Ну что же, Самсон Димитриевич, вынужден вас огорчить. Нарушение уголовного кодекса Великого Союза в части закона об отделении церкви от государства, наказание за которое до пяти лет лишения свободы. А также статьи 227, запрещающей создание группы, в том числе религиозной, причиняющей вред здоровью и посягающей на личность и права граждан. При этом еще и с незаконным сбором средств
После слов о пяти годах Самсон уже не слушал, что Филипп ему говорил. До него доносились только отрывки фраз, в основном с обвинениями и статьями уголовного кодекса. Самсон думал лишь о том, проведет ли он эти пять лет в тюрьме или все-таки в лагерях. А Филипп продолжал накидывать обвинения, как петли на шею.
Я не виноват, у меня не было выбора, вдруг перебил его Самсон, Патриас приказал проводить службу, я и подчинился. Вы же тоже выполняете приказ вашего начальника, робко заметил он.
Если Патриас прикажет вам повеситься, вы тоже подчинитесь? Приказывать в нашей стране может только Партия.
Церковь в бедственном положении. Нам приходится идти на крайние меры и нарушать закон. Да я бы сам никогда в жизни не пошел бы против Народной Партии и нашего Великого Союза. Это все Патриасия нас заставляет. А деньги я собирал, только чтобы еды себе купить и с голоду не помереть, божился Самсон. Мы же на грани вымирания, как вы не понимаете, у него тряслись руки и дергался глаз.
Самсон понимал, что эти аргументы ничего не значат. Филипп встал и закурил сигарету.
Вы еще молоды, а уже стали PRO-ереем. Это ведь высокое звание в церкви? Невероятно быстрый карьерный рост. Как же вам это удалось?
Всех PRO-ереев, которые служили в этой церкви до меня, посадили или сослали в лагеря, вот меня и назначили. Потому что больше некого было назначать, я один служу в церкви. Ну вы же тоже молоды, а уже майор.
И правда, после войны в Великом Союзе не хватало квалифицированных кадров, что вызвало такой стремительный рост в званиях даже у молодых офицеров. Филипп смотрел в папку. Искал какие-то записи.
Вам светит большой срок. Жаль будет потерять в тюрьме всю молодость.
Я не виноват в том, что вы терроризируете церковь. Вы почти всех священников посадили, вот меня и поставили служить. А деньги собирал в личных целях. Сами попробуйте жить без жалования, посмотрел бы я на вас. Если бы не я, там служил бы кто-нибудь еще. Посадите вы меня в тюрьму, на мое место придет другой, потом вы и его посадите, пока все священники не закончатся или тюрьмы не переполнятся.
Подбирайте выражения. Если будете называть политическую программу «террором», вы рискуете в придачу получить еще несколько статей. И с чего вы взяли, что вам светит именно тюрьма?
Самсон покраснел. Филипп закурил вторую сигарету. Несколько минут они сидели молча. Комната наполнилась дымом. Филипп листал папку и внимательно изучал материалы дела. Потом стряхнул пепел на бетонный пол.
Впрочем, есть выход из вашего положения. Вы можете принести пользу Великому Союзу и остаться на свободе. Если вы согласитесь сотрудничать, я лично обеспечу вам безопасность. Вас не посадят в тюрьму и не отправят в лагеря.
Как сотрудничать? растерялся Самсон.
Вы знаете, что я могу посадить вас в любой момент, но не хотел бы этого делать. Поймите правильно, я ничего лично против вас не имею. Давайте допустим, что вы стали жертвой духовно-идеалистической пропаганды вашей Патриасии, которая противоречит политике Великого Союза. Я смогу убедить начальство и доказать это в Кабинете. Я же вижу, что вы можете принести гораздо больше пользы на свободе.
Так чего конкретно вы от меня хотите?
У вас высокая должность. Я хочу, чтобы вы информировали меня о том, что происходит в Центральной Партиасии. Их перемещения, планы, цели, связи. Все новости, все, что так или иначе связано с высшим церковным управлением и Патриасом. Все это вы будете рассказывать мне и записывать на специальное устройство, которое я вам дам.
Хотите, чтобы я шпионил?
Не шпионил, а сотрудничал. Послушай, Филипп вытянулся к Самсону, выбор у тебя невелик. Скажу откровенно, мы это не каждому предлагаем. Это твой шанс, держись за эту возможность, работай на нас. Станешь приносить пользу, все у тебя будет в порядке.
