Я помню много случаев, когда не мог быть искренним со своим психологом. Понимая, что пришёл за помощью, я чувствовал непреодолимые внутренние барьеры. Страх быть узнанным сковывал меня, и я закрывался, недоговаривал и даже искажал информацию. Так бывало не только в кабинете психотерапевта, но и в беседах с самим собой.
С другой стороны, потребность излить душу иногда подталкивала меня быть искренним с неподходящими людьми, которые впоследствии использовали мои откровения против меня. Или, открывшись, получал от собеседника реакцию, которая меня ранила. Не обязательно эта реакция была злонамеренной, но она включала работу защитных механизмов. Я соприкасался со своей внутренней болью, и видел угрозу вовне.
Проблема с механизмами защиты в том, что они срабатывают бессознательно, оберегая не от вредного или полезного воздействия, а от схожего с ситуацией травмы. Чем больше у вас негативного опыта, тем сложнее может быть защита.
В том, при каких условиях она срабатывает, можно увидеть подсказку, где прячется проблема. Про что она. Понимая принципы работы защитных механизмов, проще увидеть их проявления, и через это понять, на что они направлены.
При поступлении в университет мы сокурсниками участвовали в ряде тестов и тренингов. На одном из них мне нужно было подойти к другому участнику и, подметив какую-либо особенность в его гардеробе, начать задавать вопросы о ней. Цель задания была узнать как можно больше о собеседнике.
Я выполнял задание в паре с молодым человеком, у которого на указательном пальце было необычное кольцо. Кажется, оно было выполнено из бронзы. После вступительной фразы, я спросил, что это за кольцо? Мой выбор был не был случайным. Мне показалось, что аксессуар был надет для эпатажа, и этим привлёк моё внимание.
Отреагировал сокурсник неожиданно эмоционально. Сначала на лице парня я увидел испуг, он весь осунулся, порывистым движением снял кольцо и сунул его в карман. Скороговоркой он сообщил, что одел его просто так и, что вообще не любит носить кольца.
Когда я спросил, почему он снял украшение, поведение молодого человека стало агрессивным. Он стал задавать вопросы о моём внешнем виде. Делал он это, как мне показалось, с вызовом. В частности, он спросил:
А зачем ты надел брошь на лацкан пиджака?
Я поспешил заверить сокурсника, что не хотел его оскорбить. И что интерес мой вызван скорее условиями задания, чем личным любопытством.
После этого парень немного остыл и сказал, что может позволить себе любое кольцо, но не видит в этом необходимости.
Не нужно быть психологом, чтобы заметить в поведении молодого человека защитную реакцию. Мой вопрос показался ему нападением, на что он ответил оправданиями и встречной агрессией. Почему так произошло?
Скорее всего, сокурсник действительно был склонен к эпатажу. Но желая привлечь внимание, он не был готов его принять. Возможно, он представлял себе, какое впечатление произведёт украшением, но прямой вопрос его смутил. Чего бы ни касалась причина такой реакции, будь то стоимость кольца или его уместность, налицо было непринятие сокурсником себя. Ни мне, ни другим участникам тренинга это не показалось забавным. Мы, как будущие психологи, видели в поведении молодого человека скрытую боль и работу защитных механизмов.
Такие проявления травмы легко увидеть в окружающих, но не всегда это так просто, когда дело касается нас самих. Если у вас бывали ситуации, в которых ваши чувства чем-то походили на чувства этого молодого человека, вы можете задать себе вопрос, действительно ли нападение имело место? Что вас больше взволновало, предмет нападок или сам факт? Почему вам нужно защищаться и что вы защищаете?
Искренне отвечая себе на эти вопросы, вы можете обнаружить причины дискомфорта. Заметить, в какой сфере вы более уязвимы. Распознать следы вытесненной травмы.
Вопросы нужны для осознания вашей внутренней ситуации. Необходимость задавать их себе не утверждает, что вы не правы. Если вы чувствуете, что находитесь во враждебной среде, вам неприятно, как к вам относятся окружающие или просто хотите сказать «нет» это ваше право. И возможно, вам действительно необходима защита. Я говорю о понимании того, что в вас в этой защите нуждается.
