За два дня до Рождества мою «дискету» опять отформатировали Ты что-то рисовала в голове, мечтала, примеряла новую фамилию. Хоп, одна беседа смывает идеальный замок из песка.
Папу опять перемкнуло, родители запретили общаться Данелем один на один: никаких телефонных разговоров, писем и сопровождения домой после встреч с друзьями. По этой же причине вместо вечернего молодежного служения в церкви буду посещать утреннее вместе с родителями. Отныне только седые Божьи одуванчики в очках будут одаривать меня своей милой улыбкой со вставными зубами.
В голове не укладывалось, почему именно сейчас? Это что особый вид удовольствия: дать привязаться к человеку, зародиться чувствам, а потом сорвать налившийся соком плод и бросить с силой о землю? Не они ли сами нас толкнули друг к другу? Кто поручил Данелю провожать меня до дома? Или родителей временно ослепило самолюбие? А позже пришло осознание: «Вдруг всё серьезно?» Опять те же набившие оскомину слова: «Он тебе не пара».
Да почему?! Хоть кто-то мне пара?!
Почему все родители так уверены, что дети обязательно повторят их ошибки, если их не оградить? Вот вышла мама замуж в девятнадцать, на первом же курсе университета, через одиннадцать месяцев родила меня и пришлось брать год академического отпуска, а после него переводиться на заочку. Намучилась, короче. Но это же не означает, что и мне захочется так рано выскочить замуж и бросить университет. Я раньше двадцати пяти ни за что под венец не пойду.
Свекровь, папина мама, работала учителем в школе и ни во что не ставила мамин диплом заочника, мол халявщики, липовый диплом. А когда я пошла в школу, мама хвасталась ей, что учусь на «отлично». Тогда бабушка требовала показать мои тетради. Первое время я с гордостью их ей приносила, но бабушка говорила: «А я бы за такое пятерку не поставила. Почерк хромает и грязь». Тогда мама, продолжая войну со свекровью, сильнее укоротила мой поводок: ругала за мелкие помарки, заставляла целиком переписывать тетради, я плакала из-за четверок в дневнике, а одноклассники смеялись над этим.
Если я из-за влюбленности не получу золотую медаль, не поступлю в университет на грант, не доучусь по специальности, это будет не просто мой провал, это станет личным и самым большим поражением мамы в схватке с бабушкой. Но не все же теряют рассудок от любви и творят всякие глупости. Уж точно не я.
А теперь опять ждут позорные объяснения с парнем, опять краснеть от стыда и чувствовать неловкость при случайных встречах. Это всё равно, что открытым текстом оскорбить человека: «Sorry, ты не нравишься моим родителям».
Изо всех сил кричу в подушку, молочу по ней кулаками за закрытыми дверями спальни и падаю на диван в слезах от собственной беспомощности, бесправия и несправедливости. Мозг скандирует раз за разом в такт бешеному сердцебиению: «Я. Свободный. Человек!» Я, только я должна решать, кто мне пара, а кто нет, с кем дружить, а с кем расстаться!
Цепная реакция: вначале сам Данель отказался от того, что могло бы стать нашим будущим, а в ответ на его слабость моментально последовала отдача.
Пришлось в последний раз увидеться на вечернем служении. Данель принял новость с достоинством. Даже с некой легкостью. Убедил, что почтение к родителям прежде всего, не нужно идти против рожна. И ничего не предложил взамен. Я ошиблась, никакой он не отважный рыцарь из средневековья, готовый бороться за даму сердца.
***
Еду в запертой отцовской машине. Вот тот поворот, который мне нужен. Во все глаза смотрю на него, проезжая мимо. Повернуть не могу руль в моих руках тряпочный Не слушается и не управляет движением.
Кажется, впервые понимаю, о чём ненавистный сон. Но написать о нём, увы, теперь некому
Скучаю по тебе
Худший способ скучать по человеку это быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим.
