Кудрявые каштановые волосы спадали ниже груди. Не расчесанные, сухие и ломкие, но пышные, хотя у корней растягивались локоны под собственным весом. Дальше шли огромные глаза под маленькими бровями. Девочка специально вытаращивала ещё больше глаза, чтобы они превратились в ровные круги. Нос небольшой, очень маленькие губы и подбородок. Равноразмерные количеству выходящих из них слов. Далее шея и плечи. Грудь начала расти. Неужели. Длинные, неуклюжие пальцы, непонятный живот, бёдра, ноги. При перечислении возникал образ вполне обычной девочки ничем не отличавшейся от остальных. И девочка подумала: а может, и нет разницы?
Марго, смотря на окружающих, и не думала себя с ними сравнивать. Но, так как она была девушка, это происходило само собой. Разница была очевидна: всё, что они (окружающие) делали, сводилось к одному они все к чему-то стремятся. Осознанно или нет, обоснованно или нет, но все чего-то хотят. В этом плане и Марго от них не отличалась потребности у всех есть, но она признавала, что от всего, что у неё есть, она способна отказаться. Может, и не так легко разбивать привычку, но вполне реально. Она не замечала зависимости, привязки к чему-либо. Никогда не было какого-то ярого желания или стремления чего-то добиться. Может быть это свобода?
Окружающие постоянно жаловались на свои обязанности, на учёбу, на планы, друзей. Им всегда не хватало ни на что времени, и им это совершенно не нравилось. Но зачем тогда они этим занимались спрашивается? Отвечается: им это нужно. Но для чего учиться? Для будущего? Так они хотят или не хотят такое будущее? Так может им и хочется то, что им надо.
Эти два слоя «надо» и «хочется» сильно соперничали. Причём когда одно радовало, другое тормозило. А вообще они различались? Просто те люди слишком много чего хотели, а времени на всё не хватало. Оттуда и недовольство. Вместо радости за саму возможность, за то, что они живут, а не выживают, они роптали на судьбу, на родителей, на правительство, на всех, кроме себя самих, что им мало. Им всегда мало. Всегда нужно больше.
Марго никто ни к чему не принуждал, и делала она все, казалось бы, необходимые обязанности по возможности. Девочка не знакома была с понятием хочу или не хочу. Разрешают? И на том спасибо. Но для чего? Что потом? Учёба, работа, карьера, семья, реализация, совершенствование, след в истории, спасение мира. У всех план примерно совпадал, но неясно было, с чего он у них появлялся. Экзистенциализм захлестнул девочку. Она не понимала: если вы делаете всё так, потому что все так делают, тогда почему вы отказываетесь прыгать с крыши, если бы все прыгали? Марго не хотела никого учить своими вопросами, просто хотела понять. Тем не менее, все думали, что она навязывалась и самоутверждалась. Вместо того, чтобы отвечать на, волнующие её, вопросы, они отходили от поставленных тем и переходили к критике личности. И девочка всё больше сникала, пока однажды вовсе не замолкла.
Если ввести в компанию человека, публично объявив, что он болен аутизмом, то общение с ним будет осторожным. Люди не будут критиковать его или осуждать. (Общество наконец-то развилось хотя бы до этого, но не всё) Все странности и заминки будут списывать на болезнь. Просто окружающие не будут воспринимать этого человека как себе подобного. Он же болен. У него может быть совсем лёгкая форма болезни: он может, допустим, не понимать сарказма, бояться определённых вещей или выражать некоторые эмоции иным образом. Во всём остальном он точно такой же человек. И, как в каждом человеке, в нём живёт личность. Значит, помимо различия в виде справки, у него есть и своя точка зрения, и желания, и мнение. Ему, может быть, совершенно не смешна определённая шутка, или он может воспринять чьё-то действие как оскорбление. И это совершенно не из-за болезни. Всё же, и в эти моменты, никто не будет обращать на него внимания. Они будут думать: а, ну, наверно, у него это нормально.
