Не могу поверить, что уезжаю.
Я толкнул Оливера локтем, и он горько усмехнулся.
Это всего год. И ты будешь приезжать каждый месяц
А Лея Черт, Лея
Я о ней позабочусь, эту фразу я повторял почти каждый день с того момента, как открыл Оливеру дверь и мы придумали план. Мы же всегда так делали, разве нет? Держаться на плаву, только вперед, в этом весь секрет.
Оливер потер лицо и вздохнул.
Если бы сейчас все было так же просто.
Так и есть! Эй, расслабься. Сделав последний глоток, я встал. Схожу за коктейлем. Тебе то же самое?
Оливер кивнул, и я направился к бару, обмениваясь приветствиями со знакомыми. Городок маленький, и все мы волей-неволей знали друг друга. Я облокотился на барную стойку и улыбнулся, когда Мэдисон скорчила гримасу.
Ты за добавкой? Напиться хочешь?
Не знаю. Возможно. Ты воспользуешься моим беспомощным состоянием?
Мэдисон подавила улыбку и взяла бутылку.
Ты этого хочешь?
С тобой всегда, ты же знаешь.
Мэдисон протянула мне бокалы, глядя в глаза.
Тебя подождать или у тебя планы?
Я буду тут, когда ты закончишь.
Остаток ночи мы с Оливером выпивали и предавались воспоминаниям. Однажды мы так же напились и позвонили его отцу, чтобы он забрал нас домой. Но он вместо этого зарисовал в своей тетрадке, как мы валяемся на пляже, а потом отксерил и повесил на стенах нашего дома и дома Джонсов в качестве напоминания про двух идиотов. У Дугласа Джонса было своеобразное чувство юмора. Или тот раз, когда мы накосячили в Брисбене: я обкурился травкой и с хохотом выбросил в море ключи от съемной квартиры. Оливер искал их в воде в одежде, абсолютно обдолбанный, пока я ржал на берегу.
Тогда мы пообещали друг другу, что всегда будем так жить, как в том месте, где выросли, простом, спокойном, непринужденном, существующем на серфинге и контркультуре.
Я посмотрел на Оливера и подавил вздох, прежде чем сделать глоток.
Я пойду, не хочу оставлять ее надолго одну, сказал он мне.
Ладно. Я засмеялся, увидев, как он поднимается шатаясь. Оливер показал мне средний палец и бросил пару купюр на стол.
Завтра поговорим.
Ага, ответил я.
Я остался в баре. Гавин рассказал нам о своей новой девушке, туристке: она приехала пару месяцев назад, а в итоге решила поселиться тут. Джейк три или четыре раза описал свой новый серф. Том только пил и слушал остальных. А я отпустил все мысли. Ближе к утру бар стал пустеть. Когда ушел последний клиент, я обогнул здание и проскользнул внутрь через заднюю дверь.
Напомни мне, почему я такой терпеливый.
Мэдисон улыбнулась, опустила рольставни и направилась ко мне с соблазнительной улыбкой на губах. Схватившись за петельку на моих джинсах, она подтянула меня к себе. Наши приоткрытые губы слились в поцелуе.
Потому что я вознаграждаю тебя за страдания с лихвой промурлыкала она.
Освежи мне немного память.
Я снял с нее крошечный топ. Лифчика на ней не было. Мэдисон потерлась об меня, прежде чем расстегнула пуговицу штанов и медленно опустилась передо мной на колени. Когда она взяла мой член в рот, я прикрыл глаза и уперся руками в стену напротив. Я запустил руку в волосы Мэдисон, заставляя двигаться быстрее и глубже. Перед тем как кончить, я отступил, надел презерватив, прислонил Мэдисон к стене и с силой вошел в нее. Меня жутко возбуждало, как она произносит мое имя и стонет. В тот момент я чувствовал только наслаждение, секс, потребность. Только это и ничего больше. Идеально.
Февраль (лето)
6
Лея
Пока машина ехала по грунтовой дороге, я смотрела на свои переплетенные пальцы. Солнце окрашивало небо в оранжевый цвет. Я не хотела видеть это небо, его цвет, ничего, что напоминало бы мне о воспоминаниях и снах, которые я оставила позади.
Не усложняй жизнь Акселю, он нас очень выручает. Ладно, Лея? И ешь. Следи за собой. Скажи мне, что ты в порядке.
Я стараюсь, ответила я.
