Меня зовут Измаил, сказал мужчина. Я был помощником вашего мужа на Западном Урале.
Настя вновь посмотрела на Ивана. Тот рассматривал содержимое журнала «Эсквайр» и, казалось, совсем погрузился в медитацию над картинками швейцарских часов. Складывалось ощущение, что до нирваны ему оставалось каких-нибудь три цуня.
Настя откашлялась. Иван перевел на нее затуманенный взгляд, потом посмотрел на склонившуюся фигуру гостя. Медленно опустил и снова поднял веки, давая понять женщине, что их внезапный нарушитель спокойствия говорит правду.
Я пришел выразить вам свои соболезнования, пробасил Измаил и протянул открытую ладонь женщине.
Та робко подала руку в ответ и почувствовала теплое прикосновение. Измаил придержал на мгновение кисть Насти, и его большой палец едва погладил круговым движением тыльную ее сторону.
Настя почувствовала, как по спине пробежал холодок. Что-то страшное было в этом жесте и в то же время возбуждающее. Она поймала себя на такой мысли и словно отмахнулась от нее заметным движением головы. Не удержалась. Она не понимала, почему ощутила такое странное переживание в ожидании праха своего супруга. Знала, что так неправильно. Долго смотрела мужчине вслед, когда он твердым шагом уходил по коридору.
Обратно Настя и Иван ехали на автомобиле. В пассажирской части самолета нельзя провозить урну с прахом в ручной клади, но в багажном отделении можно. Нужно собрать документы. Несложно, в принципе, но справку из санэпидемстанции о герметичности и безопасности урны раньше понедельника не выдавали, а кремация была в пятницу.
Иван с Самсоном часто колесили по стране на черном «Гелендвагене». В этот раз, как нельзя кстати, они тоже пользовались автомобилем в поездке по Уральскому региону. Потому теперь Настя ехала на заднем сиденье, отделанном мягкой кожей, а урна с прахом ее мужа подпрыгивала в багажнике внедорожника.
Женщина лежала на сиденье, поджав ноги. Она смотрела, как под креслом водителя катается бутылка с питьевой водой, бог весть когда туда попавшая. Настя следила глазами за перекатывающейся справа налево синей крышкой и думала, что похожа на эту бутылку такая же потерянная. Она пыталась вздремнуть. Закрывала глаза, но веки ее невольно поднимались, и взгляд снова фиксировал синее круглое пятно, перемещающееся между направляющими сиденья напротив, словно пиксели мячика в старой досовской компьютерной игре «Теннис».
Почему Измаил подошел к нам? спросила она Ивана.
Тот быстро обернулся. Бросил на нее настороженный взгляд.
Я думал, ты спишь. Тебе бы совсем не помешало. А длинная дорога лучший помощник для того, чтобы отдохнуть. Если ты не за рулем, конечно.
Оба молчали с минуту. Потом Иван спросил:
Ты же не повезешь прах в Израиль? Это глупо. Самсон хоть и гражданин Израиля, но сам факт кремации может не понравиться властям. Они там до сих пор ведут споры о недопустимости сжигания тела иудея после смерти. Да и ему, кажется, все равно было, где его захоронят. Просто я сейчас думаю, что, куда бы мы его останки ни спрятали в России, народ пронюхает и устроит там мавзолей.
Настя сделала вид, что не услышала.
Иван, ты не ответил мне про Измаила, спокойно напомнила она.
Ее собеседник, в свою очередь, сделал вид, что не слышит.
Знаешь, однажды Самсон узнал про Кастанеду, в смысле про его смерть, точнее, про его похороны была версия, что три последовательницы с его прахом предположительно прыгнули со скалы в калифорнийской Долине Смерти, пояснил Иван. Так вот, твой муж сказал, что тоже бы так хотел. Но женщины обязательно должны быть голыми, с большими сиськами и крутыми бедрами. Иван внезапно заржал на всю машину и так же резко прекратил смеяться. Правда, тогда Самсон был накачанный текилой, а может, и еще чем пожестче, добавил он.
