Когда же исполнилось Оннэри пять его лет, обрёл Ильивоилле долгожданное знание и испросил благословения отца и матери, а также господина Светлого Дома, чтобы уйти к людям и послужить им. Не спешил Финиар отпускать эу, указывая ему, что он нужен Оннэри, и без его заботы не справится с ним и сам Луана, и Ильивоилле оставался в Светлом Доме как мог долго, всякий раз со смирением припадая к руке Финиара, испрашивая его благословения оставить обитель. Решительность эу и его смирение не смогли оставить Финиара безучастным к эу, и всё же он отпустил Ильивоилле с большой неохотой. Призвав Эйлиэна и Теймар, наказал Финиар им в отсутствие старшего сына ещё усерднее следить за Оннэри, и так же наставлял Луану и старших из львят и многих в роду Ирдильле, кто был близок к эу и посвящён в его тайны или был сообщником его проказ и приключений. Предел Ирдильле был всполошён, ибо Оннэри шумный и звонкоголосый был подобен летнему вихрю, способному налететь в одно мгновение и, всё перевернув и разбросав по сторонам света, столь же стремительно и чудесно исчезнуть. Но Оннэри оставлял за собой улыбки, и в шалостях его не было вреда и злобы, ибо всё своё разумение и шкодный нрав направил эу на поиски приключений и помощь. Многие находили в нём поддержку, и самые отважные из львят не боялись с Оннэри делиться мечтами, ибо он единственный не отговаривал их от самых невероятных задумок и Надежд, но и всегда обещал быть в них опорой. Нередко видел сам Финиар задумчивого и сбитого с толку Луану, впервые встречавшего столько рвения и прыти в одном эу, столь юном годами. В постоянном волнении, воодушевлении и улыбках проходили дни Эйлиэна и Теймар, погрузившихся в пучину взросления Оннэри, который, едва становился старше находил всё новые и новые идеи для своих проделок и даже нашёл себе верных соратников в пределе Ирдильле. На Элигрен тогда молились Эйлиэн и Теймар, ибо лишь её голос вразумлял Оннэри, и перед Пылающей он смирнел и даже, казалось, забывал о своих проделках. Но, слава Всевышнему, это только казалось.
В людях Ильивоилле искал любого служения, не страшась тяжёлой и грязной работы, разделяя труд с теми, кому он был в тягость. Добрый и мягкий нрав эу не вызывал у людей злобы, и Ильивоилле не был раскрыт ими, хоть и плохо скрывал принадлежность крови.
Раз случилось Ильивоилле пребывать в соследовании в своём сердце, и увидел он своим внутренним взором мрачное ущелье с пересохшей рекою и людей детей, мужчин и женщин, идущих вдоль русла под неверными сводами красного камня. Тревога вселилась в грудь эу, напитала его, напоила тоской и страхом. Как мог быстро искал эу то ущелье, что видел, и молился успеть, пока беды не случилось. И вот нашёл он то ущелье и три дня не мог найти в него вход, когда же упал он вниз, то долгое время пребывал перед ликом смерти, но ради людей не внял её зову. Поднявшись, пришёл эу к людям, они же уже были обессилены проделанной прежде дорогой и расположились у каменных сводов. Сердце эу не знало покоя, ибо в нём он ведал о неминуемой беде, крывшейся в трещинах скал над рекой. И стал Ильивоилле просить смертных подняться и следовать за ним, чтобы он мог скорее вывести их из ущелья, но люди, уставшие и испуганные погоней, не внимали словам эу и прогоняли его. От своего господина, искавшего погибели тем, кто не желал исполнять его волю, бежали крестьяне, собрав с собой всё, что имели и могли унести. Страх перед грозным господином их был велик, но ещё сильнее была их усталость. Эу же, Ильивоилле, показался им робким, слишком юным и странным, чтобы они могли ему верить. Когда людям не удалось прогнать эу, они смирились с тем, что он остался с ними, и вскоре забыли о том, что он рядом. Эу же ещё пытался воззвать к их душам, но вскоре понял тщету своих стараний и смиренно принял свою долю, пожелав разделить её с человеком, и не ушёл, хотя помнил дорогу. Ночью же, когда попрятались даже звёзды послышался страшный гул и скрежет так начался камнепад, и стены ущелья, содрогнувшись, начали быстро крошиться и падать. До последнего Ильивоилле пытался укрыть собой детей и женщин, но скоро был отброшен, придавлен и обездвижен огромным камнем, раздробившем его ноги и часть тела. Сознание эу угасало медленно, как и Свет в его глазах. Боль установила свою власть во всём его теле. Но вслед за ней затем пришла совершенная темнота, и эу отпустил последнее дыхание жизни. В тот же миг пламя свечи Ильивоилле, вспыхнув, иссякло перед лицом Финиара. Так умер Ильивоилле, сын Эливиэна и Теймар.
