А ты не торопись. Прислушайся к своим ощущениям. Говорила, тебе нравятся колокольчик и ландыш.
Но я о живых цветах.
Хорошо. Попробуем понюхать эфирные масла. Хочешь?
Хочу.
Верстовский с готовностью встал и протянул ей руку. Они направились в лабораторию, уселись рядом и долго нюхали, делая перерывы, чтобы, как говорил Константин Геннадьевич, «нос восстановился».
И тут его ждал сюрприз. Оказалось, что ей нравятся шипровые ароматы, а никакой не колокольчик и уж тем более не примитивный ландыш.
Верстовский задумался.
Очень давно, в самом начале двадцатого века, знаменитый Франсуа Коти соединил несочетаемые, казалось, ароматы цитрусовых, мха, дерева, лаванды и получился легендарный «Шипр». Дерзкая и непривычная комбинация ярких и пронзительных цитрусовых, легких цветочных, а еще терпких, мшистых и землисто-влажных сандала и мха, подчеркивающих ум и сообразительность. Спорная композиция, никого не оставляющая равнодушным.
Как же он сам не додумался? Ведь Серафима просто рождена для шипра. Она такая и есть! Шипровая! Дерзкая, настойчивая и до невозможности яркая! Насчет ума, правда, можно поспорить, зато упрямства хоть отбавляй! Одним словом, бунтарка хренова! Ну а со временем появится и чувственность. Если появится
«Шипр» это же бронебойное оружие! Им можно сразить любого! И прежде всего саму непокорную и взбалмошную Серафиму!
Итак, мускусно-землистая пачуля, сухие древесные ноты с легким аккордом фруктов, цветочной сладости и влажной зелени. Медовые и одновременно холодные и пряные оттенки туберозы. Немного бергамота. Лаванда. Но главное мшистый базовый шлейф.
Как хорошо ему знакомо это сочетание ароматов!
Вот он, тот червячок, на который он поймает эту нахалку! Свои духи! Колхозной нимфе такое и не снилось. Великая Мадемуазель как-то сказала, что у женщины, не имеющей духов, нет будущего. Он поманит Серафиму именно этим будущим!
Ты неправильно себя видишь и плохо понимаешь, задумчиво сказал он. Думала, что твой аромат что-то типа «Climat».
Какой еще климат?
Это легендарный мягкий цветочный аромат: ландыш, нарцисс, цветки апельсина, ветивер и тубероза. Квинтэссенция женственности.
А я, по-вашему, не женственная? надулась Серафима.
Она еще женственной себя считает!
Ну не то чтобы
Ах так! Я, значит, конь трелевочный?
Да не заводись ты! У тебя другая тема. Ты решительная и смелая.
А решительные не могут быть женственными?
Могут. Но не сразу. Лет через пятнадцать-двадцать при хорошем уходе, поливе и питании.
Серафима задумалась.
А «Poison» от Диора мне тоже не подходит? Кажется
Не льсти себе. Восточные ароматы для femme fatale. Там много мускуса, который ты презираешь, экзотических специй и ягод. Это соблазн и магические чары.
Вы же сами убеждали меня, что надо переходить на что-то сексуальное.
Но не до такой степени. На роковую красотку ты не тянешь. Или в зеркало совсем не смотришься?
Он сразу увидел, что девчонка сникла. И чего он в самом деле на нее напал? Так и отпугнуть можно.
Не печалься, детка. Тебе не нужны чужие ароматы. Я сделаю для тебя твой собственный.
Ух ты! Так вы специально для меня духи сделаете?
Не для тебя, а твои.
Ух ты! Тогда я я тогда пойду приготовлю чего-нибудь вкусненькое!
Лучше иди в лабораторию и учи запахи.
Учи, учи Что вы меня вечно посылаете!
Не посылаю, а отсылаю. К знаниям.
Он видел, что обещание создать для нее духи произвело нужное впечатление. Конечно, кому не хочется иметь эксклюзивный парфюм! Теперь это будет для нее сильнейшим мотивом. В ожидании чуда она не уйдет. Никуда не денется. А это как раз то, чего он хотел.
Спасибо огромное, Константин Геннадьевич! крикнула она уже из коридора.
Верстовский усмехнулся и решил «прикнопить» своевольную стрекозу еще основательнее.
