Вы не посмеете
Посмею, посмею. Вы же тоже наверняка читали мое дело, медицинскую его часть. У меня там в анамнезе много всякого разного, но вот в отсутствии решительности еще не один служитель Гиппократа не заподозрил. Так что будет играть в оскорбленную невинность или Кто вы, доктор Харуми?
Громче, пожалуйста.
Гинеколог
То, как Харуми произнесла это слово, должно было заставить змей с её петличек сдохнуть в корчах, весело подумал Ярослав. Не от яда, так от зависти. Что ж, одна мина в заграждении обнаружена. Осталось еще полсотни.
Учитывая состав нашего экипажа, в чем-то даже логично, не так ли? Хотя обычно логика и кадровый отдел Адмиралтейства существуют в разных измерениях. И, доктор не надо на меня смотреть, словно вы собираетесь мне в горло вцепиться. Во-первых, я невкусный, во-вторых, повода нет. У меня на третьей лодке доктор вообще изначально был урологом Причем его-то знания оказались как нельзя кстати, со всей бригады к нему страдальцы бегали. А на первой лодке врача не было вообще, только электрик с фельдшерскими курсами. Так что расслабьтесь, ничего страшного не слу
Договорить фразу Ярославу не позволил глухой рёв из носовой части подводной лодки. Следом раздался металлический грохот, чей-то отчаянный визг и запоздалый вой сирены!
К этому моменту Ярослав был уже в коридоре, пробегая, точнее, прорываясь через мешанину тел и приборов к центральному отсеку. Сирена продолжала выть, вдобавок воздух стремительно насыщался какой-то мутной взвесью с характерным запахом!
Срочное погружение! расслышал он сквозь вой срывающийся от волнения голосок Анны-Марии. Задраить люки, кормовые рули
Отставить погружение! заорал фон Хартманн в проем люка. Продуть балласт! Вентиляторы на полную мощность! Вахтенный офицер, бегом в носовой отсек, выясняйте, что за хрень они учинили с гальюном.
Миг спустя он получил чувствительный удар в бок чем-то круглым и твердым. В медицинской сумке доктора Харуми, протиснувшейся мимо командира с целеустремленностью и грацией учуявшего желуди кабана, явно были то ли гантели, то ли ручные бомбы.
Фрегат-капитан улыбнулся ей вслед, потёр ноющий бок и снова принюхался. «Аромат» отхожего места никуда не пропал, наоборот, за прошедшие секунды он стал заметно сильнее. Зато к нему не примешивалось запаха хлора значит, аккумуляторные ямы не затоплены, и еще поживем.
Анна-Мария вернулась минут через пять, волоча за собой на буксире хлюпающую носом девчушку в мокрой и грязной форме, с замотанной бинтом головой. Вроде бы одна из торпедисток, припомнил фрегат-капитан, хотя сейчас это чудо даже мать родная вряд ли признает.
Вот она! Обличительный пафос восклицания Тер-Симонян был заметно смазан. Чтобы вытолкнуть виновницу случившегося вперед, ей самой пришлось вжаться между маховиками балластных цистерн.
Девчушка в очередной раз всхлипнула и попыталась вытянуться, затравленно глядя на Ярослава. Хотя фон Хартманн сидел на пуфике, глаза у них были примерно на одном уровне.
Я-я просто а оно как
Другие жертвы и разрушения имеются? через голову юной диверсантки осведомился фрегат-капитан.
Носовой гальюн выведен из строя на неопределенный срок! четко и громко доложила Тер-Симонян. Второй отсек нуждается в тщательной отмывке и дезинфекции. Пострадавших физически, кроме матроса Шигин, первичным осмотром не выявлено.
Зато много пострадавших морально, добавила навигатор, с момента катастрофы пытавшаяся дышать через обильно смоченный духами платок.
Даже так? с демонстративной заинтересованностью переспросил фон Хартманн. Хм какая там глубина в нашем районе? Девяносто саженей? Надо бы провести внеплановое учение Лечь на грунт часов на десять-двенадцать, полная тишина в отсеках, никакого хождения особенно по всей лодке к кормовому гальюну.