Выбора, по факту, и не было. Самсон вышел на улицу с тяжестью на душе и без копейки в кармане. Он снова обдумывал слова Филиппа: «Либо так, либо тюрьма». Конечно же, он мог отказаться и сесть, как святой мученик, но кому от этого будет лучше. Церковь не оценит его жертву, а потом и вовсе забудет, как забыла всех репрессированных до него священников. Живот свело от голода, но Самсону было все равно. Времена давно изменились, а свобода дороже всего, даже бога.
Глава 4
Москва. Наше время
Ян поднимался по лестнице и чуть не упал, споткнувшись о кривую ступеньку. Он старался не дышать, вонь гнилого мусора и запах табака резали нос. Наверху ждала хозяйка, престарелая советская хабалка, чей муж получил в свое время квартиру, которую Ян собирался снять. Однушка в старой пятиэтажке показалась ему настоящими хоромами после шести лет казармы-общежития в высшей духовной Лупенарии. На первый взгляд все выглядело неплохо, но потом, первое впечатление угасло, стало понятно, что это унылый гадюшник с тараканами. Дом постепенно разваливался, полы скрипели, потолок и стены покрылись трещинами, и любой скрип у соседей звучал громким аккомпанементом на весь этаж. Но Яну нравилось это жилье, оно было только его.
Хозяйка курила на кухне. Ян протянул ей конверт с авансом за жилье. Она быстро пересчитала купюры и ушла, оставив сигарету тлеть в пепельнице. Ян впервые оказался один. В Лупенарии с ним жили пятнадцать человек, а сейчас он в одиночку расхаживал по квартире, из комнаты в ванную и на кухню. Он подобрал непотушенный бычок из пепельницы, затянулся и выбросил его, потом разобрал вещи, нагладил новую V-рясу и быстро перекусил бутербродами с колбасой. На лестничной площадке раздался сильный грохот. Соседи ругались. Ян закрылся в комнате, но до него доносился шум, кто-то кричал: «Чтобы я тебя больше здесь не видел, мудак!..». Ян хотел помолиться, но не успел даже подумать об этом, как в дверь его квартиры громко заколотили. На пороге стоял крепкий мужик. На вид ему было за тридцать, на лице щетина, а виски начинали седеть.
Здорова, сосед, бойко сказал незнакомец. Он тяжело дышал, лицо его покраснело. Одолжи тряпку какую-нибудь или бинт, рану замотать.
Ян растерялся, он оглядел незнакомца и спросил:
А что случилось?
Руку порезал. Спроваживал одного торчка. Болтаются в подъезде всякие уроды. Потом обоссут здесь все под героиновым приходом. Вот ищу, чем бы рану заклеить.
На внутренней стороне ладони красовался длинный порез, из которого медленно сочилась кровь.
Я сейчас поищу что-нибудь, Ян отправился в комнату и заглянул в чемодан.
Так я зайду? спросил он, уже топчась в прихожей.
Да. Можете сесть на кухне.
Только заселился?
Да, сегодня перевез вещи.
Ну и как тебе у нас?
Пока нормально.
Хех, засмеялся мужчина, это не надолго. Меня Ден зовут.
Ян нашел чистое полотенце, порвал его надвое и протянул ему. Они промыли рану, криво перемотали руку и закурили. Ден жил в квартире напротив, сказал, что работает на государство, которое оплачивают ему проживание, но не уточнил, что это за структура. Ян решил, что организация какая-то бедная, раз поселила его в этом доме. Он проводил Дена и предложил ему второй кусок полотенца, но тот отказался, мол, эта ерунда и так заживет.
* * *
Купола Любянской церкви ярко отражали утреннее солнце. На территории у заднего входа стояли служебные фургоны и легковушки, а рядом расположилось длинное одноэтажное здание из белого кирпича, похожее на вытянутый сарай с окнами. За ним построили небольшой мраморный домик для кошек, с фонтанчиком. Внутри церкви пахло воском и ладаном. На передней стене, поверх алтаря, висел огромный крест с символом Всевышнего Божества распятым черным человеком с головой кота. Высокая молодая женщина в серой V-рясе зажигала свечки в притворе и алтарном зале. Затемненные стекла отражали ее лицо, длинные тонкие пальцы и худые кисти. Она была стройной, вытянутой и красивой. Неожиданно кто-то хлопнул Яна по плечу.