Габриэль Гарсиа Маркес
Тим
Осталось два дня до зимних каникул. Оценки за четверть уже выставили, но по дурацкому правилу ходить в школу всё равно нужно. Сегодня приволок с собой гитару, чтобы вынести тянущуюся, как смола, скукотищу. До начала занятий тихо играю дворовую песню «Королева снежная», напевая вполголоса:
«У тебя на ресницах я слезинки не встречу,
Я слезинки не встречу»
Звук гитары, как мед для пчел, влечет праздно слоняющихся в холле. Мимо меня проносится вишневая копна волос, собранных в тугой хвост. Тут же начинаю намеренно петь громче, выкрикивать ей вслед:
«Только серые льдинки
У тебя-я-я в глазах»
Нулевая реакция. Не обернулась, не поздоровалась, не подошла. Гитару под мышку и за ней в класс. А у снежной королевы-то сегодня глазищи опухшие, красные. Впервые не накрасилась. Так она выглядит значительно младше своих лет, как маленькая грустная девочка, у которой упал на пол леденец.
«Ну что ты так смотришь?» говорит и отворачивается.
Стесняется, закрывает лицо руками не хочет, чтобы видел её не в форме. Как же ещё не поняла, что её лицо самое волшебное на свете. С косметикой или без неё. Пока Лика смотрит пустым взглядом куда-то вдаль, сбоку разглядываю её профиль. Острый прямой нос переходит в чувственную ложбинку над ртом (ещё одно моё любимое местечко). Соблазнительная впадинка под нижней губой, будто кто-то нежно провел пальцем по фарфоровой коже Лики перед её рождением. Взглядом поглаживаю её густые тёмные брови. Они строго сведены двадцать четыре часа в сутки, если только не рассмешить её. Сама-то она шутит на троечку. Наверное, сразу родилась со своим фирменным выражением лица.
Широко распахнутые глаза совершенно не умеют лгать. Очевидно, что она плакала, и плакала долго. Может, и всю ночь. Но в чем же причина? Покажите того, кто так накосячил? Где ненормальная любительница праздников, сумасбродных новогодних костюмов и нелепых детских конкурсов? Где взахлеб рассказываемые планы на Рождество с её церковными друзьями?
Вопросительно смотрю на Соню, которая только пришла. Она одними губами отвечает мне: «Потом».
Учитель заболел. Страдаем фигней целых сорок пять минут. Лика склонила голову над партой с закрытыми глазами. Может, и не спит, просто не хочет говорить ни с кем.
Тихо бренькаю на гитаре и едва слышно пою:
«Где твои крылья, которые так нравились мне?»3
«Никакая ты не Снежная королева. Ты спящая красавица», думаю про себя. Пишу записку Соне: «Что с ней стряслось?»
Лика
Ничего не хочу, кроме как проспать ровно столько, чтобы, проснувшись, забыть обо всем. О словах отца, о Данеле и его сухом последнем разговоре. Трус!
Вот бы вернуть себя прежнюю, беззаботную и весёлую, лет так в десять.
Ожидала, что Данель утешит, обнадежит, что не перестанем быть друзьями, что-то придумаем. По крайней мере мог бы бывать на утренних служениях церкви и видеться со мной. Мне пришлось расстаться с ним прямо в Сочельник, и теперь каждый год на Рождество буду вспоминать об этом позоре, унижении. Почему, почему я так привязываюсь к людям и потом начинается такая невыносимая ломка?
Чем быстрее выберусь из зыбучих песков воспоминаний, тем лучше. Но чувствую, что часть меня не хочет отпускать и забывать Данеля.
В Сочельник по семейной традиции отец развел огонь в камине. Пока родители поднялись переодеться к праздничному ужину, жгу одно за другим письма Данеля в ненасытной пасти пляшущего огня. Не вижу смысла их хранить, ведь не удержусь и буду перечитывать и раз за разом вскрывать раны.
Никто не дождется от меня сегодня нарядного вида или хотя бы натянутой улыбки. На семейном рождественском фото всем на зло буду в депрессивных пижамных штанах и мрачно-коричневом, как моя жизнь, балахоне. В зеркале потухшие глаза. Детская предпраздничная непоседливость и возбужденность Олега и Ани ещё сильнее действуют на нервы. Как им всем может быть так весело, когда мне так плохо?