Все так же лежа на кожаном сиденье и наблюдая за пластиковой бутылкой, Настя вздохнула. Она знала про своего мужа все: и про свет, и про доброту, и про баб, и про то, как он любил деньги. Поначалу ее поражало, как в одном человеке могли совмещаться жуткая непристойность, низменные влечения, постоянная страсть к нарушению закона и в то же время неподдельная, искренняя любовь к семье, трепетное отношение к своей матери, преданность своим друзьям и близким. Возможно, сам факт такой жуткой смеси его черт, абсолютно противоречащих друг другу, невероятно притягивал ее к нему. Столько противоположностей в одном человеке удивляли, поражали, обезоруживали. В первые годы их знакомства она даже предполагала наличие у мужа расстройства множественной личности. Но знакомый психиатр сказал ей, что это вряд ли, потому что Самсон всегда имел полный набор своих ипостасей и использовал их одновременно, не забывая ни про одну. При множественной же личности каждая личность почти всегда не знает о наличии соседних.
И все-таки, что не так с Измаилом? настаивала Настя.
Она чувствовала: Иван пытается увести ее от вопроса. Не хочет отвечать. Значит, дело нечистое. Настя хорошо понимала, что все светопреставление с психолого-эзотерическим обществом ее покойного мужа не более чем прикрытие чего-то более важного. Скорее, незаконного и сильно криминального.
Иван же за многие годы знакомства с Настей осознавал, что та далеко не дура. Он знал: такой человек, как Самсон, не стал бы подпускать к себе женщину глупую, а тем более делать ее своей женой и матерью собственного ребенка. Потому к Насте Иван всегда испытывал смешанные чувства: слегка побаивался, слегка восхищался, очень уважал, а иногда даже позволял себе представить, как спит с этой женщиной. Часто такое случалось с похмелья, когда он просыпался один на широкой кровати после бурной ночи веселья, проведенной в компании Самсона, еще парочки нужных людей и нескольких женщин, доступных за вознаграждение.
Измаил? вздохнул Иван. Ну, он же тебе сказал. Правая рука твоего Самсона по Западному Уралу.
Я думала, ты его правая рука, медленно сказала Настя, сделав акцент на местоимении и подчеркнув интонацией два последних слова.
Женщина знала, как выудить информацию, спровоцировать на эмоции и воспользоваться положением. Таких, как Иван, она видела насквозь. Амбициозных, но недалеких, способных, но не самостоятельных. Иван смотрел в рот ее мужа с придыханием и выполнял все поручения. Но не потому, что верил в экзистенциальные сентенции своего босса, а потому, что получал хорошие деньги. Настя знала: Иван хотел стать таким же, как ее Самсон, но всегда понимал, что не сможет. Он был на своем месте. Нет, не вторым человеком, но помощником первого. А зачастую такая роль имела больший вес, правда, при живом лидере. Теперь у Ивана оказалось два пути: оставаться с ней или раствориться в неизвестности со всеми вытекающими последствиями. Так считала Настя.
Я был его правой рукой в принципе, а Измаил только на отдельной части пространства. То ли решил пошутить, то ли попытался оправдаться Иван.
Настя кивала своим мыслям, упершись затылком в кожаное сиденье.
Я правильно понимаю, что ты с Измаилом не в очень хороших отношениях? спросила она и увидела, как ее приятель набрал полную грудь воздуха, а потом шумно и медленно выдохнул, раздувая щеки.
Теперь он займет место Самсона. Это было решение твоего мужа, подытожил Иван.
Настя удивилась, услышав такой ответ. Она не задумывалась раньше над тем, как продолжит существование «предприятие», созданное ее супругом, в случае его смерти. Теперь была слегка обескуражена известием. «А кем теперь будет она?» прокрался в ее голову коварный вопрос.
По устному распоряжению тебе и Неже будут выделяться средства. Пожизненно, продолжал говорить Иван, словно прочитав ее мысли. По крайней мере, такой был договор.
Настя слушала сосредоточенно.