Он был уверен, что громкая связь выключена. Однако «полный неизбывной тоски», как любили писать в старинных книгах, стон донесся и с носа, и с кормы.
* * *
Они все ошибались. Каждый. Они все ошибались изначально. Не так уж и сильно, но в нашем деле не требуется ошибаться сильно, чтобы тебя убило. Да, никто из этих лётчиков не погиб в бою. Только после.
Их всех погубила недостаточная лётная подготовка.
«Эвондть оно как», учебный фильм ударных полусотен войска морского, лента перваяКапитан Такэда. Личное время экипажа
Очередная капитанская прогулка Такэды, с мечтой слегка развеяться после вахты, закончилась на ангарной палубе. Шумное собрание в стороне от главных рабочих мест экипажа привлекло его внимание. Станичницы окружили самолёт в стояночных замках и обсуждали что-то настолько активно, что появление командира попросту не заметили. Айвен Такэда вспомнил уроки неформального курса грубой шутки Даллена МакХэмилла в академии и постарался до последнего не привлекать к себе внимания.
Здорово, полусотня! гаркнул он в спины девчонок своим лучшим командирским голосом.
Рэнго банзай! слитный рефлекторный взвизг нескольких десятков глоток на восточный манер срубил хулиганскую выходку на взлёте.
Ну и что это за стихийное боярское собрание? чтобы скрыть неподобающие эмоции от звона в ушах спросил Айвен у пёстрой толпы вокруг одинокого «Казачка».
Тоямы поспорили, что знают кабину с закрытыми глазами, первой на вопрос капитана откликнулась бортстрелок Сашенька Прибылова.
А ну-ка! Такэда потянул складную лестницу на себя. Юнона-сан, если позволите
Разумеется, Такэда-доно. Словно точёная из фарфора, белокожая и золотоволосая красавица в кабине безошибочно повернула к нему голову с плотным, в несколько слоёв, шёлковым платком на лице.
Юнона-сан, вы знаете, что ваша попытка опознать командира через платок достаточно сильна, чтобы я почувствовал, даже не концентрируясь? спросил Такэда. Кабину самолёта вы тем же образом «вспоминаете»?
Такэда-доно, а вы что, тоже?.. удивилась Тояма.
A-ранг, две с половиной мили, допущен к посадке в туман и ночью, подтвердил Такэда. Но всё-таки?
Разумеется, нет, Такэда-доно! Это же спор чести. Тояма улыбнулась. Здесь собрались, может, и не такие сильные видящие, как вы, но уж разглядеть жульничество на дальности от пола до кабины их вполне хватит. Да и Ясноглазая Роза у меня за спиной вряд ли промолчит, если что. Вы отлично знаете, что она чувствует палубу на посадке даже через корпус самолёта.
Ясноглазая Роза? Айвен только после этого упоминания заметил, что на втором месте экипажа в «Казачке» старательно не привлекает к себе внимания Сабурова-Сакаенко.
Добрый вечер, Такэда-доно, застенчиво улыбнулась та. В её случае, и Такэда знал это совершенно точно, многосложность имени с фамилией лишь компенсировала малую знатность рода.
По фактической лётной подготовке Розалинде-Антуанетте следовало поручать не меньше звена для разогрева, а по результатам и меньшой отрядной головой ставить. Дочка вчерашних, и века не прошло, скотопромышленников, бывших поставщиков имперского флота с жалованной наследственной грамотой Янтарного трона, она чувствовала самолёт, как никто другой. Но по меркам «золотой» сотни ВАС-61 и ВАС-62 её гонора едва хватило, чтобы не лететь в бой задней табуреткой.
На месте, куда больше подобающем детям боярским, чем боярам, чувствовала она себя неуверенно и старалась лишний раз не привлекать к себе внимания.
Ну что же, Такэда улыбнулся. Закрылки, Тояма-сан.
Рука безошибочно легла на контрольный рычаг без малейшего проявления родовых сил.
Главный оружейный предохранитель.
Юнона послушно взялась за ярко-алый железный колпачок с палубной стояночной чекой в замке и демонстративно подёргала его на себя.
