Явор сиял, как начищенная сковорода, явно ожидая, что я потреплю его по загривку и скажу: «Умница, хороший мальчик».
Ты сдурел? Я это не попру.
Не на себе же, обиделся Явор. Нарочно для тебя приобрели. «Паллада», на гороховом ходу!
Я поглядела на сивку, которая равнодушно жевала клок травы. Про «Палладу» я слышала, и это была затея, непосредственно связанная с Осколковым. К селу умников примыкало большое гороховое поле. Его хозяин заметил, что лошадь, нажравшись того гороха, начинает носиться с несвойственной даже этой, в общем не медлительной скотине, скоростью. Все дело было в удобрениях, которые использовали осколковцы и излишки которых скидывали на поле. Предприимчивый гороховод немедленно завертел дело: приученных к сему гороху лошадей впрягал в телеги им же придуманной, особо легкой и ходкой конструкции. Вот все это вместе, телега и лошадь, и называлось «Паллада». Сие иноземное слово предложил использовать князь. Потому как, сказал он, мы будем налаживать поставки ентого изобретения в Чужедолье, а значит, тамошний покупатель должен знать, о чем речь. Палладой у них звалась какая-то богиня, весьма почитаемая. Правду сказать, торговля за рубеж шла пока не то чтобы, чужедольние купцы относились к «Палладе» с опаской. Но у нас использовали многие: что ни день, то слышен характерный звук. Не говоря уже о запахе.
После того, как Явор столь многозначительно мне вчера подмигнул, я всего чего угодно ожидала, но только не этого.
Хоть на гороховом, хоть на каком. Я тебе купец, что ли?
Да при чем тут купец! Это гостинцы для императора чиньяньского! Ты что, хочешь бесприданницей к нему ехать? Ты, можно сказать, наше княжество представляешь! Должна появиться во всем сиянии и всех там за пояс заткнуть.
И тут я поняла. Явор и его ребята, конечно, видели в императоре Чиньяня врага. Но в то же время они его уважали как умного и сильного соперника. И им нестерпима была даже мысль о том, что хоть кто-то, хоть как-то очернит перед ним светлый образ Белолесья. Пусть даже император знать ничего не должен о том, что я имею к Осколкову какое-то отношение. Гостья из нашего княжества должна предстать перед супостатом в самом наиблистающем виде. Она должна стать самой завидной и самой щедрой невестой и показать все, чем богат и горд наш край.
Я, само собой, этого мнения не разделяла и про себя решила, что избавлюсь от барахла на ближайшем же торжище. Но сделала вид, что сдалась. Чтобы окончательно убедить Яворку в моих честнейших намерениях, я позволила ему удостовериться, что взяла с собой все свои нарядные рубахи, бусы, серьги, обручья, подвески и прочую дребедень.
Ну, вот теперь ты готова, любуясь на меня, как молодая мать на первенца, сообщил Явор.
Я восседала на передке перегруженной телеги, чувствуя себя полной дурой. Рядом с довольным видом выжидал колобок.
Пустишь его перед собой, как выедешь за околицу, наставлял Явор. Про дорогу мы тебе все обсказали, но с ним будет надежнее. Только не забывай раз в день заправлять его вишневым вареньем, оно прямо вот тут. А тут запасы гороха для лошади. До Варенца точно хватит, а там тебе на корабль.
А «Палладу» куда?
Найди в Варенце наше подворье. Там любому эту грамотку покажи, они перегонят.
На грамотке красовалась внушительная печать Осколково. Все знали, что мыслеграду покровительствует сам князь. Отказавшихся не нашлось бы.
Явор в двадцатый раз убедился, что я все запомнила насчет дороги, дал мне последние наставления, и мы обнялись.
Еще крепче я обнялась с отцом и матерью, поцеловала маленького Задорку. Родные и Явор проводили меня до большака, где мне предстояло задать коняшке корму и дальше уже мчаться без остановки до самых Студениц приграничного сельца, где я собиралась переночевать.
Со вчерашнего дня все произошло так быстро, что я не успела толком даже осознать, на что согласилась. Сивка схрумкала свой горох и рванула так, что меня аж назад отбросило. Мгновенья не прошло, а фигуры матери, брата и Яворки растаяли в светлой пыли, а передо мной вдаль убегала дорога.
