Алексей Козловский
Капкан
© Козловский А. Д., 2022
© ООО «Издательство «Вече», 2022
* * *
Часть 1. В обмен на жизнь
1
Добрый день! Можно?
Заходи! Женщина за столом отложила в сторону сигарету, причём даже не в пепельницу, а куда-то мимо, не глядя. Она и на вошедшего не взглянула, продолжая строчить пером по бумаге, а посетитель, молодой человек в потёртом демисезонном пальто, как открыл дверь, так и остался стоять у порога, только шапку снял и встряхнул, стараясь не очень-то ею размахивать, но, по-видимому, одна из снежинок всё-таки залетела на стол. Женщина подняла голову и вопросительно посмотрела на посетителя поверх круглых, в металлической оправе очков.
Заходи! повторила она хриплым голосом и сверкнула золотой фиксой. Эта фикса почему-то успокоила незваного гостя, и он отрекомендовался, тоже хриплым срывающимся баском:
Я Ветлицкий.
А я Сунцова, и что с того? Пищущая была снова готова заняться своим делом, хотя женщину вдруг осенило. Автор?
Да, я стихи свои отправлял сюда. Их печатали.
А-аг-а, делано удивилась Сунцова, изображая, что силится припомнить нечто, но потом решительно тряхнула «комсомольской» стрижкой. Нет, не помню. Стихов этих, старче, знаешь сколько подгоняют в газету, и случается, что наш брат, корреспондент, не всегда успевает с материалом, вот и заполняем пробелы школьными виршами. Кстати, ты гонорар получил? Нет? Значит, с адресом напортачил или вообще псевдонимом подписался? Ветлицкий это фамилия или так?
Ветлицкие, осмелел собеседник, слегка обидевшись на такое нелестное предположение, польский старинный род.
Женщина покрутила головой:
Тоже скажешь мне, польский. Фамилия, скорей всего, поповская или еврейская. Ты, случаем, не Моисеевич?
Андреевич!
Не серчай, видя, что парень щурится, успокоила его «комсомолка». Раз пришёл в газету, значит, немного чокнутый? Здесь все не того, и покрутила ручкою у виска. Покрутила и зашарила сигарету, а найдя, затянулась со смаком, слегка прищурившись.
К удивлению стоящего у двери, курившая отчего-то стала стремительно терять свой таинственный ореол, бросилось в глаза её скромное платье, худые плечи, почти детская грудь. «На вид под сорок, а чёлка скрадывает», подумал о журналистке Ветлицкий, хотя и его возраст не соответствовал первым впечатлениям. «Молодому человеку» недавно стукнуло двадцать девять, и начинал он свой литературный путь с прозы ещё, когда учился в пединституте, в краевом центре. Там ему несказанно повезло с первым же опусом, повестью, когда отнёс в один из имеющих неплохую репутацию альманахов первую часть. Её без слов напечатали, а в развязке второй части редактор усмотрел крамолу.
Героиня твоя на свободу выходит с ба-аль-шими планами, но кончает самоубийством! Поработать над финалом придётся.
Андрей отказался и был немедленно выброшен из набора. Помнится сильно переживал, хотя преддипломная практика и защита отодвинули на второй план его литературные страдания. Потом несостоявшийся прозаик закончил пединститут и устроился школьным учителем в пригороде областного центра месте тихом и живописном. Правда, область вскоре переименовали в республику, и вообще уже шла перестройка, которая и подвигла несомненное дарование к написанию виршей. Их-то он и сподобился как-то отправить письмом в редакцию республиканской газеты.
Конечно, из пригорода в редакцию можно было наведаться самому, но Ветлицкий не мог сразу перешагнуть черту, которая незримо существовала между ним и подобного рода учреждением после того, давнего случая в Красногорске.
Ты вот что, старик, вывел Андрея из области воспоминаний голос покуривающей журналистки, если ещё чего намарал, так это за две двери от моего кабинета. Обратись к Лине Фёдоровне, а ещё лучше к Герману Старцеву, отвечающему за всю культуру, только вряд ли его застанешь, так что жми в секретариат!
Выйдя от «комсомолки», Андрей поплотнее прикрыл дверь и сразу понял, что совершил ошибку: в коридоре не горело ни единой лампочки и указанный кабинет он искал едва ли не на ощупь. Нашёл и снова почувствовал себя неловко.