Садовник добрый входит в сад, любуется своим трудом, поёт,
Вот щедро политые им цветы восходят, зная свой черёд.
Вот роза алая, вот мак, вот лютик огонёк,
Где ирис, бархатец, пион никто не разберёт.
Одна забота у Певца рожденье Красоты.
Мы все равны в Любви Творца в его венце цветы.
Сам Всеспрашиваемый плакал вместе с Эйлиэном и Теймар, ибо бесконечно любил Ильивоилле. В сердце своём он провидел его судьбу, но никак не мог уберечь эу. Подобное знание превозносило Всеспрашиваемого в глазах его народа, но убивало его самого, лишая силы, ибо на самом деле нет ничего страшнее, чем быть поставленным перед лицом смерти тех, кто тебе бесконечно дорог, и совершенно не иметь силы, а иногда и права что-либо сделать ради их спасения. Элкарит преклонялся перед мужеством Финиара, Седби испытывал перед ним священный трепет, Эликлем молилась на мудрость своего отца, Эливиен пребывал в восторженном страхе, зная и видя его долю. Каждый из детей Финиара, как мог, старался быть достоин своего отца, но удел Всеспрашиваемого страшил их сердца, хоть эти эулиен и были лишены низкого и беспутного страха. С величайшим рвением сыновья старались услужить Финиару, и Эликлем, как могла, пыталась облегчить его ношу, ибо горше самой приходящей скорби было совершенное знание Финиара, открытое ему в каждом сердце эу и обитателя его Дома, и им, мудрейшим Эйвели, как никому другому было известно, какое бремя лежит на том, кого они так почитали и любили. Финиар же всегда старался утешить скорбящих, принимая их боль в своё сердце и во всей полноте разделяя с ними их чёрное горе, не отвращаясь, не закрывая сердце, но вбирая в него всю полноту чужого страдания, пытаясь облегчить непомерные муки тех, кто прежде потерял любимых. Элкарит был в утешениях многословен, его слёзы смывали чужие скорби. Финиар же бывал в такие часы молчалив, но взгляд его был полнее многих слов утешения. Никто никогда не видел в его глазах скорби только Любовь и совершенную нежность. Молчанием, смирением и отеческим взглядом Финиар умел вселить Надежду в разбитое сердце, как никто другой во всём Светлом Доме. Крик его, должно быть, пронзивший все своды Эйдена, навеки был запечатан в его горле. Никогда чужие слёзы и сокрушение не вызывали его осуждения, даже если эу отступал от Света и погружался в пучину отчаянья. Каждый мог знать, что его господин будет рядом. Это заставляло эулиен приходить к Финиару не только в самые страшные дни своей жизни, но и с любым, пусть и весьма простым вопросом. Многие искали лишь одного взгляда господина Светлого Дома, припадая к его рукам, лишь бы он вселил в сердце радость своим мудрым взором. Его взору была дана особая сила, способная утвердить покой в сердце и сокрушить пустые тревоги, усмирить волнение и разбить суету своим светлым величием. Такую власть обнаруживают разве что дети в глазах родителей, когда научаются видеть сердцем. Молчаливо, дотошно, день за днём, столетие за столетием вглядывался и сам Финиар в глаза своего народа, желая найти тот взгляд, который бы успокоил и его сердце. Но Фиэльли не поднимала при Финиаре глаз, а Элкарит был поражён скорбью. Время усиливало боль Финиара, и его тоска по Эин-Мари становилась болью во всём его естестве, ибо против самой природы Финиар, соединённый со своей любимой, пребывал без неё в бесконечной разлуке. О боли его могли догадаться разве что те, что, как и он, разлучились со своим собственным Светом. Но эта боль заставляла глаза Всеспрашиваемого светиться и делала его взор добрее и мягче. Клянусь, мы не знаем цену Света в глазах своих благодетелей и наставников! Увы, мы и не умеем их утешить, ибо созданы чужим утешением и чаще всего слабы своим Светом. Видя же сокрушение великого Света, переменился Оннэри, оставив свои проказы, и был неотлучно с Эйлиэном и Теймар, явив им не только своё сострадание, но щедрую мудрость юного сердца. В юном Оннэри обнаружилось достаточно силы и мудрости, чтобы соделать своё сердце маяком Света для отца и матери, скорбевших об Ильивоилле. Направляемые Оннэри, Эйлиэн и Теймар однажды вышли к его Свету, и их улыбки стали ему великим утешением и отрадой. Ради отца и матери, обретя знание, Оннэри не спешил покидать обитель и, смирив свой пыл, нашёл служение в своём пределе, проявив своё рвение в посте и молитве. Его забота простёрла свои руки куда дальше стен его Дома, и Финиар часто призывал Оннэри. В его молитве Всеспрашиваемый находил особую сладость, ибо в этом эу Финиар узнавал себя былого. Зная о том или нет, но Оннэри также служил Финиару, как и тем, кому посвящал свой труд и молитвы. Много раз за Оннэри благодарил Финиар Эйлиэна и Теймар. Весь Светлый Дом утешался его Светом. Да послужит он и впредь утешением сердец в печали, как добрый дождь утешает иссохшую землю!