Он говорил, пока не остановился перед зданием, окруженным пальмами и хаотичными зарослями кустов. Я была всего пару раз в доме Акселя, и сейчас мне показалось, что там все изменилось. Я изменилась. В течение последнего года Аксель иногда заходил к нам в гости. Я закрыла глаза от внезапного осознания: если бы это произошло раньше, стучало у меня в голове, жить с ним под одной крышей Одна мысль об этом пробудила бы бабочек в моем животе и сжала горло. Но сейчас я не чувствовала ничего. Это после аварии: она оставила во мне след, бескрайнюю и тревожную пустоту, невозможность что-либо построить, потому что нет фундамента, с которого можно начать. Проще говоря, я уже не чувствовала. И не хотела возвращать чувства. Лучше так, в летаргии, чем с болью. Иногда случались внезапные подъемы, как будто что-то прорывалось изнутри, но я подавляла эти порывы. Это было похоже на тесто для пиццы, полное несовершенств и неровностей, которое ждет, когда его прокатают скалкой и сделают идеально ровным.
Ты готова? Брат посмотрел на меня.
Думаю, что да. Я пожала плечами.
7
Аксель
Я очень хотел вернуться назад во времени и сказать себе из прошлого, что я полный идиот, раз думал, что будет несложно. Дело оказалось чертовски трудным с той минуты, когда Лея переступила порог моего дома и осмотрелась без особого интереса. Да и смотреть было особо не на что: голые стены, деревянный пол, такая же мебель, да еще и вразнобой. Барная стойка отделяла гостиную от кухни. Мать считала, это типично для питейного заведения с островным флером.
Оливер ушел в последний момент, как раз чтобы не опоздать на самолет, а я почувствовал дискомфорт. Лея, кажется, этого не замечала и молча ходила за мной. Я показал ей комнату для гостей.
Ну вот. Ты можешь переделать ее или
Я осекся, не успев добавить: «Или что там делают девочки твоего возраста», потому что она не была одной из этих веселых девочек, которые сновали туда-сюда по Байрон-Бею в летних платьицах с серфами под мышкой. Лея удалилась от всего этого, как будто воспоминания возвращали ее в прошлое.
Тебе что-нибудь нужно?
Она посмотрела на меня огромными голубыми глазами, покачала головой, затем положила чемодан на маленькую кровать и, расстегнув молнию, приготовилась вытаскивать и раскладывать вещи.
Если что, я на террасе.
Я оставил ее одну и тяжко вздохнул.
Нет, это будет нелегко. Несмотря на внешний хаос, я соблюдал определенный режим. Вставал до рассвета, выпивал чашку кофе и катался на серфе, а если не было волн, купался; затем завтракал и садился за письменный стол, чтобы поработать. Я делал всего понемногу, не особо упорядоченно, если, конечно, сроки не поджимали. Чуть позже наступала очередь второй и последней чашки кофе в день, обычно в это время я разглядывал пейзаж за окном. И хотя я неплохо готовил, делал это редко, скорее из лени. Вечером все повторялось: еще работа, еще серфинг, еще несколько часов в тишине на террасе наедине с собой, еще немного умиротворения. А потом приходило время чая, ночной сигареты и чтения или музыки перед сном.
Таким образом, в первый день, как Лея появилась у меня дома, я решил следовать своему режиму. Я провел весь вечер в работе над одним из последних заказов, стараясь составить изображение из линий, закруглить их, прорисовать и довести до идеального результата.
Когда я отложил ручку и встал из-за стола, я понял, что Лея так и не выходила из комнаты. Дверь оставалась прикрытой. Я постучал и медленно вошел.
Лея слушала музыку, лежа на кровати. Светлые волосы разметались по подушке. Девушка оторвала взгляд от потолка и сняла наушники, приподнимаясь.
Прости, я не слышала, как ты вошел.
Что слушаешь?
Казалось, ей было некомфортно и она сомневалась, стоит ли отвечать.
Beatles.
Повисла напряженная пауза.
Я хотел сказать, что все, кто был знаком с Джонсами, знали, что их любимая музыкальная группа это Beatles. Я помнил, как вечера напролет мы танцевали под их песни и пели в полный голос. Однажды я спросил Дугласа Джонса, почему он всегда рисует под музыку. Джонс ответил, что получает вдохновение: ничего не рождается само по себе, даже первоначальная идея, а музыка дает шанс воплотить ее. Он пояснил, что ноты указывают ему путь, а голоса исполнителей направляют движение кисти. В то время я повторял все за Дугласом, я восхищался его картинами и умением все время улыбаться и даже решил пойти по его стопам и искал собственное вдохновение, которое пробирало бы до мурашек, но так и не нашел. Возможно, поэтому я выбрал другой путь и стал иллюстратором.