Я часто болезненно реагирую, когда собеседник касается моего личного. Не всегда эта реакция проявляется внешне, но внутри я могу негодовать, расстраиваться или закрываться. Это так же не зависит от намерений собеседника. Возможно, для него подобное проникновение в мои личные является нормой, и он не желает причинить мне неудобства. Тем не менее, я чувствую, что мне нужно что-то оберегать внутри себя.
На своей примере я попытаюсь показать, как работать с вопросами. Главное и единственное условие такой работы быть честным с собой и не останавливаться, пока не почувствуете, что нашли ответ.
Я спрашиваю себя:
Почему мне неприятно проникновение в мои личные границы?
Первый ответ, который приходит на ум:
Потому что это границы. Никто не любит, когда их нарушают. Не зря же они установлены.
Но почему это неприятно именно мне?
Я чувствую дискомфорт, когда это происходит.
Что конкретно я чувствую?
Испуг, потом агрессию.
Что пугает меня?
Я не знаю. Это похоже, будто кто-то врывается ко мне в ванную или в спальню. Куда-то, где могу быть только я.
Почем у это пугает меня?
Меня может увидеть кто-то, кому я не хочу себя показывать.
Почему это важно?
Я чувствую, что оберегаю нечто ценное. Если этого коснётся чужой, тот кого я не приглашал, кого я не чувствую близким, оно будет испачкано или разрушено.
Я хочу это прятать от всех?
Нет, я хочу пускать людей, для которых это нечто внутри меня тоже является ценным. Достаточно ценным, чтобы обращаться с этим бережно.
Что нужно, чтобы пустить туда кого-то?
Нужно, чтобы я доверял.
Это внутренний разговор можно продолжать. Но причины моих реакций уже можно увидеть: неуверенность в ценности себя для других и, следовательно, недоверие к тем, кто пытается приблизиться слишком быстро. Здесь речь не идёт об объективной ценности чего-либо или определённой скорости. Скорее о чуткости и деликатности. Эти качества важны для меня, и их отсутствие при обращении к моим чувствам я воспринимаю как угрозу.
За этим осознанием, конечно, лежит личная история, травмы, особенности темперамента и другое. Но и его достаточно, чтобы понимать себя лучше и видеть ситуации, которых желательно избегать.
Когда-то мне казалось, что моя потребность в медленном сближении с другим человеком неправильна и я чувствовал себя неполноценным. Мне хотелось избавиться от неё и научиться быть как все. Так я это видел, и предпринимал попытки измениться. Они привели лишь к разочарованию и ещё большему непринятию себя.
Позже, разобравшись в причинах, я понял, что эту потребность нужно уважать. Приняв себя именно таким, я перестал бояться не удовлетворить ожидания окружающих. Я решил, что даже если такой я не подхожу большинству людей, это не повод предавать себя и то, что для меня важно.
Другой пример, который я хочу привести, отчасти связан с предыдущим.
Подростком я любил проводить время в больших шумных компаниях. Я испытывал необходимость находиться в обществе других людей как можно чаще. Если бы тогда я спросил себя, почему это так, скорее всего я не нашёл бы ответа. Сейчас я понимаю, что хотел быть увиденным и признанным.
В компании подростков всегда есть звезда. Самый громкий, много говорящий, преимущественно о себе и забирающий всё внимание человек. Такие люди вызывали у меня неприязнь. У меня портилось настроение, и мне казалось, что проблема моей неудовлетворённости в выскочке, находящемся в центре внимания.
Для себя я объяснял свое возмущение качествами личности человека. Я говорил себе, что его поведение недостойно и даже аморально. И незаметно (часто для самого себя) отмечал, что моя скромность и сдержанность, наоборот, пример правильного, достойного поведения. И искренне не понимал, почему другие этого не замечают.
Где-то в глубине души я, конечно, чувствовал, что здесь есть что-то еще. Но в то время я не обращал внимания на малозаметные намёки бессознательного. Мне стало интересно, почему выскочки вызывают во мне такую острую реакцию. Я стал задавать себе вопросы, в поисках причины.