Но устный договор это почти что прозрачный воздух на ладони. Он как бы есть, но когда попытаешься за него ухватиться и сожмешь кулак, он тут же исчезнет. Понимаешь, о чем я? Мужчина обернулся и посмотрел на Настю. Они не захотят вас содержать. Зачем им это нужно? И вообще, зачем ты им нужна? Они не в курсе, сколько и чего ты знаешь.
Женщина медленно кивнула, глядя в глаза Ивану, что отражались в зеркале заднего вида.
Ты думаешь, для меня это опасно? спросила она.
Я уверен.
Глава 2
Егор Ильич хоть и стал в их с Сергеем тандеме полноправным членом сыска, но не забывал следить за домом. Конечно, больше не прибирался в комнатах да и за газоном не ухаживал, потому что на такие цели парочка решила скинуться и нанять специально обученного человека. Но иногда заезжал в магазины по обустройству быта приобрести что-нибудь приятное для загородного владения своего партнера, которое не покидал последние десятилетия и считал его если не своим, то точно не чужим. На этот раз он решил услышать просьбу садовника и купить для освещения дорожек несколько фонарей, подзаряжавшихся от солнца.
Он долго разговаривал с консультантом. Выбирал люмены, размышлял над необходимостью датчиков движения и степенью защиты самих приборов. Наконец, остановившись на оптимальном варианте по цене и остальным условиям, он сложил коробки с фонарями в тележку и неспешно направился к кассе, напевая под нос хабанеру из оперы «Кармен» Жоржа Бизе. Он не подозревал, что издаваемые им звуки называются именно так, а просто мычал что-то приятное про любовь, услышанное ранее и всплывшее в сиюминутном воспоминании.
Егор Ильич подобрался к кассам самообслуживания и, вооружившись сканером, стал расстреливать лазерными лучами штрихкоды на коробках. Внешне он проделывал это с серьезным видом солидного пожилого человека. Но в глубине себя, там, куда ничей взгляд добраться не мог, Егор Ильич издавал звуки «пиу-пиу» при каждом нажатии на кнопку считывающего устройства, а в его памяти отражались обрывки воспоминаний из собственного детства.
Когда с коробками было покончено и помощник детектива направился на стоянку к «Патриоту», купленному взамен старой «Нивы», к нему подошел мужчина лет тридцати пяти. Малоприметный. С лицом, каких тысячи. В толпе ничем не примечательный. Биомасса. Улыбаясь, он посмотрел старику прямо в глаза.
Здравствуйте, сказал он, протянув правую руку в приветствии, я Алексей.
Егор Ильич остановился и внимательно посмотрел на незнакомца.
Допустим, ответил помощник детектива, не торопясь рассыпаться в любезностях и подозрительно наблюдая за событиями.
Алексей продолжал держать ладонь в ожидании рукопожатия.
Вы Егор Ильич, я правильно понимаю? спросил он, не стирая улыбку с губ, отчего она стала неестественной.
Положим, да, это мое имя, осторожно ответил он.
Я хотел бы вас попросить, Егор Ильич, пройти со мной в машину для очень короткого, но абсолютно конфиденциального разговора. Буквально на пару минут, пояснил незнакомец, опустил наконец правую руку, а левой показал удостоверение сотрудника федеральной службы охраны. Вы же не будете возражать?
Помощник детектива в легкой растерянности пожал плечами:
Тут возражать, думаю, бесполезно. Вы же все равно не слезете. Вам проще дать, чем рассказывать про головную боль.
Алексей самодовольно хмыкнул:
Это правда, Егор Ильич. Тут я с вами согласен на все сто. А за тележку не беспокойтесь. Оставьте прямо здесь, ее никто не возьмет, уверяю. Вы сами скоро вернетесь и продолжите то, чем занимались.
Мужчина указал рукой в направлении микроавтобуса «Фольксваген-Калифорния» черного цвета, с тонированными стеклами, стоявшего в противоположном ряду, на несколько машино-мест дальше, чем автомобиль Егора Ильича.
Помощник детектива кивнул. Машинально сцепил руки за спиной и широким шагом делового человека направился к указанному авто.