Не хочешь покататься на волнах? спросил я.
Посерфить? Лея напряженно посмотрела на меня. Не.
Ладно, я быстро.
Я мигом пробежал несколько метров, которые отделяли дом от моря, краем глаза заметив оранжевый велосипед у деревянных перил террасы. Оливер выгрузил его из машины и оставил там. Обычная вещь, но она означала перемены, которые я еще не принял.
Я ждал, ждал и ждал идеальную волну, затем выгнул спину, уперся ногами и встал. Я спустился по гребню волны и, поймав импульс, повернул доску, чтобы удалиться от той части, которая вот-вот обрушится и превратится в воду.
Когда я вернулся, дверь в гостевую комнату была закрыта. Я не стал стучать. Принял душ и пошел на кухню, чтобы приготовить что-нибудь на ужин. Продукты я купил накануне. Я редко так делал и, как правило, не закупался надолго, но сейчас решил разнообразить содержимое холодильника. Единственное, что я знал: Лея любит клубничные леденцы, она всегда сосала их ребенком, а когда конфета заканчивалась, могла часами грызть пластиковую палочку. А еще Лее нравился чизкейк, который готовила моя мама, хотя это неудивительно: все знали, что он самый вкусный в мире.
Пока я тоненько нарезал овощи, я понял, что вообще-то не знаю Лею. А может, и никогда не знал. Не до конца. Она родилась, когда нам с Оливером было десять лет и уже никто не ожидал пополнения семьи. День, когда я впервые ее увидел, врезался в память: круглые розовые щечки, маленькие пальчики, которые хватались за все подряд, и такие светлые волосы, что она казалась лысой. Роуз долго объясняла, что теперь нам нужно заботиться о малышке и хорошо себя вести с ней. Лея либо спала, либо плакала, а нам хотелось играть по вечерам на пляже или ловить насекомых.
Мы уехали в Брисбен учиться в университет, когда Лее исполнилось восемь. Когда мы вернулись после практики, ей было почти пятнадцать, и, несмотря на то что мы часто приезжали, меня не покидало ощущение, что она выросла внезапно, как будто накануне легла спать еще девочкой, а проснулась на следующее утро настоящей женщиной. Лея была высокой и худой, почти без изгибов, как палка. В мое отсутствие она тоже начала рисовать. Однажды, проходя через сад, я остановился перед мольбертом. Аккуратные линии и штрихи, которые, казалось, вибрировали от цвета. Меня охватила дрожь. Дуглас не мог такое нарисовать, там было что-то другое, что-то что не поддавалось описанию.
Лея появилась из задней двери дома.
Это ты нарисовала? Я указал на картину.
Да. Она несмело взглянула на меня. Так себе.
Она идеальная. Она другая.
Я наклонил голову, чтобы посмотреть на картину под другим углом, впитывая детали, жизнь, которая пробивалась сквозь холст, смятение. Лея нарисовала окружающий пейзаж: изогнутые ветки деревьев, овальные листья и мощные стволы, но не просто отразила реальность, а исказила ее. Все элементы как будто перемешали в блендере в ее голове и снова выпустили наружу.
Лея покраснела и встала перед картиной, скрестив на груди руки. Ее ангельское личико нахмурилось из-за моего укоризненного взгляда.
Прикалываешься.
Черт, нет, с чего ты решила?
Просто отец сказал нарисовать это. Лея показала на деревья. А я сделала это. Совсем не похоже. Я начала нормально, а потом потом
А потом нарисовала, как ты видишь.
Ты правда так думаешь?
Я кивнул и улыбнулся ей.
И делай так всегда.
В течение следующих месяцев каждый раз, когда я навещал родителей или Джонсов, я рассматривал последние работы Леи. Она была самой собой. Удивительная, оригинальная манера, которой не коснулось ничье влияние, я узнал бы эти работы всегда и везде. Из рисунков Леи струился свет, и я не мог от них оторваться
8
Лея
Я встала с кровати с тяжелым вздохом, когда Аксель постучал и сказал, что ужин готов. Вегетарианское тако остывало и выпускало пар на кофейном столике доске для серфинга с четырьмя деревянными ножками. Не считая письменного стола с кучей хлама и старинного сундука, на котором стоял виниловый проигрыватель, это был единственный стол в его доме. Все здесь было пропитано личностью Акселя: мебель, несмотря на разные стили, сочеталась, порядок внутри хаоса, отражение его внутреннего света в маленьких вещах.