Звенье двести тридцать четвёртое. Ильифтне. Предатель
Была рождена Ильифтне от Эрдэйе, сына прекраснейшей Ниртильдариль, дочери Тейемин, дочери Дууда Морковки, сына Эрока Учителя, сына Элкарита Златовласого, сына Финиара, и от Эвсэгд, возлюбленной супруги Эрдэйе, по исходу, на мирной земле, в Сумеречные времена. Так это было: когда сошла ночь пришла великая тень в сон Эвсэгд, и испугалась эу, и сердце её сжалось, и слёзы наполнили глаза её. Но тут же увидела Эвсэгд добрый и мягкий Свет, и сияние его было так велико, что озарило, победило тьму, оно же было так нежно и прекрасно, что страх оставил эу, и Эвсэгд проснулась. Тогда же увидела она, что муж её с нею, и держит её за плечи, и беспокоится о ней. Спросила его Эвсэгд, как узнал он, что ей страшно, как узнал, что тьма испугала её? Он же ответил, что тревога её стала печалью его сердца, и это привело его в покои Эвсэгд. Не мог Эрдэйе допустить печали и тревоги той, что была ему дороже жизни и самого Эйдена, а потому остался с ней и всю ночь, что была дана им охранял сон Эвсэгд, и Ирдиль застала эулиен спящими в объятьях друг друга. В той нежной заботе, в том добром сиянии, в мире Любви двух светлых сердец нашёл Создатель возможность благословить любящих, и был так ребёнок у Эвсэгд от мужа её, и, восстав ото сна, обрели эулиен своё новое счастье и источник радости, слаще которого не дано живущим. С того дня перешёл Эрдэйе в покои супруги и во всём был с ней, и окружил её своей верной заботой и нежной опекой ещё более, чем прежде. Усердие Любви в улыбках друг для друга, в благих делах во имя дорогого Света, в молитвах с именем одним (1)
(1) L. I. I. V. E. 202:21
В срок же, должный для светлого чуда, родила Эвсэгд дочь мужу своему, и тёмная ночь озарилась Светом маленькой эу. Финиар же, приняв её от Эрдэйе, нарёк ей имя Ильи́фтне [Il`íftne], то есть Сияющая. Тогда же покои Эвсэгд наполнились сиянием глаз супругов и их маленькой Ильифтне. Более тьма не могла приблизиться к Эвсэгд ни во сне, ни в яви, ибо Ильифтне была в её жизни, и Эрдэйе не покидал супругу. В ту же тысячезвёздную ночь объявил Элкарит праздник в своём пределе.
Соловьи поют перед рассветом,
Песнями приветствуя Ирдиль.
Подобно надёжному и долгожданному Свету рассвета, нежной зарёй облачённого в тени ночи неба, засияла вскоре Ильифтне, одна из красавиц Светлого Дома. Из самого лёгкого шёлка было соткано её платье, и золотые волосы её рассыпались кудрями. Напрасно драгоценными обручами или венками трав убирала она их, непослушные кудри, подобные валам в растревоженном море. Отец и мать стали первыми наставниками Ильифтне, когда же пришло её время, просила она наставничества Грейль и Итерлена, Аларимвети также наставлял её и Мирьи Колокольчик. С ранних лет выбрала Ильифтне свой путь и служение своё в родном пределе. Так положила себе эу, едва опускалась ночь подниматься на самую высокую из башен Светлого Дома и там молиться, смиренно и тихо, обнимая молитвой своей и Дом свой и землю. Те же, кто не спал в тот час могли видеть на башне Светлого Дома невиданное свечение, будто маяк, будто мерцание света звезды среди сумрака любой, пусть даже сквернопогодной ночи. Всякая ночь была для Ильифтне временем её молитвы, к ней готовила она себя весь день и собиралась с силами, чтобы сиять в ночи, подобно Ирдиль. Вид Ильифтне и её молитва утешали многих, хоть ни с кем эу не вела бесед, ибо сильно смущалась любых разговоров, и пламя зари вспыхивало у неё под глазами на бледных холмах юных ланит её. Часами, днями, ночами мог Златовласый любоваться Ильифтне. В её скромности, в её Свете узнавал анури искры Эйдена, но не смел просить Ильифтне сомолиться с ним и сам боялся к ней приближаться, будто бы в сердце был робок Надеждой и ещё сомневался, что эта эу не его видение, не блажь, не призрак зари рассвета, которому придёт час растаять под солнцем. Когда же красота эу заблистала солнцем, и звёзды померкли, пристыженные более чистым и верным Светом, пожелала Ильифтне наставничества Элигрен. Говорили ей эулиен, что это невозможная её мечта, ибо всегда Пылающая в дороге и редко бывает с Светлом Доме даже ради того, кого любит больше жизни. Но, когда Элигрен передали просьбу юной Ильифтне, она согласилась и оставалась в Светлом Доме до тех пор, пока знание не просияло в эу. То были счастливейшие из дней для Сказочника и детей Элигрен, а также для тех, кто поклонялся её Свету, а таких было много Светлый Дом не вместил бы всех, кто узнал о Любви, увидев улыбку Элигрен, сочетавшую невозможное задор и мудрость.