Ответсекретарь тоже шуршала бумагами, но стихи взяла без претензий. Ветлицкий откланялся и по сумрачному коридору направился к выходу. На улице снег валил белыми хлопьями, а вокруг было тихо-тихо. Движение на оживлённом перекрёстке почти прекратилось, хотя казалось, что светофор горел на обе стороны зелёным светом. Редкие пешеходы стали очень маленькими и передвигались по улице боком. «Теперь я буду работать для вечности, слегка иронизируя, подумал молодой литератор. Всё-таки хорошо, что стихи приняли». И он тоже нырнул в снега.
2
Сунцова, кто это у тебя был? Вертлявая экзальтированная девица вопросительно уставилась на фиксатую даму.
Уже усекла?
Проплыл мимо меня коридором и потом ловил на крыльце снежинки. Такой смешной мальчик.
Мальчик? Они, понимаете ли, по-эт!
Вот везёт же тебе, Сунцова, начальство в кулаке держишь, и поэты к тебе прут.
Начинается беспредметный трёп. Уходи, мне работать надо.
Ты сухарь, Сунцова. Такой только кожанки с портупеей не хватает.
Всё, гуд-бай!
До свиданьица. А уже через неделю Светлана Куксова улыбалась демисезонному мальчику своей лукавой и как бы обезоруживающей улыбкой: Ваши стихи, Андрюша, такие искренние особенно про снега и девчонку, помните?
Андрей сознавал, что его писанина не настоль хороша, как бы хотелось, но внимание хрупкой женщины покоряло, и Ветлицкий охотно процитировал часть той строфы из подборки, которой Светлана «затыкала дыру» на полотне газетой страницы:
«Ты живёшь, календарик листаешь, дней, тебе лишь понятных одной, осторожно углы загибаешь»
Вот именно, как это здорово загибать уголки пролетающих дней, когда снега за окном, щебетала Куксова, мечтательно помешивая чай в не совсем чистой чашечке. Я заметила, Андрюша, ты имеешь отличное зрение, верно?
Почти. Ветлицкому нравилась журналистка, чем-то напоминающая жену Людмилу, ту самую, с которой он ухитрился прожить три года и только недавно развёлся, верней они просто расстались на время, но жену-то Андрей любил, хотя и Светлана вдруг стала нужной, прямо как записная книжка или носовой платок. Быстрота, с которой они сдружились, была поразительной: даже первый поцелуй и всё, что случилось после, произошло почти сиюминутно, здесь же, в редакции, во время обеденного перерыва, когда большинство сотрудников заспешило прочь из крохотных, пропахших кофе и табаком кабинетов. Куксова просто сказала:
Перекусим на месте, а чтоб не мешали повернула защёлку дверного замка изнутри и сама потянулась к пуговицам его рубашки.
Потом, когда Андрей бестолково приводил в порядок одежду, Светлана только слегка одёрнула свой пушистый свитер, оставаясь полулежать в неудобном кресле.
Ух, как я испугалась, не то серьёзно, не то в шутку проворковала она. С вами, поэтами, нужно ухо держать востро. Ты всегда так напористо действуешь?
Озадаченный такой ложью Ветлицкий не знал, что и сказать, столь неожиданно было их грехопадение, а Куксова продолжала:
Я прямо вся замерла, и вахтёрша по коридору ходила
Раздосадованный любовник никаких шагов вахтёрши не слышал, но уже представил востроглазую старушенцию и поёжился, однако Светлана, по-быстрому причепурившись, осторожно выглянула за дверь, подманывая поэта пальчиком:
Беги, пока в коридоре никого нет, а то скоро обед заканчивается. Да смотри не забегайся, а то знаем мы вас, стихоплётов, и ещё что-то добавила вслед, но Андрей развил такую скорость, что не слышал последних куксовских наставлений. У выхода он неожиданно встретился с Германом, тот шёл от своего пикапчика и, увидев нашкодившего поэта, бесцеремонно протянул руку:
A-а, Светкин хахаль, будем знакомы, я Старцев, «потомок недобитого колчаковского начштаба», как выразился один мой рассерженный оппонент. Следишь за газетной дискуссией о нашем прошлом?