Я ехала в Лихоморье.
Глава 3
К закату, как и намечалось, мы прибыли в Студеницы. Место здесь было славное, хорошее. Яблони цвели вовсю, и прежде чем лечь спать, я вышла поглядеть, как под багряным закатом чернеют вдали леса Валахии.
Постоялый двор был забит битком: здесь останавливались наши купцы перед тем, как ехать дальше в Чужедолье, также и заграничные торговцы любили это место. Прямо передо мной прибыл хор медведей-балалаечников и занял весь второй этаж, но для меня все-таки нашлось местечко. Я поела, выпила брусничного морсу и продрыхла в своем закутке до рассвета. Лишь на травы пала утренняя роса, мы с сивкой рванули в путь.
Колобок несся, как ошпаренный, указывая путь, а за ним наяривала сивка, распространяя вонь и характерные звуки. Поля, леса, города и села мы пролетали с такой скоростью, что я не успевала их разглядеть. Мы лихо пропердячили мимо купеческого обоза, обогнули по дуге Крутоград, где который год безобразничал Незван Градостроитель, пропылили по дороге средь ржаных и гречишных полей, свернули с большака и углубились в лес. Прочие, степенно державшиеся большой дороги, проводили нас недоуменными взглядами, и позже я поняла почему.
В лесу мы замедлились, и я наконец вздохнула свободно. Сивка перестала тарахтеть и вонять, что означало, у нее закончился горох, но кормить ее новым я не торопилась. Во-первых, тоже надо было и мне передохнуть. Пока мы так вот летели, я занята была лишь тем, чтоб не свалиться с телеги, особо когда на кочках подбрасывало. Во-вторых, я с утра крошки в рот не брала. В-третьих, по лесной дороге не очень-то и побегаешь. Стоит сивке помчаться, как это она умеет на горохе, и я вместе с телегой навернусь об первый же корень. Так что я пустила свою «Палладу» неспешным шагом, а сама развернула тряпицу с капустным пирогом и принялась есть, поглядывая по сторонам. Солнце пронизывало лес золотыми лучами. Трепетали листьями осинки, шумели дубки, звенели ручейки, мелкое зверье шныряло в подлеске словом, краса и благодать.
Как раз перед тем, как, согласно словам Явора и указаниям карты, мы должны были повернуть направо, колобок остановился и заявил:
Впереди дорожные работы. Выбирайте пути объезда.
Ты чего мелешь-то? спросила я, стряхивая с юбки крошки и допивая квас. Какие еще дорожные работы? Давай, катись.
Впереди дорожные работы, упрямо бубнил колобок. Выбирайте пути объезда.
Я выругалась, слезла с телеги и пошла посмотреть, о чем это он.
Сразу за поворотом начинался глубокий овраг, через который был перекинут каменный мост. Когда-то. А теперь ровно посередине моста зиял пролом, преодолеть который на телеге да и без нее не представлялось возможным. Откуда-то из-под моста доносились голоса, но поскольку овраг порос кустарником, разглядеть ничего не удавалось. Я осторожненько спустилась чуточку вниз.
Под мостом на обломках камней сидели двое: здоровенный мужик в кожаной броне и чудище, похожее на ожившую груду камня. На столе, который они устроили себе из обломка обрушившейся плиты, стояло несколько бутылей и два стакана. Немного поодаль валялись два меча в красивых узорчатых ножнах. Мужик и чудище резались в карты. Самогоном перло так, что у меня аж глаза заслезились. Я чихнула, мужик обернулся, да зырк на меня налитыми кровью зенками! Я пискнула и ринулась было наверх, но он спросил довольно миролюбиво:
Чего тебе?
Проехать хочу, стараясь держаться как можно спокойнее, сообщила я.
Куда?
Сами знаете. Куда дорога эта ведет.
Мне нужно было в Малоброды. Оттуда, как гласила карта и указания Явора, я должна была выбраться на Вессирский торговый путь и ехать напрямки к Варенцу.
Езжай на большак. Чего тебя вообще сюда понесло.
Мне надо в Малоброды.
