Минуту спустя я сидела на заднем сиденье такси и мой голос сам по себе произнес:
Мосфильмовская, 70.
Я не знала, зачем я ехала к нему. Я понимала, что он может оказаться дома не один. Я понятия не имела, что буду говорить. Но я была намерена заставить его поставить точку. Так, чтобы сомнений у меня не оставалось. Чтобы он больше не помогал мне, не готовил ужины в моем доме, не отвечал на мои звонки. Чтобы, мать твою, он перестал питать меня этой призрачной надеждой и отрезал раз и навсегда!
Охранник внимательно смотрел на меня и спокойно ждал, пока я соберусь с мыслями и сформулирую причину, по которой я должна подняться на пятнадцатый этаж в отсутствие дома хозяина квартиры.
Да, ладно, махнула я рукой. К нему шлюхи толпами ходят, что вам стоит пропустить еще одну?
Я не знаю, разочарует ли это вас или обрадует, но на моей памяти вы единственная, кто был наверху однажды, ответил он мне спокойным голосом.
Я посмотрела на него с недоверием.
Да, продолжил он, сюда часто приезжает одна блондинка. Но она оставляет для него конверт или пакет у меня и сразу уходит. Несколько дней назад вы были первой, кто поднялся наверх.
Я задумалась на какое-то время.
Никогда-никогда? Ни разу? Никто, кроме меня?
Нет, ни разу, подтвердил он еще раз.
Я опешила. В этот момент у меня за спиной хлопнула входная дверь и я обернулась. Мирон шел через холл, делая большие глотки прямо из горлышка бутылки, которую я своим уже опытным глазом определила как виски «Макаллен». Шагов через пять-шесть он меня заметил и улыбнулся:
Что: не пускает тебя, маленькая моя? спросил он нетрезвым голосом.
Нет.
Он поравнялся со мной, на ходу обнял за талию и, не давая опомниться, потащил за собой по направлению к лифту. Двери расступились, он втолкнул меня внутрь, вошел следом и нажал кнопку. Пятнадцать этажей вверх. Он еще выпил, отвернув голову в сторону, потом медленно повернулся ко мне и его глаза заскользили по моему лицу. Рукой он схватил меня за сзади шею и силой приблизил к себе. Медлил какое-то время, облизывая губы. Я не знаю, что я чувствовала. Поцелуй. Пьяный и горький. Пальцы на моей шее держали меня мертвой хваткой. Он отпихнул меня и сам отшатнулся назад. Снова выпил и снова набросился. Пятнадцать этажей вверх. Снова поцелуй. Горячий и пьяный. Люблю, сука, люблю его
Заходи, донеслось до меня изнутри, когда он зашел внутрь, а я все еще стояла за порогом.
Я сделала несколько шагов, слегка покачиваясь, и прикрыла за собой дверь.
Раздевайся, не оборачиваясь, скомандовал он.
Я скинула пальто на пол и сняла сапоги. Он повернул голову, посмотрел снизу вверх и, встретившись со мной взглядом, добавил:
Снимай все.
Я больше не буду тебя слушаться, тихо ответила я и оперлась на стену, глядя ему в глаза.
Зачем тогда пришла?
Отпусти меня.
Он улыбнулся и направился ко мне, пошатываясь и качая пальцем в знак несогласия. Подойдя совсем близко, он прошептал мне на ухо:
Я у тебя под кожей. Ты сама согласилась. Иди, куда хочешь. Далеко не уйдешь все равно
Что изменилось? тихо спросила я. Что там произошло?
Ты лезешь, куда не надо, Мирон развернулся и направился к стойке, где оставил бутылку. Сделал еще глоток, поднял руку и откуда-то сверху, где была ниша с подсветкой, достал пистолет. Поставил бутылку, передернул затвор и опустил руку с оружием вниз.
Ты должна держаться от меня подальше.
Я усмехнулась.
Думаешь, ты такой крутой мужик? Трахаешь все, что движется. Размахиваешь тут передо мной своим стволом. Покупаешь мне часы и делаешь из меня дуру, я медленно приближалась. Следишь за мной. Унижаешь, наказываешь, гонишь. Да, я поехала за тобой туда! Да, я, блядь, виновата! Мне опуститься на колени, расстегнуть тебе ширинку и вымолить прощенье в очередной раз? Ведь я же простая шлюха, да? Шлюхам ничего не рассказывают. Перед ними не объясняются. К ним приходят по ночам, кормят, а потом танцуют, да? Кто я для тебя, скажи?