Когда аромат правильный, громко произнес он, с его помощью ты сможешь моделировать свое собственное настроение. Например, прекратить препираться со мной при каждом удобном случае.
Да я не
А потом сможешь перейти на другой уровень, еще на тон повысил голос Верстовский, научишься изменять настроение, да что настроение! поведение окружающих. Будешь управлять их чувствами, мыслями, поступками. Духи мощное психологическое оружие.
Рыжая голова снова выглянула из-за угла.
Оружие? Не перебор, случаем?
Глупышка! Именно оружие! Причем бьет оно без промаха!
И подумал: «Но это тебе только предстоит узнать».
Парфюмерия как точная наука
С каждым разговором, с каждым вечером, проведенным в лаборатории Верстовского, в Серафиминой голове все четче формировалась мысль, что парфюмерия это в самом деле наука. Как ни удивительны ее природные способности к распознаванию ароматов, их совершенно недостаточно. Она так и думала: «Этого недостаточно». Хотя если бы кто-нибудь додумался спросить у нее: «Недостаточно для чего?» ответить разумно она бы не смогла. Просто чувствовала, что ей это надо, и все.
Верстовский, похоже, считал так же, поэтому, когда она спросила, что можно почитать на тему парфюмерии, с готовностью ответил:
Книг о парфюмерии, милочка, не так много. Еще меньше вменяемых, а вменяемо переведенных на русский язык вообще кот наплакал. К тому же большинство из них профессиональные или справочники. Что из этого ты своим нетренированным умом сможешь переварить? Пока ничего, к сожалению. Хотя Есть, например, «Парфюмерный гид» Лука Турина и Тани Санчес. Их два. Один о люксовых и классических ароматах, второй, довольно свежий, о нишевой и артизанальной парфюмерии.
А что такое артиназальная? Для носа, что ли?
Артизанальная, тупица. Это когда независимые парфюмеры выпускают ароматы, можно сказать, на дому.
Как вы?
Какое там! У меня оборудование не то. Да и концепции подходящей нет. Я скорее к ремесленной парфюмерии отношусь в данный момент, Верстовский хмыкнул. Впрочем, меня с независимыми роднит художественная свобода.
А что в этих гидах пишут?
Авторские рецензии на ароматы. Не более. Но читается легко. Хотя тебе было бы интереснее почитать «Энциклопедию парфюмерии» Юджина Риммеля. Она на русский переведена. Но там больше о парфюмерии древнего мира. Исторический, так сказать, экскурс.
Экскурс? А попроще? То есть посовременней?
Тогда попробую поискать для тебя Анну Зворыкину. Название длинное какое-то «От гвоздики до сандала», кажется, и что-то еще. Не помню. Тебе понравится. Зворыкина о натуральной парфюмерии пишет.
А журнальчики какие-нибудь Есть?
Верстовский вскипел.
Я ей про настоящие знания толкую, а ее все на глянцевые журналы тянет! И что ты там хочешь прочесть? Вот скажи: что?
Серафима пожимала плечами. Вовсе она не хотела никаких глянцевых журналов. Расстраиваться только. Просто ей было тяжело освоить сразу столько информации, да еще такой специфической. Словечко это она подцепила у Верстовского и с удовольствием им пользовалась.
Серафима, ты почему не съела котлету? Опять скажешь, что испорченная?
Серафима, не желая обижать тетку, которая приходила готовить, отвечала:
Нет, просто она специфическая. Я такие не очень люблю.
Верстовский фыркал, злился, а потом нюхал котлету и, подумав, выбрасывал в мусорное ведро.
Эта чертова Серафима зря говорить не станет!
Иногда он начинал разговор сам.
Вот ты думаешь, производство духов сродни алхимии. Что-то таинственное и романтическое. Как в кино?
Так ведь это же духи! воскликнула Серафима и, взмахнув рукой, продекламировала недавно вычитанное в журнале: «Аромат сирени, запах нежных роз этот день весенний в нашу жизнь принес!»
Избавь меня от этой слащавой чепухи! Духи это наука и сложное высокотехнологичное производство.
Я думала, парфюмер
Она думала! А такое слово, как эвалюатор, слышала?
А кто это?
Своего рода ходячая энциклопедия. С него все начинается. Сначала он изучает концепцию проекта, а затем предлагает варианты и «нос».