Мамина стойкость даёт трещину к концу ужина. Она гладит меня по волосам, по лицу, молча целует в щеку и обнимает за плечи: «Ты нас потом поймешь Когда-нибудь у тебя тоже будет дочь». Всё равно люблю её. Мне кажется, что, если бы не отец, мама бы не выдержала и разрешила дальше дружить с Данелем.
Сидим без света у камина на мягком диване. Прижимаюсь головой к маминой груди и погружаюсь в долгожданный исцеляющий сон.
***
В воскресное утро 30 декабря в холле церкви среди собравшихся кучками бабушек вижу Тима. Неожиданно и приятно.
«Бледнолицым привет!» дразнит он.
Картинно закатываю глаза, цыкаю, и мы садимся на скамью в конце зала во время служения. Тим говорит, что ему по утрам здесь бывать удобнее потом весь день свободен. Браво, маэстро врать и не краснеть. Догадываюсь, что пришел утром только ради меня. Я ему всё рассказала перед каникулами. Он откидывает рукой назад косую челку, по-доброму подмигивает смоляным глазом и тычет пальцем в мои ребра. Не могу не засмеяться. Звон серебряного браслета на его запястье, привлекает к нам взгляды соседей по лавке. Бабули начинают улыбаться.
Вот кто настоящий друг. И в горе, и в радости.
Залезть в чужую голову
Правду следует подавать так, как подают пальто, а не швырять в лицо, как мокрое полотенце.
Марк Твен
Тим
«Двигатель внутреннего сгорания за счёт движения поршня, который совершает возвратно-поступательные движения, попеременно проходя», Лика отчеканивает зазубренный текст, в то время как учитель, ещё довольно молодой, закрыв глаза, чуть не стонет:
«Да, Воскресенская, давай ещё. Могу слушать это бесконечно. Просто услада для моих ушей».
Слова «возвратно-поступательные движения» он сопровождает соответствующими движениями руки, сжатой в кулак. Отчего по классу прокатывается волна басистого ржача. Здесь пацаны со всей параллели и совсем мало девчонок.
Препод, конечно, рад такой старательности Лики в неженском предмете, но тот ещё извращенец его похвала звучит двусмысленно.
«Девочка моя, что ты здесь забыла?» звучит сострадательный вопрос в моей голове. Она даже не понимает причины смеха в классе, ассоциации, которые вызвали её слова.
Кроме Лики, здесь ещё несколько таких же отчаянных, которые ненавидят шить и вязать больше, чем толпу спермотоксикозных самцов со всей параллели с их сальными шуточками.
По средам весь день профподготовка. Выбор невелик: швейное дело или автошкола. Для девчонок устроили жесткий отбор пробный заезд сразу на грузовике. Допотопная колымага с огромным рулем без гидроусилителя заводится отвёрткой вместо ключа.
У отца Лики в гараже стоит ЗИЛ со времён постройки собственного дома. Потому до испытания в автошколе папа успел солидно поднатаскать её. Лика прошла отбор и попала с нами в группу «автошников». Догадываюсь, что не по своей воле, опять руку приложили родители.
Кто в силах шесть уроков подряд сидеть в одном кабинете, изучая железяки и правила дорожного движения? А потом ещё пару часов торчать на улице, ожидая свои десять минут позора за рулем чудо-мобиля.
Лика спрыгивает с подножки грузовика красная, как флаг СССР. На правой кроссовке сверху отпечатался протектор массивной ноги. Она боится газовать, а препод делает это не самым изящным способом давит своим сорок пятым размером на её тридцать седьмой.
Нам с Ликой по пути до её остановки. По дороге она обнаруживает, что забыла ключи от дома, а родители за городом у бабушки до самого вечера.
Уговариваю пойти ко мне и не мерзнуть на улице. Все-таки январь на дворе. Представляю мамину ухмылку, когда приду домой с девушкой. Впервые. Мне фиолетово, мы же просто друзья.
Лика
Зачем согласилась? Хочется бежать без оглядки, когда двери лифта закрываются за нами. Хотя и нахожусь рядом с Тимом в школе каждый день, в таком узком и замкнутом пространстве между нами повисает почти осязаемая неловкая тишина, а лифт едет слишком медленно.