Понравилась? Это наша сестра Мария.
Марк! воскликнул Ян и тут же его обнял.
Ну здравствуй, братец, улыбался молодой человек. У него были светлые волосы торчком и мелкие зубки чеширского кота.
Сколько лет не виделись!
Три года, не меньше.
Они вышли покурить перед началом утренней службы. Прихожане постепенно наполняли церковь. Из белого сарайчика вышел PRO-ерей.
Здравствуйте, Виктор Геннадьевич, пролепетал Марк. От высокого худощавого мужчины тянуло сильным запахом алкоголя, но с виду он был бодр. «А ведь ему уже не тридцать и даже не сорок», подумал Марк.
Здравствуйте, вы у нас новенький? обратился он к Яну.
Да. Ян Ронин, только окончил Первую Московскую Лупенарию.
Виктор Геннадьевич, PRO-ерей Любянской церкви. Поздравляю и добро пожаловать, он пожал Яну руку, приготовьтесь к службе, скоро начнем. Марк, проконтролируй.
Они вернулись в церковь. Отец Виктор поставил толстенный криптослов на широкий аналой, и началось утреннее служение. Ян с Марком встали рядом, немного позади отца Виктора. В промежутке между молитвами сестра Мария и певчие добровольцы заливались пением. Виктор невнятно читал, Ян внимательно слушал и подпевал, Марк изо всех сил боролся со сном. Прихожане, в большинстве своем пожилые женщины и мужчины, отбивали поклоны, стоя на коленях. В толпе Ян узнал свою арендодательницу Ларису. Марк вышел в огороженную ризницу, чтобы подготовить крест для исповеди. Ян стоял и смотрел на происходящее. А прихожане глядели на него с каким-то благоговейным ожиданием, как на конферансье небольшого театра. Он поймал взгляд Ларисы. Отец Виктор вышел из алтаря в золотисто-голубой епитрахили и отправился в исповедальную комнату. Прихожане выстроились в очередь и заходили по одному. Марк продолжил петь. Мария готовила кувшин с молоком для причастия.
* * *
Ян думал, что длинный белый сарай используют как склад для церковного хозяйства, но на самом деле он оказался административным зданием. Ян сидел в комнате и внимательно изучал церковный служебник. Марк отправился на заказ: освящать новый автомобиль местного начальника полиции. Церковь хорошо дружила с силовыми структурами и другими госорганами. Сестра Мария выполняла мелкие поручения по хозяйству, а Виктор куда-то уехал.
После вечерней службы Ян с Марком переоделись и сели в парке. Закусывали пиво соленым арахисом и каким-то подобием беляшей из палатки на колесах. Марк рассказывал, как освящал черный крузак со спецномерами. За работу он получил двадцать тысяч, что не так уж и много, учитывая гонорары Виктора.
Как тебе первая служба? спросил Марк.
Да нормально, замялся Ян, я ее так и представлял.
Не переживай. Скоро привыкнешь и это станет, знаешь, как пойти кота покормить.
Я до сих пор не верю, что меня сюда взяли, радовался Ян.
Да, хорошо, что ты сюда попал, подмигнул Марк, нам нужны надежные люди.
Спасибо.
За что? смутился Марк.
За то, что замолвил словечко. Я же понимаю, в такую церковь не возьмут кого попало.
Но я ничего не делал, сказал Марк, тут меня никто слушать не станет.
Тогда кто мне помог?
Марк только пожал плечами и глотнул пиво.
А что это за сестра Мария, спросил Ян, давно она служит?
Что, понравилась?
Да нет, не то чтобы Просто интересно.
Понравилась, ехидно улыбался Марк.
Ян покраснел от стыда.
Да, она красивая, но, к сожалению, глупая. Иногда смотришь, лицо вроде милое, симпатичное, но есть в нем что-то туповато-примитивное. И понимаешь, что человек-то не твоего уровня. Мария красивая, стройная, одаренная большими Марк визуально изобразил руками грудь, но по одному взгляду видно, что интеллекта там нет, и волей-неволей приходится сводить все общение до уровня примитивных инстинктов.
Ян засмеялся.