Мужик тяжело вздохнул, залез наверх и встал передо мной, будто могучий дуб перед тонкой рябинкой. Шатало его, правда, ровно тот дуб в сильную грозу. Могучий он был, мужик-то, что Хотей Блудович. Или даже могучее как Твердолик Переярович. Мне голову пришлось задрать, чтобы посмотреть ему в лицо, но я об этом быстро пожалела. Ибо глаза его были налиты кровью, а дыханье могло свалить с ног Змея Горыныча.
Он попытался сосредоточить на мне взгляд. Получалось не очень.
Езжай отседова, нетвердо сказал он и икнул. Не видишь, дорожные работы.
Где? я огляделась.
Мужик махнул в сторону моста.
Не вижу я никаких работ что-то. А как вы с чудищем самогонку квасите зрю.
Но-но! мужик помахал пальцем у меня перед носом. Это тебе не чудище. Это пред ставитель этих. Как их. Меньшинств! И у него забастовка.
И давно?
Третий месяц.
А чегойта? спросила я, осторожненько выглядывая из-за незнакомца и пытаясь разглядеть на дне оврага «представителя меньшинств».
Тогойта, что не платят ему за починку.
Так мост же сломан, указала я на, казалось бы, очевидное. За что тут платить-то? Починил, глядишь, и заплатили бы.
Больно вострая ты, как посмотрю! гаркнул мужик так, что я аж присела. Гляди не порежься.
Ладно, ладно, сказала я. Угомонись. А мне чего делать-то?
Выбирайте пути объезда, заявил мужик, как давеча колобок, и широко повел рукой, точно этих путей было видимо-невидимо.
Я огляделась. Вокруг стеной стоял лес.
И где они?
Возвращайся на большак до Вареника, сказал мужик. Там до Горюновой Пасеки где-то с полчаса, затем по мосту через Гнилушку и до хутора Большого. Он, правда, сгорел. От него через лес мимо ворожейкиной хаты, там увидишь большую скалу, за ней
А покороче? перебила я. Мне надо на Вессирский путь.
Мужик почесал в затылке.
Тогда туда, и ткнул рукой куда-то влево. Не пропусти поворот только у засохшего дуба.
Я вытянула шею. Действительно, прежде я не разглядела, но вскоре за тем местом, где я оставила телегу, дорога раздваивалась: один путь вел сюда, к мосту, другой вглубь леса.
Почему этот тогда молчит? указала я на колобка, который сидел на тропинке с таким видом, будто он вообще не при делах.
Это путеводный что ль у тебя? мужик прищурился. А не знаю я, чего молчит. Ты с ним тут такая не первая. Лучше б своим умом соображали, чем приблудам доверять.
Ответить на это было нечего. Я забрала колобка и направилась к телеге.
Ты только, это, сказал мне вслед мужик, осторожнее. Там
Без тебя разберусь, огрызнулась я.
Легонько хлестнула сивку и была такова.
Птички пели, листочки шелестели, солнышко блестело лес продолжал делать вид, будто он самый безобидный лес в мире, и я понемногу успокоилась. Подумаешь, немного сверну с дороги по моим расчетам, я должна была даже срезать путь и выехать на Вессирский путь немного раньше. Так, глядишь, я до Варенца доберусь прежде времени и еще город успею посмотреть. Говорят, люди там ничего не делают, кроме как пьют вино, поют песни и катаются на чудных лодках. Вот бы поглядеть на такое место, где народ вообще не работает. А если бы у нас люди работать перестали и только знай себе пели и пили, что тогда? Я ударилась в размышления, попытавшись вообразить себе такое диво. Поля порастут сорняком, осколковские парни найдут себе наконец девок (потом, правда, тут же растеряют), зерно нам придется покупать в Чужедолье (а оно там хорошее вообще?), опять же, полотно тоже будем закупать, а шить кто тогда будет? Нет, если
Кошелек или жизнь!
Я вздрогнула. Сивку держал под уздцы дюжий бородач в черном, а вокруг еще с десяток натянули луки. Я поразмыслила. На мне была кольчужка, топорик за поясом, драться я училась. Но, во-первых, одно дело учиться, а другое дело живому человеку череп размозжить. Кровищи ведь будет, противно. Во-вторых, я тут одна, а их вон столько. С одним я, может, и справилась бы, но больше чем с десятью
Жизнь, сказала я, и кошелек у меня тут же отобрали. Равно как и топорик, и кольчужку, и колобка, и телегу со всем добром. Меня же запихнули в клетку, где хранилась груда арбузов, и сообщили, что продадут в рабство в Зель-Хаттун. Там, сказал вожак разбойников, ценятся белолесские невольницы.