Снимай нахер всю свою одежду. И я тебе покажу, услышала я в ответ.
Внутри все похолодело. Я ждала другого. Алкоголь усугубил мое падение в ад и я поняла, что точка поставлена. Пустота, в которой я оказалась в одно мгновение, оглушала тишиной. Нет, я даже не плакала. Слезы слетали само собой, ни один мускул у меня на лице не дрогнул:
Хватит, ответила я, отступая на шаг. Я видела все, что ты можешь мне показать.
Он вытянул вперед руку с пистолетом и сквозь зубы произнес:
Я тебе сказал: раздевайся.
Он был пьян. И я должна была его испугаться. Его глаза были пустыми. Он мог выстрелить. Беда была в том, что мой инстинкт самосохранения больше не работал. Я приблизилась вплотную, чувствуя холод металла кожей лица, и тихо с вызовом сказала:
Давай. Ставь точку.
Стерва! выругался он и оттолкнул меня.
В следующую секунду он отвел оружие в сторону, щелкнул пальцем по какому-то рычагу и магазин с патронами упал на пол. Ловким движением он еще что-то нажал, передернул затвор и об пол со звоном ударился еще один патрон. Он все это сделал быстро, как в кино, просто мгновенно. Отшвырнув пистолет в сторону, он набросился на меня.
Он ухватил мой свитер и рванул его вверх. Я увернулась, выскальзывая из него, и осталась в майке. Нетвердым движением я попыталась уклониться вправо, но он уже был у меня за спиной. Одна его рука крепко обхватывала мою шею, а вторая дернула пуговицу на джинсах. Задыхаясь от его мускул на своем горле, я попыталась изогнуться и ударить его ногой. Он их подсек их обе и я полетела вниз лицом, удерживаемая его мертвой хваткой на шее. Он отпустил меня на мгновенье, но лишь для того, чтобы сорвать с меня джинсы, с болью раздирая мне кожу грубой тканью. Я перевернулась на спину и выставила ногу вперед. С усмешкой он ударил по ней и упал на колени, оседлав меня сверху и прижимая к полу всем своим весом. Кожа вокруг раны на виске наливалась кровью, чуть ниже пульсировала вена. Я хотела ударить его по лицу. Он не позволил. Отшвырнул мои руки назад и рванул майку. Я осталась в белье на холодном полу. Извивалась. Но ему это только понравилось. Он снимал рубашку не торопясь, не спеша. От него сильно пахло алкоголем. У меня не оставалось сил. Но я понимала, что ему придется встать с меня, чтобы избавится от брюк. Я затихла и стала ждать, экономя силы.
Да, он поднялся на коленях и я выскользнула. Вскочила. Успела отскочить на пару шагов. Он дернул меня сзади за волосы и подтянул к себе. Толкнул к стойке. Я почувствовала животом прохладу мрамора. В следующий миг на моем правом запястье защелкнулся металл браслета наручников. Еще миг и вторая рука оказалась в тисках. Преградой свободе стал металлический шест, уходящий вверх. Я попалась.
Не видя его, я задрожала. От злости. Я ощутила, как медленно и спокойно он снял с меня белье. Умолять его остановиться я не буду, он не услышит от меня ни звука. Шорох позади меня означал, что он тоже разделся. Несколько громких глотков, тепло его тела на моем и запах виски слева. Тихий шепот:
Можешь кричать громко, маленькая моя. Но лучше не плачь, ты же знаешь, как мне это нравится
Что-то холодное на моей коже. Он внутри меня. Грязно и грубо. Нельзя позволить себе наслаждаться. Господи, кого же он из меня сделал? Что со мной твориться? Какого хрена мне так хорошо от того, как он наматывает на кулак мои волосы? Зачем я ловлю губами его пальцы, которыми он закрывает мне рот? Он наглый, он грубый, он жестокий. Я не должна его хотеть. Не должна Это в последний раз Я больше не приду, хватит
***
Высоцкая скрылась из вида и Мирон чертыхнулся. «Вот куда она сейчас попрется одна посреди ночи? Да еще в таком состоянии!».
Размашистым жестом он скинул кроссовки на пол:
СУКА!
