Я всегда на своем углу, Америка, если что свистни.
Пашка сдвинул на затылок шляпу. И откуда он все знает, этот мент? Рассказать Серому или нет? А может, и не ходить? Может, переждать? Деньги есть. Осесть у той же Нинки и переждать? Но ноги сами несли его к «Трем ступенькам».
На стене старого четырехэтажного дома красовалась вывеска ресторана «Встреча», но никто в округе такого ресторана не знал, заведение было известно как трактир «Три ступеньки».
Трактир находился в полуподвале старого дома. К тяжелой дубовой двери вели три щербатые ступеньки. Зимой Пашка не вылезал из этого заведения.
К вечеру здесь собирались деловые люди со всей округи. В задних комнатах начиналась крупная игра. Со двора заскакивали ребятишки с горячим, левым товаром, шептались с хозяином заведения, отцом Василием (так его звали за привычку непрестанно креститься). Потом рассаживались в зале за круглыми столами. Заходили погреться девочки, и начинались «свадьбы», или «крестины», или «поминки». Гульба всегда имела какое-нибудь пристойное название. Гуляли тихо, говорили чинно и понимали друг друга с полуслова. За всю зиму Пашка не помнит ни одной драки или скандала. В случае надобности предложение «выйти во двор» делалось как бы между прочим. Скандалист в залу не возвращался, и о нем никто не вспоминал.
Но ранней весной появился Серый. Он вошел с двумя здоровыми флегматичными парнями, которые за весь вечер не сказали ни слова. Отец Василий поклонился новым гостям еще ниже обычного и обслужил их сам.
Позже Пашка узнал, что Серый с хозяином «Трех ступенек» старые знакомые.
В тот вечер Серый скромно сидел в углу, ничего не ел и почти не пил. Он внимательно и подолгу рассматривал каждого посетителя, изредка подзывал хозяина и что-то у него спрашивал.
Пашке новичок не понравился сразу. Не понравилась подобострастность отца Василия. Не понравились серое, в темной сыпи лицо, оловянный взгляд больших, навыкате глаз, суетливые руки, животная жадность и молчаливость спутников.
Когда захлопали задние двери и в залу ввалился Петька Вихрь с друзьями и красавицей Варькой, Пашка понял, что быть беде. Отец Василий усадил Петьку в самый дальний угол, кивнул половым, а сам бросился к Серому и стал его о чем-то просить. Тот качал отрицательно головой и не сводил глаз с Варьки.
Пашка не видел, с чего началось, и поднял голову, только когда Вихрь вылез из-за стола, ухмыляясь и многозначительно засунув руки в карманы, пошел к выходу. Но Серый вызова не принял и спокойно сидел на своем месте. Тогда Петька, покачиваясь, подошел к столу Серого. Тот вынул из-под стола руку с пистолетом и выстрелил Петьке в лицо.
Громилы, сидевшие с Серым за одним столом, вскочили и направили наганы на корешей Петьки. Потом поставили их лицом к стене и отобрали пушки и финки. Делали они это быстро, ловко и явно не впервой. Самого Петьку завернули в шубу, выволокли во двор, и через несколько минут знаменитый налетчик отправился в свое последнее путешествие.
Серый в это время сидел безучастно за столом, вертел в руке пустую рюмку и поглядывал на Варьку.
Так он пришел к власти. Теперь Варька спит с Серым, а Петькины кореши у него на побегушках.
Все это не коснулось бы Пашки Америки, но в последнее время Серый стал приглашать его к своему столу. И сейчас предложение явиться в трактир ничего хорошего не предвещало.
Как только Пашка вошел, к нему подлетел половой Николай.
Заждались тебя, Америка. В кабинет, пожалуйста. и бросился между столиками. Сюда.
Серый сидел на диванчике, ковырял вилкой квашеную капусту и что-то выговаривал Варваре. Увидев Пашку, он довольно улыбнулся и, видно заканчивая разговор, сказал:
Говорю, собирай шмотки, значит, амба.
Варька зевнула, потянулась и подошла к Пашке.
Пашенька, родненький. Она обняла его за плечи и заглянула в глаза. Хоть ты заступись за меня.
Пашка резко отстранился. Уж он-то точно знал, что ласки Варвары добром кончиться не могут.