Серафима вытаращила глаза.
Какой еще нос?
Того великого человека, который способен различать до десяти тысяч оттенков запахов! Нюхача, как теперь говорят.
Серафима вдруг быстро взглянула.
Вы были «носом»?
Вот именно «был».
А
Не отвлекайся. Ты, наверное, думаешь, что кабинет парфюмера наполнен колбочками, мензурочками и скляночками с разными волшебными эликсирами?
Ну Нет?
Инструмент парфюмера компьютер, детка.
И больше ничего?
Еще программа, в которую он вводит химические формулы, по которым ассистент составляет композиции.
Так это ассистент смешивает все?
Обычно он соединяет ингредиенты в заданной пропорции, а потом несет парфюмеру, чтобы тот оценил полученный опус. Потом коррекция формул и все сначала.
Фу ты ну ты! Формулы, ингредиенты, коррекция. Со скуки умереть можно.
Можно. Иногда на поиск идеально гармоничного аккорда уходит уйма времени. Месяцы!
Тоска.
Се ля ви, детка. Впрочем, иногда бывает по-другому. Первая женщина-парфюмер Жермен Селье сочинила знаменитый «Fracas» за шесть секунд.
Девочки рулят! Вот это я понимаю!
Не радуйся особо. Почти все парфюмеры мужчины.
А говорили, что женщины тоньше чувствуют ароматы.
Так и есть.
А почему же тогда
Потому что вы, бабы, нетерпеливые.
Чего это мы нетерпеливые? сразу вскипела Серафима. Да у нас терпения только на вас, мужиков, не хватает, а так хоть отбавляй!
Верстовский улыбнулся про себя. Какая она все же «шипровая» эта Серафима.
Ты будешь препираться или слушать?
Чего сразу препираться? Я, между прочим, очень даже
Серафима!
Молчу, Константин Геннадьевич.
Молчит она! Верстовский посмотрел на непоседливую ученицу устрашающе. Та с готовностью вытаращила зеленые пуговичные глаза.
Когда отобрано несколько удачных композиций, подключается технолог, еще раз строго взглянув на нее, продолжил Верстовский. Его задача сделать аромат стойким и стабильным. Понимаешь?
Вот это как раз отлично понимаю. Я вообще за стойкость и стабильность!
Ты меня притомила, честное слово!
Это потому, Константин Геннадьевич, что уже примерно пять минут я слышу аромат кулебяки, доносящийся из духовки. Она и так в холодильнике двое суток пролежала. Теперь засохнет, если передержать. Если я сейчас же
Иди уже, кулебяка! Я ей о высоком, а она мне про пироги!
Так ведь голодное брюхо к учению глухо, вы же знаете
Серафима вскочила и понеслась к своей кулебяке, а Верстовский стал смотреть в окно и размышлять.
Думала и Серафима. Например, о том, как к ней относится работодатель. Иногда ей казалось, что вроде неплохо, но гораздо чаще она замечала, что раздражает его. А если так, то зачем он ее сюда притащил?
Впрочем, сама виновата. Несет всякую ерунду. Взять хоть этот мускус. И чего он ей покоя не дает! Конечно, ее разглагольствования бесят Константина Геннадьевича.
Вчера даже кулаком по столу шандарахнул.
Да иди ты на хрен с этими яичками, Серафима! До чего упертая! Сколько раз тебе, тупице, повторять? Нет! Их уже не убивают! И ондатр, бобров и циветт тоже! Кругом одна синтетика. Но, поверь, искусственно синтезированные ароматы это совсем не плохо. Для парфюмера с воображением синтетика неограниченная свобода в создании запахов. Можно такое сотворить! А что касается мускуса, то он и искусственный недешев: почти тысяча евро за кило. Так что, если он есть в твоих духах, считай, что ты пользуешься дорогим парфюмом.
Я никаким не пользуюсь.
Ну и дура! А впрочем, лучше никакого, чем черт знает какой. И, знаешь, любой парфюмер всегда предпочтет запах чистого тела. Мы ведь тоже парфюмом не пользуемся.
Верстовский задумался, а Серафима исподтишка разглядывала его. Сейчас расскажет что-нибудь интересное. Вот уже и лицо разгладилось, помолодело даже. Глаза прямо огнем горят! Значит, потянуло на поговорить. А все потому, что любит он свое дело парфюмерное.