Как это будет выглядеть в глазах его мамы? А вдруг её не будет дома? Что тогда? Один на один оставаться нельзя так нас учили в церкви. И как потом объясню родителям, где провела весь день, забыв ключи? Могла бы пойти к Соне, но без предупреждения как-то неудобно. Или просто ищу себе оправдание?
Хоровод вопросительных знаков в голове заставляет нервно теребить серьгу-рыбку в ухе.
Тим открывает дверь, и мы сразу же оказываемся в светлой кухне. В квартире нет коридора видимо, сносили стены.
Брюнетка с короткой стрижкой и бронзовой, как у Тима, кожей мигом оборачивается к нам. Она на голову меньше меня ростом и, думаю, на десяток лет старше моей матери. Увидев меня, расплывается в лукавой улыбке, будто знает какой-то секрет.
Мам, это Лика моя подруга, Тим делает сильное ударение на последнем слове. Она забыла ключи, посмотрим что-нибудь на компе.
Ага-а, девочка «щечки, как яблочки», говорит она с той же самой улыбкой.
Та-а-ак, откуда ей известно это прозвище? Неравный поединок. Я не владею такими личными деталями о маме Тима, как она обо мне.
По-озорному хохочет и жестом зовет нас за стол.
Пьём чай с простыми гренками из батона и вареньем из дачной клубники, когда из другой комнаты с голым рельефным торсом вываливается старший брат Тима. Который из двоих не знаю. Почти точная копия Тима, но возмужавшая, небритая и выше ростом. Увидев нас за кухонным столом, парень театрально хватается за живот, из гортани вырывается самый заразительный смех, который когда-либо слышала.
«Наш маленький Тим пришёл поиграть в игрушки с маленькой подружкой, или пришли сообщить, что поженитесь?» говорит он, саркастично задрав одну бровь.
Краснею до самых корней волос. И как реагировать на такую реплику?
«Простите, не знал о Вашем визите, а то бы принарядился. Я Алекс», чмокает мать и садится рядом с ней за стол. По-прежнему без майки. Стараюсь не пялиться на его голое тело.
Позднее убеждаюсь, что брат Тима веселый и открытый человек, хотя и крайне беспардонный. Алекс рассказывает, как создал свою музыкальную группу. До жути стеснялся девчонок в школе, боялся к ним подойти и заговорить. На что его мать дополняет чересчур откровенно: «Я уже подумывала, что Алекс у нас гомосек, пока не нашла чемодан с презервативами».
Мои глаза против воли превращаются в два мяча для пинг-понга от её слов. Такие ужасные вещи для них норма? И они болтают о них вот так запросто за чаем.
Короче, брат Тима нашёл способ кадрить девчонок, не разговаривая с ними. Все мы, дамы, падки на танцоров и музыкантов. Со временем увлечение, публичные выступления и поддержка зрителей сделали парня более раскованным.
Помогаю маме Тима с посудой, оставшись с ней наедине на кухне. Нашлась общая безобидная тема у них есть дача, а я рассказываю про мамин сад.
Тим показывает свою комнату, потом куда-то выходит. Детская мебель, книги в жанре фантастики и фэнтези. Беру с полки фотоальбом. Внутри страницы с фотографиями девчонок. Некоторых из них знаю, учились в нашей школе. Здесь же фото Инессы. На снимке она сидит на столе с хищным взглядом и готическим макияжем. Подскакиваю от страха, когда слышу голос Тима за спиной:
Нашла мою коллекцию?
Что? растерялась, что он меня так подловил.
А твоей фотографии у меня так и нет. Подаришь на память?
Зачем? Что ты с ней будешь делать? Если честно, мне даже странно видеть фотографии этих девушек. Они сами ему их отдали?
Буду смотреть на тебя перед сном. Может, даже целовать. Увидев мою реакцию, Тим смеётся.
Это все твои бывшие? кладу альбом на место.
Почему же, нет, не все.
Нет, не все они его бывшие или нет, не все, и есть ещё куча девчонок, с которым он был? У себя дома Тим другой. Простой, умиротворённый, спокойные, чуть сонные глаза, ленивая, неторопливая речь.