Серый нахмурился:
Сказал, иди, не лапай парня. Он мне еще нужен.
Хочешь меня рядом с Вихрем положить? Не выйдет, сказал Пашка, глядя в потолок.
С каким Вихрем, Пашенька? спросила удивленно Варвара. И было в ее вопросе столько равнодушного недоумения, что Пашка, не зная, что ответить, растерянно смотрел ей в глаза.
Из-за портьеры выскользнул отец Василий и подтолкнул Варьку под крутой локоть.
С богом, Варварушка. Иди с богом. Не гневи мужика понапрасну. Колька! крикнул он визгливо, а когда рыжие вихры полового просунулись в кабинет, елейным голосом сказал: Избави тебя бог, Николушка, без вызова в кабинеты заходить. В зале будь. В зале. А я здесь сам уж по-стариковски обслужу дорогих гостей.
Пашка стоял в стороне и недовольно поглядывал то на Серого, то на причитающего хозяина. За тонкой перегородкой шумела пьяная компания, Серый кивнул на нее и пробормотал:
Передай, отец, чтобы смотрели в оба. И не напивались бы до зеленого змия.
Выполню, сынок. Хозяин сменил скатерть, расставил чистые приборы и ушел.
Пашка сел, налил водки и выпил. Серый явно был не в себе и расхаживал по тесному кабинету.
Что за разговор? спросил Пашка, выпил рюмку и взял горсть маслин.
Ты свой в доску, Америка. Хочу с тобой покумекать. Серый наконец сел и налил в бокал квасу. Помощь твоя нужна.
Чем это может желторотый шкет помочь червонному валету? Пашка потянулся к графину, но Серый его остановил:
Потом выпьем, Америка. Слушай. Он подвинулся ближе и зашептал: Ты ведь в округе всех блатных знаешь?
А ты?
Я на курорте червонец тянул, моих корешей сейчас нет в городе. Тут вот какое дело. Серый замолчал и положил на стол наган. Разговор серьезный. Понял?
Не будет разговора. Пашка встал. Мне твои дела ни к чему.
Серый вскочил и крикнул:
Будет!
За стеной замолчали, а через секунду портьеру отодвинула обвислая физиономия Свистка.
Звал? спросил Свисток и наполнил кабинет удушливым перегаром.
Серый махнул рукой подручный скрылся, и тут же появился хозяин. Отец Василий шмыгнул мимо Пашки, взял со стола наган и убрал под сюртук.
Сохрани, господь, и помилуй. Он быстро перекрестился. По-хорошему надо, сынок. Только по-хорошему. Ты говори, а я посижу с вами, рюмашечку выпью, может, и помогу советом. Сядь, Пашенька, сядь, родной, и выслушай божьего человека.
Пашка посмотрел в оловянные глаза божьего человека и решил, что лучше сесть.
Вот и слава богу, вот и поговорим, причитал хозяин.
Да заткнись ты. Пашка выругался, оттолкнул Серого и налил себе водки. Что привязались? Один пушкой об стол грохочет, хотя за стеной бандюги сидят. Другой Он опять выругался и выпил.
Серый говорил долго, хватал Пашку за плечи, грозил, потом хватался за пустой карман. Наконец Пашка вышел на улицу и побрел совершенно трезвый, хотя выпил графин водки. На свою беду, Пашка многое понял из этого разговора.
У Серого в уголовке свой человек имеется. Но последний месяц одни неудачи. Трижды налетел на засаду. Вывод один: засунул им начальник своего парня и посмеивается. Все сгореть могут и Серый, и тот человек в уголовке. Не знает Серый местное ворье, потому и раскрывает свои карты. Не знает, кто действительно ворует, а кто только фасон держит. Он назвал десяток имен, кого можно подозревать, и закончил: «Узнай, Америка! Озолочу. Пришьем мента, сделаем дело и айда из Москвы. А ты, Пашка, можешь оставаться».
Только Пашка не дурак. Если он и узнает, то его шлепнут раньше, чем этого мента. И если не узнает шлепнут. С одной стороны Серый, с другой уголовка. Сгорел мальчишечка.