Узнаю старого доброго Марка. Ты же всегда девчонкам ранги приписывал. Кто там у тебя был, Ян сморщился от напряжения, пытаясь вспомнить, «грошовые», которые шли на черный день, если тебе не давали «массмаркет», и были еще другие, самые дорогие, не могу вспомнить
«Золотой стандарт», помог ему Марк, да, да, все так.
А как ты сюда попал? Сюда же никого просто так не берут. Только по знакомству.
Что, в церковь? Меня Виктор подтянул, по старой дружбе. Мама с ним знакома, вот и замолвила словечко, Марк закурил и протянул Яну зажигалку. Виктор у нас строгий, часто ходит угрюмый, неразговорчивый, потому что на отходняках, но в целом он неплохой, просто работа очень нервная.
Ты хотел сказать служба? поправил его Ян.
Нет, именно работа. Служба-то как раз ни при чем.
Не понял?
Ты еще не в теме, продолжил Марк, пока я не могу все рассказать. Думаю, скоро тебе предложат хорошую работу. Виктор сам все объяснит, когда поймет, что ты готов. Как ты и сказал, сюда просто так не попадают. Значит, нашли тебя. Если ты не будешь тупить, все срастется как надо, я уж надеюсь на это. Главное не умничай и делай, что тебе говорят.
Ты это о чем говоришь? Какую еще работу? А как же служба?
Забудь ты о службе. Это дело вторичное. Церковь теперь другой жизнью живет, братец.
В каком это смысле?
Потом, все потом, отмахнулся Марк, про церковь много не думай. Она никуда не денется. Да и не осталось уже верующих священников.
Это как? недоумевал Ян.
Потом все узнаешь. Не задавай лишних вопросов. Я уже пожалел, что начал этот разговор. И вообще, пора уже по домам расходиться. Не все же тебе сразу выкладывать.
Ян лежал в постели и не мог заснуть. Он долго думал над словами Марка. Как может священник не верить во Всевышнего? Сами, значит, не верят, а других учат. Глупость какая-то, сюр.
* * *
Ян служил в церкви и занимался хозяйством в администрации. Дни проходили скучно. Виктор давал ему задания, а потом куда-то пропадал. Марк помогал Марии в церкви, когда сидел без заказов что-либо освятить. Четыре раза в неделю приезжал невысокий старик с сонными глазами и очень крепким рукопожатием. Его звали Генрих. Ян думал, что он был кем-то вроде завхоза или снабженца, но спрашивать стеснялся. Он проводил много времени в кабинете с Виктором. Яна отпускали домой раньше всех. Марк, как правило, уходили последними.
Иногда Виктор посылал Марка на проповеди в районные школы. Формально это называлось программой духовного воспитания молодежи, хотя больше напоминало жалкие попытки приумножить паству, что было необходимо, ведь она с каждым годом убывала естественным путем. Ян активно помогал со службой и даже сам читал некоторые молитвы.
Весь день светило солнце, но стоило только Яну выйти на улицу, как пошел дождь. Теплый вечер понемногу превращался в прохладную ночь. Он вышел из магазина с полным пакетом продуктов, закурил и по дороге домой случайно встретил Ларису.
Здравствуйте, батюшка, слегка поклонилась Лариса, я как раз к вам направлялась.
Здравствуйте, ответил Ян, я еще не батюшка, пока только PRE-ерей. Так что меня пока нельзя так называть.
Батюшка, вы можете мне помочь? не унималась Лариса. Сегодня в церкви, на вечерней службе, я забыла свою сумку. Голова-то старая, больная, все забывать стала. Вернулась, а церковь уже закрыта. А в сумке-то ключи от квартиры. Как теперь домой попасть на ночь глядя?
Да как же я вам помогу? У меня нет ключей от церкви.
Так ее, наверное, в вашу администрацию передали. Все забытые вещи туда передают. Но меня не пускают. Может, она еще открыта, батюшка Виктор Геннадьевич до поздней ночи там сидит, дела церковные решает, умоляла Лариса.
Ян решил помочь, хоть и не надеялся застать церковь открытой, но отказывать своей хозяйке было неудобно. Они вышли на ответвленную дорогу, уходившую в сторону от шоссе. По обочинам росли деревья, с одной стороны за ними был крутой овраг. Фонари тускло освещали безлюдную улицу. Издали доносился лай стаи бродячих собак. По пути Лариса все упрашивала Яна поговорить с ее младшим сыном.