Если же ввести в ту же компанию человека без справки, но с теми же проблемами, но не от рождения, а приобретёнными личностно, как часть становления индивидуума, то странности будут восприниматься куда иначе. Несоответствия будут расцениваться критически, с насмешками и удивлением. Люди будут ставить себя на место этого человека и представлять, насколько глупо было бы им вести себя так же. Вместо нравоучения и поддержки человека, будут издёвки и высмеивания. Не всегда, не от всех, но от толпы как от целого обязательно.
Два человека. Два одинаковых человека. Справка совершенно ничего не значит. Но тот, что без неё, зажмётся и задавится ещё больше. Он именно замолчит, чтобы ни сделать ещё хуже. Это обычный инстинкт самосохранения. Оправданный и логичный. Боль есть, нужно от неё закрыться. Что Марго и сделала.
С ней здоровались, она молчала. Ей задавали вопросы, она молчала. Первую неделю на парах никто и не заметил разницы. Но потом кто-то докопался до неё, и молчание открылось. Одногруппники не поверили и проверили. Смеялись, шутили, использовали положение по полной. Бывшие одноклассники ещё больше подзадоривали заведённую толпу, выдумывая школьные случаи, обличающие девочку. Маргарита сверлила их непонимающим взглядом. Пару раз срывалась и убегала с занятий. Она не молчала полностью, только за ненадобностью. Продуктами закупалась в супермаркетах, где не нужно говорить, библиотекой пользовалась только электронной. Но на улице всегда могла подсказать дорогу или который час прохожему.
Игра в молчанку дошла до преподавателей. Сначала как недоумение с их стороны, потом до скандала. В то заведение девочка приходила набираться знаний \/ ожидать диплома. (Зачем? Да потому же, почему и все так надо) Разборки по поводу отсутствия речи этому никак не способствовали. Так что она молчала сначала у педагогов, потом у главкафедры, потом у декана и наконец в архиве, подписывая справку о возвращении аттестата.
«Ну и хорошо. Подумала Марго. Наверно хорошо». Ну, а что ж плохого? Да и что хорошего? Пропадает стипендия, но есть ещё скопленные от отца деньги, он их пока регулярно присылает. Главное: пропала обязанность, отягощающее бремя. Появилось время, наступала вновь весна и балкон оттаивал. А пока разжижавшаяся грязь не досохла, Маргарита была заперта с самой собой в четырёх стенах.
Однажды одиночество заело её полностью. Это не случилось после очередного разочарования в своих ожиданиях или от зависти при виде счастливых лиц. Это не было ничем стимулировано, а стало результатом долгого накопления медленных угрызений. «Мне плохо» не переставая, твердила себе девочка. Делать что-то нужно было, Марго знала это давно, но, что именно, понять никак не могла. Вокруг постоянно витали угнетающие слова, предположительные причины всех так называемых бед. Казалось, что это будет очередной вечер, когда, после часовых копаний в себе, она просто уткнётся в подушку, будет мечтать толком неизвестно о чём и уснёт. Но оставлять негодование, как раньше, нельзя. Настала пора выплеснуться, вывалить всю тревогу и разложить её по местам. Всё понять никогда не получалось, слишком много ответвлений постоянно летало, и мысль сбивалась. Мысль о чём? такой вопрос заставлял девочку каждый раз возвращаться к тому, с чего она начала. Может из-за гнева или отчаянья она не могла никогда не к чему прийти. Тогда она придумала записать, всё выложить на листке и следить за мыслями по порядку.
Она создала идею. Пока неконкретную, скорее форму идеи или некий предположительный образ. Мне плохо, и что-то нужно с этим делать. Мысль, казалось, верная. Чтобы управлять, развивать и обосновывать её, пришлось мысль привязать к хронологическому порядку. Так родилось описание своей жизни. Теперь всё, что упиралось в рамки и ограничивало её долгие годы, вмиг могло исправиться фантазией на листах бумаги.