Глава вторая. В районном уголовном розыске
Климов отложил книгу и опять посмотрел на часы и телефон. Часы тикали, телефон молчал. Климов встал, одернул пиджак и прошелся по кабинету. Вынул из кобуры наган, повертел и бросил на стол. При его нынешней работе наган был явно ни к чему. Уже месяц он расхаживает по кабинету и смотрит на часы и телефон.
Часы тикают. Телефон молчит.
На этом закончим, товарищи, сказал начальник, закрывая совещание. Потом оглядел присутствующих, нашел Климова и сказал: Останься, Василий Васильевич.
Климов чувствовал на себе насмешливые и сочувствующие взгляды сотрудников. Он поплотнее устроился в кресле и вытащил из нагрудного кармана трубку. Не курить три часа подряд он не мог.
Начальник открыл окно, заложил руки за спину и стал ходить по кабинету, изредка останавливаясь и покачиваясь на носках.
М-да, наконец проговорил он. Ну, давай, Василий, подробно и коротко расскажи о делах в районе.
Вы же знаете, товарищ начальник. Климов передвинул трубку в угол рта.
В твоих рапортах сам черт не разберется. Сказал, выкладывай. Подробно и коротко. Он повернулся спиной к Климову и начал изучать оперативную карту города.
Климов подошел и встал рядом.
Десятого мая налет на инкассатора в Старомонетном. Он ткнул трубкой в карту. Инкассатор убит, количество налетчиков и их приметы неизвестны. Пятнадцатого магазин на Ордынке. Показания очевидцев путаные, то ли четверо, то ли пятеро, все вооружены. Примет опять никаких. Шестнадцатого касса на Малой Якиманке.
И тут вы зацепились.
Зацепились. Всплыл уголовник рецидивист Рыбин, известный среди налетчиков под кличкой Серый. Выявили его штаб-квартиру, трактир «Три ступеньки».
Хватит. Начальник махнул рукой и отошел от карты. Скажи, где расставляли засады?
Вы же знаете, с тоской протянул Климов.
Сядь, Василий. Я бы тебе всыпал. Начальник потер коротко остриженную шишковатую голову. Обязательно всыпал бы, если бы сам не дал промашку. Смотри, что получается. Он подвинул лист бумаги и стал писать. Шесть налетов за месяц. Вы выходите на Серого после третьего, и он это, конечно, чувствует.
Но доказательств-то никаких!
Рассуждай здраво. Как должен действовать налетчик, если чувствует, что ему наступают на хвост?
Уйти на дно и отсидеться.
Или перейти в другой конец города. Серый же, наоборот, совершает еще три налета, и все в одном районе. Почему? Почему, спрашивается, он прицепился именно к тебе? Утечка у тебя.
Что? Климов поднялся.
Утечка у тебя в отделе. Вот что. Понял?
Как это утечка? Климов забегал по кабинету. Предатель, что ли?
Если хочешь, так. Ты сядь, не мельтеши перед глазами. И я тебе не барышня, мне твои переживания ни к чему. Сядь, говорю!
Климов смотрел начальнику в глаза и видел своих ребят. Усталые, издерганные, с осунувшимися лицами, они больше месяца не уходят с работы. Когда сегодня вызвали на совещание, каждый заходил к нему в кабинет, неумело подбадривал, что-то говорил, советовал.
Что ты как лунатик? раздался издалека голос начальника. Чаю хочешь?
Не может этого быть. Не может. Ясно?
На, выпей. Начальник пододвинул стакан. И слушай меня, а не смотри стеклянными глазами. Он тряхнул Климова за плечо. Я ничего плохого про твоих хлопцев сказать не хочу. Утечка не обязательно предательство. Молодо-зелено, у кого-то может быть девчонка или приятель, откровенные разговоры, то да се.
Уверен, что никто из ребят
А я уверен, что так оно и есть, перебил начальник, и другого быть не может. Ясно? Знает Серый, что ты на него вышел? Наверняка знает. Однако не уходит из твоего района. Значит, имеет точную информацию.
Так что же, мне теперь каждого подозревать?
Подозревать не надо. Рыбина надо взять с поличным, и все образуется. И учти, что он, видимо, только исполнитель. Я эту сволочь давно знаю: жесток, дерзок, но прямолинеен. До такого фортеля ему не додуматься. Ищи фигуру крупнее, копай глубже, а Серого не бери, пока он не выведет тебя на главаря. Воюй их же оружием: они тебе подсунули своего человека, ты им двух своих. Только вот людьми я тебе помочь не могу. Нету людей. Начальник развел руками.