Я завидовала ему: Аксель жил так расслабленно и беззаботно, здесь и сейчас, смотрел только вперед, не оглядывался.
Я сидела на краешке дивана и ела в тишине.
В общем, завтра ты поедешь в школу на велике.
Я кивнула.
Хочешь, подкину тебя на машине?
Я покачала головой.
Ну ладно, как хочешь. Аксель вздохнул. Чаю?
Я медленно подняла на него взгляд.
Чай? Сейчас?
Я всегда его пью на ночь.
Там же теин, прошептала я.
А я даже и не замечаю.
Аксель отнес тарелки на кухню. Я посмотрела ему вслед через плечо. Темно-русые волосы как созревшая пшеница или песок на пляже при заходе солнца. Я резко отвела взгляд, смущенная, пытаясь мысленно стереть цвета, похоронить их.
Аксель с чашкой чая в одной руке и с пачкой сигарет в другой позвал меня через пару минут.
Посидишь со мной на террасе? предложил он.
Не, я спать. Спокойной ночи.
Спокойной ночи, Лея, отдыхай.
Я залезла под одеяло, хотя не было холодно, и спрятала голову под подушку. Темнота. Только темнота. Никакого гула от проезжающих изредка машин, никаких голосов, только тишина и мысли, которые, казалось, кричали и трепыхались в своих клетках. Тревога стала сдавливать мне грудь, дыхание сбилось, зажмурив глаза, я схватилась за одеяло: пусть все исчезнет. Все.
На следующее утро я встретила Акселя на кухне.
В одних красных плавках, еще мокрых, он готовил тост. Улыбнулся. Я ненавидела его немного за то, что улыбался мне так, этим идеальным изгибом губ, с этим блеском в глазах. Избегая взгляда, я открыла холодильник в поисках молока.
Хорошо спалось? спросил он.
Да, соврала я. У меня снова были кошмары.
Тебя точно не надо подвезти?
Точно. Но спасибо.
Чуть позже я уезжала оттуда, от него, безостановочно крутя педали, пока не приехала в школу и не привязала велосипед к выкрашенной в синий цвет ограде. Маленькое деревянное здание школы окружала терраса. Я опустила взгляд, переступив порог, и ни с кем не разговаривала. Еще некоторое время назад это был один из любимых моментов дня: прийти в школу, встретиться с подругами, поделиться последними сплетнями и отправиться в класс. Но это в прошлом. Я пыталась вести себя как прежде, но между нами возникла стена.
«Лучше бы ее тут не было», подумала я, когда прошла рядом с Блэр, распустив волосы так, чтобы они закрывали одну сторону моего лица. Мне кажется, они были такими длинными, потому что я пыталась оставаться незамеченной, хотела спрятать то, что каждый мог прочитать в моих глазах. Из всех суперспособностей я предпочла бы невидимость. Так избежала бы жалостливых взглядов, которые со временем стали кричать, что я странная, что недостаточно стараюсь, чтобы снова выплыть на поверхность и дышать
Все утро я просидела за своей партой, рисуя спирали в уголке учебника по математике. Я медитировала над закруглением линий и мягким движением черной ручки. Я ничего не слышала из объяснений учительницы. Я убирала книги в рюкзак, когда Блэр робко зашла в аудиторию и подошла ко мне. Почти все мои одноклассники уже вышли. Я сдержанно посмотрела на нее, мечтая сбежать.
Мы можем поговорить минуточку?
Мне нужно идти
Всего пару минут.
Ладно.
Блэр набрала воздуха в легкие.
Я слышала, твой брат уезжает в Сидней. Я хочу, чтобы ты знала: если тебе что-то понадобится, что угодно, то я рядом. На самом деле я никогда не бросала тебя.
Мое сердце колотилось.
Я так хотела, чтобы все было как раньше, но это невозможно. Каждый раз, закрывая глаза, я видела, как кувыркается машина. Еле различимый зеленый след означал, что мы вылетели с шоссе, песня резко оборвалась, замерший крик. А затем затем они погибли. Мои родители. Я не могла забыть это. Если и переставала думать, то не больше чем на пару часов, как будто бы прошел всего день, а не год. Я не могла прогуливаться рядом с Блэр и улыбаться каждый раз, когда мы сталкивались с группой туристов-серферов, или болтать о планах, потому что единственное, что я хотела делать, это ничего. И единственное, о чем я могла думать, о них. Меня никто не понимал. Как минимум к этому выводу я пришла после нескольких сессий с психологом, к которому водил меня Оливер.