А вам откуда знать, что я из Белолесья? вцепившись в прутья, крикнула я.
По одежде, милая. По покрою рубахи, по вышивке, молвил сладкий голосок, и, обернувшись, я поняла, что в клетке не арбуз, а красавица.
В заблуждение меня ввел прежде всего цвет платья, ибо оно было не то светло-зеленое в темно-зеленую полоску, не то, напротив, темно-зеленое в светлую. Затем, шары: два из них на руках рукава то есть, и еще один шар пышная юбка. Талия же была перетянута так, будто вот-вот переломится, но красавица не только не переламывалась, а еще и устроилась так вольготно, будто находилась в собственной опочивальне. Хорошенькая же она была, хоть картины пиши. Волосы золотые, точно пшеница, уложены завитушками и косичками, перевиты бусами и ленточками. Кроме того, у красавицы имелись маленькие славные ушки, громадные голубые глазищи с длиннющими мохнатыми ресницами, розовые щечки и премиленький ротик, который, будь я парнем, мне б сразу захотелось поцеловать.
Ты кто? спросила я.
Я Барбара Прекраснейшая, королева Беллентарии, ответила красавица своим медовым голоском. А ты?
А я Малинка. Не королева.
Вижу, рассеянно обронила королева Барбара, поправляя юбки. Получилось у нее необидно. Чего обижаться-то. По мне и правда видно, что никакая я не правительница.
Куда нас везут? присаживаясь рядом, спросила я.
На невольничий рынок в Крапош. Хотят продать в рабство в Зель-Хаттун. Тебя, наверное, так продадут, а меня предложат самому султану. Я ведь королева, к тому же молодая и красивая. Он сможет хвастаться мной перед другими султанами.
Она говорила так, будто всю жизнь мечтала попасть в невольницы. Я так об этом ей и сказала. Барбара подняла на меня глаза и безмятежно улыбнулась.
Не переживай. Нас спасут.
Кто? спросила я и огляделась. Мы тряслись в клетке на колесах, влекомой гнедой клячей. За нами один из разбойников ехал на моей телеге. Остальные верхами: кто замыкая, кто впереди, но прежде всех подскакивал на кочках колобок. Как оказалось, бандиты были не чужды всему новому, и вожак быстро разобрался, как подавать команды. Теперь круглый указывал путь ему, предатель.
Как кто? недоуменно уставилась на меня Барбара. Рыцари!
Это еще кто такие?
Барбара объяснила: это такие облаченные в железо удальцы, которые странствуют по миру, творя добро, и обязательно выручают попавших в беду красавиц. А Барбара кто? Верно. Попавшая в беду красавица.
Она излучала такую спокойную уверенность, что и я поневоле ею прониклась. Каждый миг мне казалось, что из-за следующего же куста выскочит молодец в стальной броне и поразит наших похитителей одним ударом. Но поворот сменялся поворотом, а рыцарей что-то было не видать.
Как же ты попала в плен? спросила я, чтобы скоротать время.
Ладно Малинка, глупая девка, которой, по уму, надо было не сворачивать с большака и не слушать ни Явора, ни незнакомого пьяного мужика. Но королева Наверняка у нее была охрана и все такое.
Светлоголовая вдохнула, поправила бантик и возвела очи, будто надеясь прочесть на небесах свои воспоминанья.
Я ездила в Медилан за платьями, наконец доложила она. Мнооооого купила!
Ее глаза подернулись мечтательной дымкой.
Серое с серебром, зеленое с золотом, сумочку такую, знаешь, расшитую жемчугом. Потом еще десять юбок из шелка, еще парчовую накидку Все погибло!
В глазах у нее заблестели слезы, но на удивление быстро высохли. Барбара смахнула их тонким белым пальчиком и улыбнулась.
Ничего. Еще куплю. В общем, я ездила в Медилан, а на обратном пути решила, прежде чем возвращаться к себе, повидать брата. Мы немножко сбились с дороги из-за того, что путеводный клубок чего-то напутал, и так я оказалась здесь.