Во-первых, пол. Её не то, что бы не устраивали ежемесячные проблемы или сложившееся отношение к женской половине в современном и пережитом обществе, нет, она видела недостатки и в мужских организмах. Хотя бы рудименты эволюции в виде волос. Может и жизнь её сложилась бы иначе, будь она парнем. Ведь часто она и по сей день слышит: тебе надо было быть мальчиком. Тогда возникает вопрос: как часто бы люди говорили, что ей надо было бы быть девочкой, родись она мужиком? Но что было бы на самом деле, увы, никогда не узнать. Все суждения рождаются на основе имеющегося. Долгое время девочка вообще не хотела обозначать пол существу, к которому привязывала свои мысли. А зачем? Это же её мир, может в этом мире нет полов и все равны. Не только на генетическом уровне, но и в социальной среде. Вообще всё там может быть равным. Без цвета кожи, без кривых и ровных лиц. С одинаковыми талиями, увлечениями, работами и одинаковыми жизнями. Все в том мире ходили бы ровно по струнке. У всех была бы одна судьба. Ни каких войн, злости, агрессии, но и никакого счастья.
Это фантастика, антиутопическая сказка. Кажется, это и есть то, чего она хочет. С отсутствием счастья отсутствовало бы и несчастье. Все были бы одной гигантской семьей, и девочка не была бы одна, никто бы не был. Придя к этим словам, Марго испугалась. Она же не знает, какого это быть не одной. Привыкла уже к тому, чего не хочет, научилась вроде с этим жить и отвыкать страшно.
Она создала мужчину, чтобы доказать, что пол не имеет значения. Он должен был быть, точно так же, как и она, задавлен обстоятельствами, но постоянно что-то с этим делать. Его борьба не могла начаться просто так, у всего есть начало. А может всё, как и у неё, пошло от накопления. Всё пошло выводом всех предыдущих поколений. Она стала накачивать его своими проблемами и заботами. И наконец это всё переполнилось и выплеснулось через край. Создалось первое различие между ними. Он действенный. Все его, то есть её, проблемы решались. Он не смирялся. Он не считал, что сам виноват во всем с ним происходящем, а обвинял мир. В общем, из описания себя реальной, (для разбора и решения проблем, как было изначально задумано) у девочки вышло описание себя желанной. А может и не себя.
Он был идеального роста в сто восемьдесят сантиметров. Он был силён, но мышцы выглядели не большими, а крепкими. Он казался, как и она, немного худее, чем остальные, но это только из-за постоянного движения. Он плавал, бегал, занимался. Энергия не могла откладываться жиром на боках. Так как он противостоял миру, мир карал его за это. С самого детства тело его всё больше разукрашивалось шрамами. От порезов, полученных агрессивными детьми, и глупых ситуаций со столиками в самолётах до памятных спасенных жизней. В случае спасений ему везло и тем, кого он спасал. Но он непросто оказывался в нужном месте в нужное время, а постоянно двигался, зная, что на месте ничего не произойдёт.
Будучи маленьким, считал он себя самым умным, потому и назвался Клевером. Девочка придумала этот аспект, чтобы допустить реально возможный процесс формирования личности, которая, выросши, научила его сомневаться в своих возможностях. Когда он столкнулся с реально что-то знающими людьми, то заткнулся и впредь никогда не возомнил о себе большего. Но Клевером остался.
Сравнивая себя с ним, Марго знала: он бы не усидел, записывая свои мысли. Клевер постоянно находился в движении, что-то придумывая, решая и изобретая. Он не мог позволить себе делать только одно дело это расточительство времени. Два занятия одновременно это норма; а вот три желанное. Правда подходящих друг другу трёх занятий найти было сложно. Однажды он смотрел научную передачу, нарезал овощи и тянул шпагат. Можно было ещё приседать, вязать и слушать аудиокнигу. Главное, чтобы занятия были разделены на участки тела, не отвлекающие друг друга.