И, кажется, ей очень повезло, что такой человек появился в ее дурацкой жизни.
Когда они напились чаю и до последней крошечки съели кулебяку, Верстовский снова вернулся к любимой теме.
Представь, Серафима, для производства одного литра розового масла требуется пять тонн цветов. Собирают их на рассвете, чтобы солнце не убило запах. Поэтому натуральное розовое масло очень дорогое. А аналогов до сих пор не придумано.
Он улыбнулся.
А знаешь, какое цветочное масло мое любимое? Ириса. Из тонны сырья получается примерно килограмм. Оно сочетает цветочную и древесную ноты. Боже! Какой это запах! Самый совершенный аромат природы! Он всегда обострял мою интуицию.
А почему вы ушли из парфюмеров?
Да никуда я не ушел. Просто поменял направление деятельности. Стал технологом.
Но вы же были «носом»!
Был да сплыл.
Почему?
Что ты прицепилась! По кочану!
Фу, как невежливо!
С тобой поведешься, еще и не тому научишься! Ты, Серафима, вообще ужасная грубиянка!
Он надеялся, что девчонка начнет спорить, но на этот раз она не дала себя сбить, как она любила говорить, «с панталыку».
Вы у меня все время выпытываете, а про себя ничего не рассказываете.
Я не выпытываю, а расспрашиваю, потому что мне небезразлична твоя судьба.
Так и мне ваша не до фонаря!
Верстовский вздохнул. Именно сегодня не хочется ни о чем рассказывать. Особенно об ЭТОМ. Но ведь настырная девица теперь не отвяжется.
Я работал в знаменитом Фрагонаре.
Вы же говорили, что в Грассе.
Бестолочь! Грасс это городок. А в нем знаменитый парфюмерный дом. Когда-нибудь ты побываешь в музее «Фрагонар» в Грассе или в самом Париже. Это просто гимн великой парфюмерии! Можно даже сказать величественной! А ароматы! Чувственная «Красавица ночи», экзотичный «Остров любви», воздушная «Цветущая вишня», эксцентричный «Концерн»! Каждое творение бренда поистине уникально! Мечтательная «Нежность»! Контрастный «Капуцин»! Шедевры искусства!
Вы же говорили «производственный процесс».
Да что ты понимаешь, колхозная нимфа! Там создаются композиции, проникающие в душу! И каждый аромат успех!
Вы имели к этому отношение?
Отношение? Да я был лучшим «носом» почти восемь лет!
Серафима открыла рот, чтобы расспросить поподробнее, но Верстовский вдруг захлопнулся, как ракушка. Лицо стало непроницаемым.
Что это с ним? Почему вдруг так изменился? Наверное, что-то произошло в этом самом Фрагонаре, и, должно быть, не очень хорошее. Иначе он бы до сих пор там работал, а не торчал в поселке где-то сбоку Ленинградской области.
Что же такое могло случиться?
Целый вечер она строила версии, одна страшнее другой, но так ни к чему и не пришла.
«Видно, рано еще», подумала она и решила ждать.
Промежуточная аттестация
За год, который Серафима провела в качестве ученицы чародея, она так поднаторела в многотрудном и славном парфюмерном деле, что дело дошло до экзаменов. Так сказать, промежуточной аттестации.
Верстовский требовал, чтобы она разложила состав аромата за очень короткое время. Духи специально подбирал сложные, чтобы помучить самоуверенную ученицу и утереть ей нос. Иногда так и случалось. Она легко слышала верхнюю и сердечную ноты, а вот до шлейфа дело доходило не всегда. Слишком много наслоений было в аромате.
Верстовский обзывал ее коротконосой тупицей и снова отправлял учиться. Серафима не сопротивлялась. Ей уже нравилось. Кроме того, как подозревал Константин Геннадьевич, сидя в лаборатории, она не сколько училась, сколько косила от работы в саду и теплице.
«Только бы эта нахалка не обленилась окончательно», сокрушался Верстовский, боясь, что скоро ему самому придется полоть и поливать.
Однако делать было нечего. Он ведь и сам получал от своих педагогических опытов удовольствие. Все большее, надо признаться.