Ветлицкий пожал руку культурника и сознался:
Не всегда.
Ну зря. Некоторые думают, что сейчас не гражданская война и можно запросто отсидеться, а мы, старик, идём от зачатия мира. Впрочем, я тороплюсь, ты забегай, когда время будет, а стихи Лине Фёдоровне не отдавай, они через мой отдел идут, да и на Куксову очень-то не распыляйся.
Хорошо, понято! безвольно согласился Андрей, глядя в спину удаляющемуся Старцеву и поражаясь тому, как быстро его здесь раскусили. «Словно в большой деревне», уныло соображал «стихоплёт», решив, что неплохо бы заглянуть в Союз писателей.
3
В Союзе все куда-то спешили. В воздухе витали слова: «Выборы, штаб, программы»
Ты кого думаешь поддержать? спросил Ветлицкого шустрый старичок, известный своей приверженностью к демократии, хотя, судя по его одежде, ничего хорошего ни от старых, ни от новых властей Василий Степанович не имел.
Ещё не решил, постарался уйти от прямого ответа Андрей. Из всех кандидатов на пост местного главы правительства ему нравился отставной полковник Орлов, и Василий Степанович, кажется, понял это.
Зря на Орла ставку делаешь, мы за Пулькина. Он стройтрест с двумястами рабочими под своё начало принял, а довёл до полутора тысяч. Кормит всех, да и нам кое в чём не отказывает.
Андрей удивлённо посмотрел на агента по пропаганде каких-то знаний, прилепившегося к писательской организации. Ветлицкий знал, что Василий Степанович человек безобидный и поэтому его милостиво терпели.
Ах, Андрюша, оставьте политику. Завидев новое лицо, секретарша Союза Фаечка потянула Ветлицкого в сторону. Я читала ваши стихи в субботнем номере «Енисея». Впечатление неизгладимое: всё снега, снега Где вы их столько берёте снегов и женщин?
Фаечка, я побегу, а вы, молодой вьюноша, подумайте насчёт нашего разговора о Пулькине, заматывая шарф на шее, просипел старикашка. Он ещё даст о себе знать, вот тогда воспрянем!
Нашёл за кого страдать, фыркнула секретарша, вы должны работать для вечности.
Для вечности эхом откликнулся Ветлицкий, поражаясь, что его собственные недавние мысли удивительно перекликались с мыслями этой девочки.
Пойдёмте покурим, чтобы не на глазах, предложила Фаинка, и Андрей покорно пошёл за ней. В дальней комнатушке Союза, возле окна стояло два кресла и смазливая секретарша, раскуривая сигарету, попросила Ветлицкого открыть фортку, дескать, Мирра ругается, когда курят.
Мирра, удивился Андрей, а чего ей ругаться, ты не маленькая.
Да она и сама подымить не прочь, только вчера начальство было, так один мужик, ты его не знаешь клерк, а гонору, говорит нашей Мирре: «Накурено», мол, в культурном учреждении и такой беспорядок. Той и крыть нечем. Даже обидно стало, здесь каждый писатель гения из себя корчит, а Мирра одна.
Тут на пороге комнаты появилась женщина лет тридцати двух, хозяйка Союза писателей Мирра Нестеровна. Секретарша панически замахала руками, разгоняя дым, но тот упорно не хотел отправляться в форточку.
Курите? спросила громко вошедшая. Ладно, чего уж там, дайте-ка сигаретку. Совсем забегалась.
Ну, мне ещё печатать надо, заторопилась Фаинка, тут насчёт выступления из тридцать первой школы звонили.
Подкинем мы им поэтов, пообещала начальница и безо всякого стеснения, хотя знакомы они были весьма поверхностно, сразу взялась за Андрея. Стихи я твои просмотрела. Нормальные, только, сам понимаешь, сейчас не прежние времена, когда рукопись в план вгоняешь и пошло-поехало. Типографии деньги нужны, а деньги где, если слегка подкорректировать Грибоедова.
Где? пожал плечами Андрей, словно давая понять, что материальная сторона его мало заботит.
Брось юродствовать! Все мы писатели, только от замысла до книги ох сколько нервов нужно поистрепать. Ищи спонсора, а я со своей колокольни посматривать буду. Вернётся Василий Степанович, мы его к Левашову зашлём, хотя я этого жлоба знаю. И, видя, что Ветлицкий и впрямь слабо ориентируется в такого рода премудростях, пояснила: Леваш бизнесмен. Выдвигается в кандидаты, как и Пулькин, к примеру.