Он приоткрыл окно, прибавил громкость музыки, закурил и поехал к Марку.
Марик, вот ты дебил? На кой хрен ты вискарь все время держишь в холодильнике?
Марк закатил глаза и отвернулся. Мирон сел на диван и задумчиво спросил:
Ты что-нибудь выяснил?
Нет.
Давай, адвокат, шевелись! Сколько мне еще ебалом светить по городу?
Евгеньевич сказал «неделя», ответил Марк, присаживаясь в кресло напротив.
Мирон ухмыльнулся:
Неделя на исходе. Артурито не придет за своим дерьмом. Его ребят приняли. Гоша на измене.
Если бы ты не сунулся к ним
Да, заебал ты уже! У меня, сука, выбор есть?!
Есть! Вали нахер из страны. До конца месяца. Следак долго ждать не будет, прокуратура дело требует. Без тебя его возьмут и можно спокойно ждать суда.
Валить?!
Мирон на секунду вспомнил удар ботинком по лицу, прошедшийся вскользь и рассекший ему висок. И голос где-то совсем рядом: «А твоей соске я «армянскую свадьбу» устрою. Первый ее выебу. Потом приду к тебе и расскажу, как она текла в ожидании всех моих братьев. Понял меня?..»
Не могу я валить, хрипло ответил Мирон. Марик, пробей прослушку, узнай, кто про нее говорил.
Ты сторона обвинения, нам с тобой материалы никто не покажет
Ну, тогда, пусть ей, блядь, охрану дают!
Марк поджал губы и потер ладонями глаза, устало откидываясь назад.
Не даст ей никто охрану. Ты можешь просто подержать ее на расстоянии? Чтоб она не светилась рядом с тобой?
Это Лада, Мирон потер лоб. Эта сука мутит, я уверен.
Ей не до тебя сейчас. Она рада, что паровозом не уехала.
Мирон не слушал. Высоцкая была слишком близко к нему. Всю неделю он выходил из дома только с оружием. Он понимал, что в задачу Андрея Евгеньевича не входила его целостность, улик против братьев Тигранян и так было навалом. Но Артур и Гоша оставались на свободе: Гоша как свидетель (временно, как он надеялся), а Артур в бегах. Если его, Мирона, случайно грохнут Артур или менты будет печально. Но Высоцкая была слишком близко Он видел, что с ней творится, но упорно молчал, не объясняя ничего. Пусть она сама отойдет в сторону, так будет легче. Объяснять ей, при каких делах тут Влада, желания не было никакого. Ненадолго отпустить ее. Просто дать повод и оттолкнуть от себя. Может, немного напугать Обидеть, разозлить? Как классно она сегодня каталась по Садовому, красотка Плакала, маленькая Ушла красиво сучка
Он знал, что вернуть ее труда не составит. Это все ненадолго. Она подсела на него как на наркотик, она любила его, она зависела от него. Он управлял и контролировал. Ему нравилось, когда она плачет, но он понятия не имел, почему. Просто кайфовал
Але, Мироша! Марик щелкал пальцами у него перед лицом. Че делать будем?
Мирон улыбнулся:
Будем бухать, Марк Аланович, ответил он. Только не у тебя, здесь тухляк. Погнали? Я сегодня одинокий
Тогда погнали, кивнул Марк, улыбаясь.
41. Ваниль
Я проснулась утром от знакомого звука: это звонил мой телефон. Я еще не успела открыть глаза, моя память была чистым листом, но как по щелчку пальцев все воспоминания о прошлой ночи обрушились на меня с силой водопада. Я напилась, я приехала к нему, он угрожал мне оружием Я открыла глаза, вскочила и тут же упала обратно: на правой руке у меня был затянут браслет наручников, а второй был на левой руке Мирона, который спал рядом. Я проспала у него всю ночь и плохо помнила то, что происходило после того, как я оказалась пристегнутой к стойке бара.
Телефон, который замолчал на несколько секунд, зазвонил снова. За окном был четверг и мне полагалась находиться в офисе в это время.
Выруби его, пробурчал Мирон и перевернулся, увлекая за собой мою руку, а я вскрикнула от боли.