С этим Климов и ушел. На совещании в отделе, пряча от ребят глаза, он объявил:
Чертовщина получается. Дали мне срочное задание. Придется вам Серого добивать без меня. Зайцева прошу остаться.
Зайцев был его заместителем. Год назад Климову сообщили, что ему назначают заместителя, и дали прочитать характеристику Зайцева. Характеристика была написана большим начальником ВЧК, в ней говорилось, что будущий заместитель абсолютно надежен, умен, опытен и инициативен.
«Раз он такое золото, могли бы оставить себе», подумал Климов, но окончательных выводов до личного знакомства с Зайцевым делать не стал. Зайцев оказался человеком неприятным: жилистый, подтянутый, с точными и скупыми движениями и скрипучим недовольным голосом. Выбритый до синевы и причесанный волосок к волоску, безукоризненно вежливый, он замораживал окружающих и держал всех на почтительном расстоянии. Даже матерые уголовники разговаривали с ним без мата и на «вы». С Климовым Зайцев никогда не спорил, просто излагал свою точку зрения и молча выполнял полученные указания. Потом, когда выяснялось, что прав был заместитель, а не начальник, Зайцев ничего не говорил; если же Климов сам начинал разговор, заместитель смотрел на него, как на ребенка, который упрямо познает мир на ощупь и, не веря взрослым, должен сам убедиться, что кипяток горячий, а соль соленая.
Но в одном заместитель устраивал Климова: он не любил участвовать в облавах, засадах и предпочитал круглые сутки заниматься задержанными. Допрашивал он мастерски, терпением, логикой и подчеркнутой вежливостью всегда добивался блестящих результатов.
Сейчас Зайцев вертел в руках коробочку монпансье, с которой никогда не расставался, а Климов, роясь в бумагах, не знал, с чего начать, ведь от заместителя нельзя отделаться заявлением о «чертовщине и срочном задании».
Решили начать с другого конца? спросил неожиданно Зайцев. Поняли все-таки, что в отделе утечка?
Прошу вас временно возглавить работу отдела, не отвечая на вопрос, сказал Климов.
А Серого пока оставить в покое? Зайцев открыл коробочку и стал выуживать очередной леденец. Не хотите отвечать не надо. Мне и так все ясно.
Вот и отлично. Значит, договорились. Климов встал, проводил взглядом молча вышедшего Зайцева и взялся за телефон.
Он позвонил в Киев, где в уголовном розыске работал его лучший друг, и объяснил, что в Москву на месяц необходима пара хороших ребят.
Друг довольно хохотнул, обозвал Климова шутником и спросил о здоровье.
Климов пригрозил небесными карами, кулачной расправой и два раза повторил: «Как друга прошу».
Друг тяжело вздохнул и сказал:
Значит, тебе совсем плохо, Васек. Встречай на вокзале в четверг. Встань в сторонке, они тебя сами найдут. Золотых ребят Он замолчал, а потом добавил: Сыновей посылаю.
Отправляясь на вокзал, Климов решил часть пути проделать пешком. Климов шел по самому краю тротуара, стараясь держаться подальше от стоявших в дверях своих заведений хозяйчиков, которые два года назад, словно клопы, вылезли из своих щелей, сначала робко, а потом деловито забегали и засуетились, размножаясь и жирея прямо на глазах.
Климов шел, заложив руки за спину, намеренно подчеркивал свою неуклюжесть, сутулился и загребал ногами больше обычного. Посасывая трубку, он следил краем глаза за нэпманами и делал вид, что не замечает самодовольных, правда тщательно прикрытых угодливой улыбочкой, лиц. Климову казалось, что всем своим видом они говорят: это вам, гражданин, не семнадцатый год. Разве вы можете без нас существовать? Жрать захотели и лапки кверху. Мир перекраивать вы горазды, ломать и отнимать вы мастаки, но одними идеями не прокормишься, избирательские права оставили себе, а обедать к нам ходите? Еще посмотрим: кто кого.
Климов знал «кто кого», но сейчас старался быстрее миновать район, где на него смотрят с любопытством или с плохо скрываемой злобой.