Меня Василий Степанович уже агитировал в этом плане.
Вот проныра, хотя его кандидат дохлый номер, а проходняк здесь полковник, но мне прямо к нему нельзя.
Почему?
Я с другими повязана, у которых деньги брала. Так вот, ты про Орла запомни. Левашов же запасной аэродром, но вряд ли он раскошелится, а стихи ты пишешь нормальные, ещё раз подчеркнула Мирра, красногорская школа. Чего там делал?
В Красногорске? Учился в пединституте и печататься начинал у Лунина. Андрей незаметно для себя самого перешёл с Миррой Нестеровной на демократический способ общения, но та уже забыла и о Красногорске, и о стихах, а, подбежав к тумбочке, стала названивать по телефону, обещающе помахав собеседнику рукой, и тому ничего не оставалось делать, как ретироваться.
В приёмной, за пишущей машинкой, сидела Фаинка, а возле неё, опираясь на спинку кресла, стоял мужчина, одетый в туго облегающую мощный торс дублёнку, и, посверкивая лысой головой, о чём-то рассказывал прыскающей в кулачок девчонке. Увидев новенького, рассказчик смолк, и Фаинка, всё-таки достучав одним пальцем что-то в своих писаниях, сказала незнакомцу:
Андрей Сергеевич, а это ваш тёзка, тоже поэт. Он на днях в «Енисее» печатался Ветлицкий!
Лысоватый поэт улыбнулся:
Будем знакомы. Значит стихи в «Енисее» печатаешь, а меня, представь, тамошний редактор на дух не переносит. Говорит: «Фомичёва лишь через мой труп на газетную полосу», только я полагаю, что переживу и его, и газету. Вот Орлов придёт к власти, он это осиное гнездо порушит! Ты, конечно, за Лёшку голосовать будешь, а то наши Пулькина двигать намерены, тоже мне фигурант. Я сейчас пародию на него почитаю.
Андрей с грустью слушал фомичёвскую хохму о похождениях гендиректора строительного треста и соображал, что на дневной автобус к себе в Отрадное он опоздал, а значит, вечером, когда люди будут возвращаться с работы, не избежать давки. Потом пародист предложил обмыть «встречу двух поколений», и Фаинка вытащила за стол Мирру Нестеровну, которая, посмеиваясь, продолжала внимать поэтическим изыскам тёзки Ветлицкого. Подвыпившая секретарша повизгивала в особо хлёстких местах, и казалось, конца-краю не будет импровизированным посиделкам. Действительно, расходились едва ли не в сумерках, причём Фомичёв предложил Андрею доехать с ним до автовокзала, но потом раздобрился, и двенадцать вёрст до пригорода, где жил Ветлицкий, были покрыты в считаные минуты.
Поэт вёл машину слегка рисуясь и всю дорогу хвастался, что у него все гаишники «знакомо», во что Ветлицкий почему-то сразу поверил. Он вообще был в раздвоенных чувствах: с одной стороны, жаль времени, угробленного впустую, а с другой стороны лишнее знакомство не помешает, да и не киснуть же в одиночестве?
Высадив Андрея у дома, где в одной половине жили какие-то пенсионеры, а во второй он, Ветлицкий, друг всех ментов развернулся и, посигналив, уехал. Наш герой же махнул рукой и пошёл к себе, радуясь хотя бы тому, что добрался сюда бесплатно.
4
Предвыборная кампания набирала темпы: зарябило в глазах от пестроты плакатов, которые вроде бы сами собой проявлялись на самых неподходящих местах, начиная от дверей магазинов и кончая бетонными стенами общественных туалетов.
У Андрея в пятницу было два урока, а физрук собирался в спорткомитет, вот и предложил подбросить коллегу в город. При въезде, на заборе солдатских казарм, аршинными буквами красовалась надпись: «Банду Комова под суд!» Комов, нынешний председатель правительства, по слухам, был человеком слабохарактерным, и его друзья за спиной шефа проворачивали весьма рисковые делишки. Почти рядом с первым красовался второй призыв: «Орлята учатся летать!»