По знанию своему просила Ильифтне отпустить её к людям и в них продолжила своё служение. Нашла эу одну скромную обитель в пределе смертных неподалёку от Светлого Дома и там воздвигла высокую башню, удивив сестёр своих. Взойдя же на башню, просила она её запечатать и не тревожить её так долго, как это будет возможным. Любившие и почитавшие Ильифтне сделали так, как она просила, и запечатали башню. Никто не мог войти к Ильифтне, но все могли видеть её молитву. Так эу оставалась под открытым небом и в зной, и в снег, и в любую погоду, не поднимаясь с колен и не опуская рук в молитве. Ночами её сияние было подобно маяку, и многие стали приходить в обитель, ведомые столь необычным Светом. Вскоре же Ильифтне, неподвижную столь долгое время объял плющ, и им она оказалась скрыта от многих глаз, а также от дождя и ветра, однако сияние её по-прежнему было видно, особенно в безлунные и беззвёздные ночи. Многие из братьев, паломников и любопытных оставались караулить у башни и проводили дни, чтобы узнать, как удаётся эу не шевелиться и как она принимает пищу. Но никто ничего не мог увидеть, однако, как говорят, несколько раз насельники обители наблюдали, как луч солнца падал на башню, ровно на то место, где была Ильифтне, в самую гущу переплетений плюща, и этот луч окружён светлой дымкой, будто бы сам по себе не принадлежит только солнцу, но действует согласно и другой воле. Постояв так всего пару мгновений, луч таял в эфире, и больше его никто не мог увидеть. Братья сказали, что так ангелы посылают их сестре пищу. И долгое время имя Ильифтне оставалось на слуху смертных. Затем пришло время, и обитель иссякла и опустела, затем не единожды была захвачена и подверглась разрушениям и забвению, как и легенда про эу в башне. Нетронутой всегда оставалась лишь сама башня. Ей не должно быть разрушено прежде срока, ибо Ильифтне ещё не завершила своей молитвы. Её же Светом да будем мы крепки! Пока молитва Ильифтне слышна у престола Господина Садов никто из тех, кого настиг сон около башни не увидит тьмы и не будет напуган ею. Цветы вокруг башни не увядают дольше, чем на соседних склонах, вода в родниках у башни чище. Ко всему этому со временем привыкли люди, не видя чудес молитвы прекрасной эу, они же и ныне цветут садами Эйдена в подзаконном мире, но предания о них живы только в народе Ильифтне (2), которой соследуют в её пределе и во всём Светлом Доме те, кто ищет маяк Света в тени печали или молитве. Светлый Дом же и Эвсэгд с Эрдэйе ожидают часа, когда вновь обретут свой прекрасный светоч.
(2) многими чудесами известна Ильифтне, о которых поведали те из эулиен, что имели честь соследовать с нею или быть направляемыми или окормляемыми её Светом в молитве. За ней многие исцеления и спасения душ смертных, совершенно необычайные и чудесные, происходившие, как обычно, во сне и ночью, когда никто не мог увидеть. Что случалось с ними потом, не могли объяснить и сами спасённые, ибо не знали или не могли постигнуть. Но и подзаконному миру щедро воздала Ильифтне рощи близ башни, родники и холмы всё покрыто её молитвой и оберегается ею от болезни и разорения, как и всё, что имеет в себе душу и склонно к Любви, госпоже, которой служит Ильифтне.