Ответ, к которому я пришёл, удивил и огорчил меня. Мне казалось, что, забирая всё внимание окружающих, выскочка крадёт и ту часть, которую хотел получить я. Приходя в компанию, я ожидал социальных поглаживаний, заинтересованных взглядов и тому подобное. Вместо этого мне приходилось смотреть спектакль одного актёра. Наверное, мне хотелось быть на его месте, хотя тогда я этого не осознавал. Я просто начинал сравнивать себя с ним, пытаясь найти недостающие мне качества. И, конечно, находил.
Поведение звезды в компании сверстников, никак на меня не направленное, я воспринимал как угрозу. Это включало защитные механизмы, я закрывался и вечер был испорчен. В какой-то момент я спросил себя, почему я не получаю того внимания, которого, как мне казалось, достоин. Оказалось, я просто не позволял себе этого, так как бессознательно считал себя хуже других. Я молча ждал своей очереди, которая обычно не наступала. И винил в этом других.
Не помню, сколько прошло времени с момента этого осознания, но следующим кадром этой истории стал момент, когда я сам уже много говорил и старался забрать как можно больше внимания окружающих. Сначала мне это нравилось. Потом я стал замечать тех, кто так же, как я когда-то, не любил выскочек. И теперь мне не нравились уже эти недовольные. Не нравились сильно, ведь они посягали на такое важное для меня внимание окружающих.
Я снова стал задавать себе вопросы, почему я это чувствую. На этот раз у меня уже был опыт подобных диалогов с собой. Ответ меня снова не порадовал: я действительно не любил нарциссические качества в людях и в самом себе в том числе.
Анализируя это несоответствие между своим поведением и тем, что я считаю правильным или приемлемым, я пришел к новым открытиям. Внимание окружающих людей, которым я никак не мог наестся до сыта, и которое странным образом оставляло неприятный осадок в душе, было нужно мне для того, чтобы компенсировать недостаток внимания родителей в моем детстве.
Я был первым ребёнком в семье, моя сестра младше всего на год и три недели. Естественно, что после её рождения внимание матери переключилось на сестру. Размышляя о первых годах моей жизни, о которых я тогда имел смутное представление, я чувствовал, что утраченное внимание матери ко мне так и не вернулось.
На первый взгляд может показаться, что в этих разговорах с самим собой нет никакой пользы. Действительно, одного воспоминания недостаточно. Этот травматический опыт брошенности матерью, к сожалению, не был мной полностью осознан ещё долгое время. Он продолжал незаметно проявляться и влиял на многие аспекты жизни.
Когда у меня родился первый ребёнок, жена полностью переключилась на него. Первый год прошёл в заботах о малыше. Жена переживала послеродовую депрессию, и я как мог старался её поддерживать. Помню, как рисовал плакаты поддержки и вешал на стену, чтобы она не чувствовала себя одиноко во время моего отсутствия.
В тот год моя «брошенность» проявлялась неявно. Я занимал себя заботами о семье и объяснял себе, что состояние жены изменится и отношения восстановятся. Сейчас же, оглядываясь назад, я вижу лакмусовую бумажку, которая указывала на поднимающийся из закромов психики травматический опыт.
До рождения первенца мы с женой прожили вместе семь лет. Ребёнка мы оба хотели давно, но зачать его почему-то не получалось. Проверки на совместимость и другие медицинские тесты показывали, что всё в порядке. Просто ещё не время, говорили врачи.
Свои родительские чувства мы проявляли в заботе о кошке. Мы взяли её котёнком, и жена, ожидая, когда «придёт время», отдавала пока материнскую любовь ей. С рождением сына кошка лишилась привычного внимания. Удивительно, но животное отреагировало сильнейшей депрессией и болезнью. Она сутками лежала, не меняя позы и почти не ела. Я помню, как переживал за неё. И, хотя я рационально объяснял себе отсутствие внимания жены ко мне, страдания кошки вызвали во мне кроме сочувствия, сильную обиду на жену. Пряча от себя свою травму, я переносил чувство покинутости на кошку. Не имея возможности признать собственную боль, я жалел животное, которое так же страдало.