Он повернулся обратно, посмотрел на меня и медленно перевел взгляд на наручники. Потер глаза и переносицу свободной рукой, потянулся куда-то вниз, снова увлекая меня за собой. Когда он выпрямился, в его руках мелькнул маленький ключик, которым он отпустил мою руку на свободу. Я помассировала ноющее запястье и, заворачиваясь в одеяло, направилась к двери, где вместе с пальто и сапогами валялась моя сумка и издавала адские звуки.
Слушаю, ответила я, наконец.
Виктория Андреевна, доброе утро, услышала я голос своей секретарши. У вас на сегодня назначена встреча с господином Колесниковым, а вас еще нет на месте. Я должна встречу подтвердить. Вы приедете сегодня?
Я взглянула на часы. Стрелки показывали 9:29.
Да, ответила я. Я буду через три часа, подтверждай после обеда.
Хорошо, я вас поняла. До свидания.
Я обернулась и посмотрела на него. Он лежал на боку, подперев голову рукой и согнув одну ногу, демонстрируя мне все свои достоинства. И его тело все еще хранило следы той ужасной ночи. Я не могла смотреть на него спокойно, поэтому подошла к кровати, распутала одеяло на себе и накинула на него. Теперь голой была я.
Рекомендую одеться, заметил Мирон.
Я смерила его таким холодным и презрительным взглядом, на который только была способна. Собирая с пола свое белье и одежду, я по кусочкам восстанавливала в памяти все события и боролась с последствиями неограниченного употребления крепкого алкоголя.
Я больше не хотела задавать ему вопросы, мне не нужно было выяснять отношения. Мне было страшно. Нет, его я не боялась. Я боялась себя и своих желаний. Нужно было называть вещи своими именами: он пьяный насиловал меня всю ночь, угрожая оружием, а я А мне было так хорошо, как еще никогда даже с ним не было. Я оделась так быстро, как могла, и загадала: «Если он хоть словом, хоть взглядом, хоть касанием даст мне понять, что он такой, как прежде, я останусь».
Размечталась.
Не заморачивайся насчет работы, Высоцкая, произнес он, подняв с пола пачку сигарет и зажигалку. Сейчас позвоню в твою контору и все улажу. Можешь ехать домой и выспаться нормально.
Он закурил.
Меня ждут. Мне нужно в офис.
Отвезти?
Справлюсь, я посмотрела в его глаза.
Ты получила все, зачем приходила вчера? он выпустил дым мне в лицо.
Больно.
Я приходила не за этим, ответила я и получилось немного печально.
Зачем же, маленькая моя?
Я чуть дрогнула от этого обращения, но это все равно было не то, чего я ждала:
У тебя нет того, зачем я приходила.
Я вышла за дверь и, поражаясь своему болезненному спокойствию, поехала к себе домой, чтобы переодеться, быстро принять душ и приехать в офис, не опоздав на встречу.
Колесников приехал сразу после обеда и я ждала его у себя, подготовив все необходимые бумаги. Когда мы здоровались, и он пожимал мне руку, я заметила, как внимательно он разглядывает мое лицо. Я не плакала накануне и не видела поводов для личных разговоров на этот раз, но этот мужчина снова меня удивил:
Виктория Андреевна, я вижу, вы мучаетесь жутким похмельем, констатировал он, подписывая документы, которые я ему протягивала.
Я немного покраснела, опустила глаза и негромко ответила:
Я прошу прощения, господин Колесников, что наши с вами встречи всегда сопровождаются с моей стороны такими ситуациями. Просто вчера я сдала экзамен на права и мы немного отметили это событие.
Немного? спросил он, снова недоверчиво наклоняя голову. Виктория, у вас сильное обезвоживание и жажда, скорее всего, сильно болит голова, так как вы постоянно щуритесь от яркого света, а на вашем лице я читаю болевые симптоматические спазмы.
Теперь мне еще больше неловко перед вами, чем в прошлый раз, вздохнула я.
Причин для неловкости нет, уверяю вас. Я поздравляю вас с успешной сдачей всех экзаменов и предлагаю вам простой и действенный выход из данной ситуации.
Я посмотрела на него вопросительно.
Я предлагаю прогуляться до ближайшего бара, где я угощу вас недорогим, но очень действенным коктейлем. Прогулка позволит вам немного освежиться, а коктейль по моему рецепту мгновенно улучшит ваше состояние. Вы же можете себе позволить пообедать вне офиса в рабочее время?
А почему, собственно, нет? Я свободна, я ничья. Я могу идти, куда захочу и с кем захочу.