комнаты, где неделю назад кто-то жил, у меня появилось неприятное чувство пустоты. Я смотрел на этот кошмар и представлял на месте усопшего себя и Тимо. Чтобы произошло с нами, если нам вручили бы нового напарника? Как легко я или он прижились бы? Мысли о смерти заставили мою шерсть встать дыбом.
Жуткое зрелище, голос Тимо звучал сухо.
Согласен, ответил я.
Тамси, Тимо покачал головой. Как так?
Я помнил Тамси. Как-то мы сидели с ним на паре предметов ровно год назад, и это было самое жуткое в сей истории. Он вышел из дверей школы вместе с нами и отработал куда больше контрактов, чем мы за этот год. Что же его сгубило, скоро станет ясно. На мессе коммодор Броссуа точно посветит пару строк усопшему товарищу, а также огласит ту тварь, что отняла его жизнь.
Мой поток мыслей о смерти пресек колокол. Он означал, что до начала мессы осталось десять минут. Торопиться не стоило. Храм находился в восточном крыле на первом уровне, и попасть туда можно было двумя способами: проехать на лифте, но сейчас там очередь похлеще, чем в день открытия новой оружейной лавки, а значит, остался лишь второй вариант
По лестнице? усмехнулся Тимо.
По лестнице, Тимо, я смотрел в сторону огромной толпы, что с трудом продвигалась вперед. По лестнице.
В храме собралась большая часть народа. Последние места оказались заняты, и нам с Тимо пришлось усесться где-то в середине. До начала мессы оставались считанные минуты, и я постарался хоть как-то предугадать, что нас на ней ждало. На сцене стоял глава ордена, пара коммодоров и уже далеко не молодая пара. Я рискнул предположить, что это родители умершего Тамси. Они были в обычной одежде и точно не казались готовыми к похоронам. Да кто вообще готов к похоронам собственных детей?
Это леди Тамси рядом с кардиналом Ионнисом, прошептал напарник. Я как-то помог ей донести несколько мешков муки.
Это еще больше печалит, ответил я напарнику.
Без твоего комментария понимаю, с горечью выдохнул Тимо.
Я решил промолчать. Желание предугадать, что же произойдет на мессе, побуждало мой разум работать. Через какое-то время родители Тамси обнялись с кардиналом и прошли со сцены в общий зал. На каждом из них не было лица. Они напоминали бледные тени самих себя.
Заиграл орган. Строгие и одновременно воодушевляющие мотивы обволокли куполовидный храм и заставили каждую скамейку дрожать. Звук в здании не просто слышался как божий возглас. Каждое слово, отпущенное со сцены в сторону зала, отчетливо грохотало в ушах не одну секунду, и самое приятное, что это не доставляло неудобств.
Когда музыка затихла, на сцену вышла коммодор Броссуа девушка моего прошлого. Может, я и сейчас все еще горел желанием вновь сходить с ней на свидание, полюбоваться звездами. Я бы смотрел в ее голубые глаза и шутил над тем, какая она робкая. Иногда мне этого не хватало. Помню, когда-то мы сидели с ней в одном пабе, и я утопал в ее шарме под песни Сэма Райдера. Боже, годы шли, а Эсти не переставала хорошеть. В двадцать семь она с легкостью задала бы фору любой красавице Соммрикета. Ее утонченные черты губ, шея не переставали мне сниться еще бесов год. И на этом, пожалуй, грань хорошего кончалась и начиналась обратная сторона игральной кости. В наших отношениях не все проходило гладко. Были частые ссоры, очень много недопонимания и ужасный болезненный конец для обоих. Эстель Броссуа слишком серьезно относилась к жизни и работе. У меня же были чуть иные взгляды на все. После контракта мне временами хотелось пропустить кружечку другую в пабе с Тимо, а Эсти подобные поступки приводили чуть ли не в ужас.
Уважаемые жители Норра! леди Броссуа говорила хоть и торжественно, но доля трагедии и горя все же просачивались между слов. Сегодня произошла трагедия. Всем нами знакомый фальконер Эйзабин Тамси погиб.