Клевер не понимал, как остальные могли прожигать драгоценные минуты своей жизни, но никогда никому на это не указывал. Он не хотел, чтобы люди стали такими как он, но к тому, чтобы понимали, почему они такие, какие есть, стремился. Надо же разобраться и понять, где ошибка. Хотела ли Маргарита, чтобы люди были такими, как она? Скорее наоборот. Девочка желала воспринимать мир как окружающие люди. Не быть собой, слепо радоваться жизни и беззаботно течь по руслам судьбы. Но Клевер совершенно другой. Он точно знает: в поступках людей нет логики. Он никогда не будет это им доказывать или внушать. Он будет делать сам. Они будут его ломать, а он поднимется и исправит. Пока они не увидят перемены. Пока не обратят внимания на свою жизнь и сами не захотят меняться.
И вот девочка вновь смотрит на себя в зеркало, пыша от отвращения. Шея её вздулась, а лицо покрылось красными пятнами. Она думала, что в этот раз сможет больше не обращать внимания на причины, в прошлые разы вызывавшие из неё слёзы. Но плечи штампованно поднялись, колени сузились, пятки разъехались, и глаза всё больше моргали. Она то и дело отводила взгляд от лица, чтобы слёзы не потекли, но куда не посмотришь, везде стояла только она. Марго.
Я тогда неспециально подсмотрел за ней. Я не виноват куда она, туда и я. Заплаканные глаза казались ещё больше, но разросшиеся в момент гнева капилляры на них мне совсем не понравились. Потому что там была именно злость. Злость от отчаянья. После, когда она успокоилась, в глазах осталось отчаянье от злости. Это две, определяющие активность человека, реакции на раздражение. Сейчас в девочке, кроме них ничего не было. Маргарита, ты ни в чём не виновата. Захотелось сказать мне ей в тот момент. Всё хорошо и ты это сама знаешь. Бояться нечего. Но разве способна она меня услышать?
В тот вечер у Марго опять промелькнула мысль, что ей совершенно не нужно понимать людей, что на самом деле не в ней проблема. Но мысль тут же подавилась рядом опровержений. Люди, как большинство из них считает, способны любить. Способны на счастье. Способны чувствовать, в конце-то концов. А она не понимала этого. Значит, проблема в ней. Конечно, что-то всегда шевелилось у неё внутри. Она и радовалась, и злилась, и впадала в апатию, и вновь просыпалась, следя за утренним лучом, в полной уверенности очередного дня. Но всё то было так гладко, так медленно и слабо, что Марго не захлёбывалась чувствами, а могла осмотреться в происходящем. Могла оценить плюсы, минусы, причины происходящего, но максимальной реакцией у неё было лишь немного большее выдавливание воздуха через нос.
А ведь люди на улице бегают, кричат что есть мочи, некоторые набрасываются друг на друга и висят с глупыми улыбками. Иные могут вспылить с полуслова, будь то неуместное или случайное слово. Им неважно, даже если собеседник забылся, не знал о проблемах первого или просто оговорился. Они могут впасть в ярость, в слёзы, в гнев, пустив в ход кулаки. Они искренне верят в тот момент, что поступают правильно, что неизвестная, необозначившаяся проблема только таким образом может решиться. Окружающий мир меркнет, они не способны оценивать ситуацию, они просто текут в порыве чувств. Настоящая вера в предлагаемые обстоятельства.
Вот мысли девочки вновь шли на разочарование. Данное чувство рождается, когда не оправдываются ожидания, когда человек с лишком задумал, а вышло всё не так, как планировалось. Но Маргарита давно ни на что не надеялась, лишь бы не было хуже. Так что разочарование являлось теперь нормой. На обратное надеяться она не способна. Просто не может. Людям дано, а ей нет. В ней отклонение, она урод. Но где б найти такое место, куда запирают всех таких же? На измятых страницах разваливающегося дневника, куда её уже не пускал разжившийся там молодой человек?