Тангаж. Как и учили в академии, Такэда называл приборы управления вразнобой, на изрядном удалении друг от друга, и по-разному, но Тояма справлялась. Контроль шага винта. Селектор топливных баков. Стартёр Ну что же, отлично.
С вашим авторитетом честная победа весомее и убедительнее. Тояма сняла повязку и небрежным жестом поправила растрёпанные волосы. Спасибо, Такэда-доно.
Что, сам результат вас не удивляет, Юнона-сан? поинтересовался тот в ответ.
При достаточном количестве усердия запомнить можно что угодно. Тояма раскрутила плотно сложенный платок и заученными до автоматизма движениями превратила его обратно в элегантный шейный бант. Я не из тех, кто в бою вычитывает мелкий шрифт чек-листов на панели управления.
Такэда содрогнулся. Такой самоуверенности он совсем не ждал. В академии это всё ещё на первом курсе выбивали, быстро и безжалостно. Звук вывинченной из креплений переговорной трубки в момент перед ударом инструктора по голове со второй табуретки учебного самолёта и сам удар помнили все без исключения курсанты, независимо от благородности и боевой специализации.
Это прекрасно, демонстративно согласился Такэда. Но всё же не стоит чрезмерно доверять своей памяти. Чек-листы не подведут никогда.
При всём уважении, их тоже можно запомнить, Такэда-доно? Юнона Тояма попросту не поняла и даже не осознавала своей ошибки.
При всём уважении, смысл чек-листа не в этом, и ты его упускаешь, терпеливо пояснил Айвен, пытаясь звучать максимально убедительно. Рано или поздно, в жутком напряжении, ты неминуемо забудешь что-то очень-очень простое и очень-очень важное. И у тебя не будет времени перелопачивать свой чердак в поиске того, не знаю чего. Только не в бою. Только не после него. Только не в посадку на последних каплях горючки, боком, с обгрызенными элеронами. Когда нужно выпустить посадочный гак? Выпустила ли ты его? Что там с шасси? Где выставлен рычажок главного оружейного предохранителя? Повезёт ли тебе это не забыть, а? Ну, скажи честно, пока сидишь на холодную с крыльями, уложенными вдоль корпуса: повезёт ли? Или кому-то придётся отмывать твои ошибки с палубы вместе с тобой, а мне читать проникновенную речь над искорёженным остовом с покрытой флагом кабиной, пока вас троих готовятся спихнуть за борт?
Ну уж механику старта и посадки забыть невозможно! выкрикнула снизу из толпы вторая близняшка Тояма. Командир, я понимаю, что вы за нас в ответе, но у нас всё-таки достаточный лётный опыт.
Я знал парня с «достаточным лётным опытом», который настолько полагался на свою память, что в один далеко не самый прекрасный день пошёл на взлёт раньше, чем палубная команда успела развернуть ему крылья, раздражённо пояснил Такэда. Он так и не понял, что происходит. Не успел. Свалился точно по курсу, футах в ста. Шестнадцатитысячник на полном ходу от него даже мусора не оставил.
Ответом ему стало потрясённое молчание.
Пожалуй, я оставлю вас наедине с этой мыслью, сказал Такэда. Всё-таки скоро отбой.
Но уйти далеко Айвен Иванович Такэда не успел. Ему навстречу попалась до оскомины уже знакомая фигура с бомбовой тележкой с закреплённым вместо бомбы раскладным чайным столиком с морскими штормовыми замками. Поверх роскошного шедевра краснодеревщика чинно ехали походный самовар, охотничий сервиз из нескольких металлических судков для заварочного чайника, сливок, масла, каменной соли и кускового сахара, ложечки, щипчики и стопки металлических же стаканчиков с золотой гравировкой по серебру, камнями, фамильными гербами и целым заповедником геральдических животных.
Опять ты здесь? раздражённо спросил Айвен при виде Эффиндопуло.
Мои извинения, Такэда-доно, улыбнулся дворецкий. Попробуете чёрного прессованного чаю? Копчённый на смоле, такой же поставляли в летний дворец Янтарной династии.