В автомобиле, помимо водителя, был еще один странный тип. Егор Ильич не мог толком рассмотреть его лица. Мужчина смотрел в окно слева от себя, повернув голову в сторону. Он даже не пошевелился, когда помощник детектива, кряхтя, взобрался в салон и поздоровался.
Не обращайте внимания, сказал Алексей, усаживаясь в кресло напротив, он немногословен. Сотрудник федеральной службы охраны показал рукой в сторону молчаливого наблюдателя у окна.
Понятно, смиренно ответил Егор Ильич. Так что за дело-то у вас? Может, расскажете? И почему это меня вдруг касается. Если что по нашей с Сергеем работе, так пришли бы сразу к обоим. Адрес ведь вам говорить не надо. Да и приглашения не самая важная для вашей братии вещь. Так ведь?
Алексей вздохнул.
Вы не волнуйтесь, Егор Ильич. Все хорошо. Просто нам удобнее решить с вами вопрос отдельно, без вашего молодого друга. Зная его, мы уверены, что Сергей начнет проявлять ненужную активность. А она только помешает одному делу государственной важности, в котором вам обоим придется участвовать.
Егор Ильич залез в карман и достал бумажный платок, вытер им губы, скомкал и положил обратно. Движения его были размеренными, где-то даже нарочито затянутыми. Он словно отодвигал время обсуждения самого вопроса, словно предчувствовал что-то нехорошее.
Ладно, давайте перейдем к сути, наконец сказал он.
Старик заметил, как губы Алексея вздрогнули от легкой усмешки. Он поерзал на сиденье и поморщился.
Давайте, выкладывайте уже, сердито произнес он. Не люблю я с вашим братом засиживаться. Хорошо, конечно, что вы есть. Но лучше, если где-то далеко.
Алексей кивнул:
Понимаю. А вы рассказали вашему напарнику, что у вас с нашим братом, как вы сказали, были в свое время тесные взаимоотношения? Или утаили? Не хотели огорчать? Алексей уже не скрывал ехидной улыбки.
Егор Ильич нахмурил брови и цокнул языком.
Не сказал. Дело прошлое, к сегодняшнему не относится.
Опять понимаю, закивал собеседник, но для нас прошлых дел не бывает. Вы ему рассказали, как мы использовали вашу подругу, чтобы не пустить на рынок французов? И вы нам очень помогли в этом, не так ли?
Егор Ильич потер ладони. Посмотрел на второго человека в салоне микроавтобуса. Поморщился.
Так ведь пустили же, резко ответил он фэсэошнику.
Пустили, подтвердил тот. Но на наших условиях. А Анна при этом, ваша покойная подруга, понесла только убытки. И все благодаря вашему содействию, Егор Ильич.
Старик недовольно всплеснул руками и выпалил:
Зато жива осталась! Если бы не я, вы бы ей устроили что-нибудь. Отказ тормозов или выезд на встречку. У вас же все просто. Проблема есть, пока человек жив. А если он мертв, то и проблема рассосалась. Так ведь? Егор Ильич замолчал на пару секунд, раздосадованный, что не сдержался. Я ее от вас спас, можно сказать. А деньги она себе еще заработала, махнул рукой старик.
Алексей вздохнул. Покрутил головой. Суставы его шейных позвонков захрустели.
Не вы спасли, заговорил он. А мы дали возможность вам это сделать.
Да что вы заладили?! снова возмутился Егор Ильич. «Мы», «вы»! Не надо мне это рассказывать. Я знаю все. Лучше вашего, думаю. Он с брезгливостью осмотрел человека, сидевшего напротив. Вы тогда еще, наверное, в институте вашем, или как он там назывался, штаны просиживали и борщ государственный лопали. Рассказываете мне сейчас, как много сделали для Родины.
Да что ж вы шумите-то, Егор Ильич? мирно улыбаясь, спокойно спросил Алексей. Я, конечно, в вашей истории не участвовал в силу, как вы правильно подметили, возраста. Но у нас ведь все записано. А что написано пером, сами знаете, остается на века под грифом «секретно». Тут важно доступ к материалам иметь. Я имею. Алексей усмехнулся. Читать люблю, опять же.