Подающий четвёртого ранга Эффиндопуло, не понимаю, вам заняться, что ли, нечем?
Полусотня, оставив самолёт, завороженно тянулась на запах, и Такэде приходилось выбирать слова.
При всём уважении, Такэда-доно, сейчас я занят именно этим, дворецкий невозмутимо протянул ему один из «гостевых» стаканчиков. Тот, как оказалось, пребывал в идеальном соответствии с геральдическими требованиями к посуде единственного на данный момент представителя юной династии морских ястребов Такэда и благодаря искусству ювелира даже не выглядел оскорбительным новоделом. Я подаю чай.
Смешно пошутил, согласился Айвен, но чай всё же взял. Но почему здесь и чай, а не в техническом коридоре по штирборту ремкомплект для обслуживания ствола и механизмов?
Согласно действующему расписанию, сейчас идёт моё личное время, Такэда-доно. Дворецкий невозмутимо обслуживал полусотню. Судя по тому, как организованно и эффективно помогали ему на подаче бортстрелки, занимался он этим в их компании далеко не впервые.
А спишь ты когда, «личное время»? спросил Такэда.
Мне хватает, Такэда-доно. Переупрямить дворецкого оказалось попросту невозможно. Его лицо излучало доброжелательность, понимание и заботу, как у врача психологического стационара на беседе с проблемным сыном уважаемых родителей. Долг превыше любой плотской усталости.
Я тебя у них отберу, заявил Такэда. Вместе с чаем. Капитанским приказом с занесением в бортжурнал. И отдам палубным и набольшему голове уряда лётной безопасности. С такими повреждениями бортов на посадке девчонки попросту не заслужили дворецкого.
Такэда-доно, палубу и впрямь слишком качает, недовольно заявила Пшешешенко. Мы понимаем, идёт война, и в строй отправляют всё, что может сражаться, но это действительно судно, а не корабль!
Её бортстрелок, Яська Пщола, демонстративно покивала в подтверждение каждого слова командира экипажа и без слов промычала что-то утвердительное.
Это судно на восемь пятьсот чистого водоизмещения, и нас ещё ни разу по-настоящему не качало, устало заявил Такэда. Сколько можно прятаться за эту нелепую отговорку? Если бы вы садились хоть раз по третьей процедуре, вы бы знали, что такое качка Но метеорологи и вторую за этот переход ни разу не объявляли ещё!
Тогда почему так бросает палубу? толпа взорвалась гомоном недовольных голосов. Мы на тренировке на самоходную баржу-пятёрку садились, угольную, её никогда так не качало!
Простите, на какую ещё угольную баржу? Такэда не мог поверить своим ушам. Конфедерация не возит уголь баржами. Даже для старичья позапрошлой войны есть нормальные эскадренные угольщики!
Ну так никто и не говорит, что морскую! Дядя нашей Сэм одолжил для тренировок моторизованный «светлячок» и даже смонтировал почти настоящую лётную палубу для наших тренировок. В озере Холодном.
Вы хотите сказать, Айвен Иванович Такэда впервые чувствовал, что от него ускользает дар речи. Вы хотите сказать, что ваши семьсот часов учебного налёта, все тренировки и подготовка шли на Семи озёрах? В четырёх сотнях миль от ближайшего морского берега? Серьёзно?!
Но мы же по-настоящему учились! яростно сверкнула глазами Пшешешенко. С героями первых боёв за архипелаг!
Вы не учились, отрезал капитан. Вы просто жгли авгаз под командованием брошенных в топку резервистов мирного времени, которым повезло не сгореть до конца. Цистернами жгли. Эшелонами. Имперскому пилоту за такой ущерб экономике Конфедерации скрещенные лабрисы с янтарным бантом на грудь приколют!
Толпа взорвалась недовольным гомоном.
И судя по тому, что никто из ваших «учителей» даже не заметил разницы, повысил голос капитан, они все тоже с аэродромов островного базирования. Вы идёте в настоящий бой с жирной дырой в лётной подготовке. С чем я нас всех и поздравляю!