Ничего не скажу - Елистратов Владимир Станиславович 7 стр.


 Точно. Наш училоид так и сказал

 Кто сказал?..

 Николай Николаевич. Наш училоид по русэйшену.

 Кошмар какой-то

 Я и говорю жуть!

 Учитель по русскому?

 Так скучно. Лучше «училоид по русэйшену Ник Ник».

 Ну ладно. Приведи мне пример, чтоб я понял.

 Ща, колбасы еще принесу. Вам надо, мистер Вова?

 Нет, спасибо, Глашенька.

 Ну что ж, мистер Вова, вы сделали свой выбор!.. Я ща.

«Ща» наступило через пятнадцать минут. Видно, Глаша там что-то еще захряпала.

 Вы знаете, мистер Вова, что есть такой писатель Толстый?  спросила меня Глаша с докторской наперевес.

 Не Толстый, а Толстой.

 Окей. Толстый-Толстой написал книгу. Ник Ник нам показывал эту книгу. Она очень толстая. Вся в писателя. Эта книга называется «Война и мир». Так вот, мистер Вова, «война» и «мир»  Антоны. Вроде кошки с собакой.

 А-а-а!.. Антонимы!

 Да. Но так скучно. Лучше Антоны. У нас в классе есть Антон. Полный придурок. Сопли собственные ест.

В это время в комнату заглянула Даша.

 Ну как, занимаетесь?  улыбнулась Даша.

 Занимаемся,  растерянно улыбнулся я.

 Мам, принеси яблоко, жуть есть хочу,  улыбнулась Глаша.

 Глаш, а где «пожалуйста»?

 Мам, ну ты без «пожалуйста» прям как машина без бензина.

Через минуту Глаша, жуя яблоко, говорила:

 Я эти Антоны ваще не поняла. «Мама» и «папа»  это Антоны? А, мистер Вова?

Я был в полной растерянности.

 Не дай Бог Понимаешь, Глаш, антонимы это слова противоположные по смыслу. Вот, например: «далеко». Какой у него антоним?

 «Близко».

 Очень хорошо. Другой пример: «умный». Какой антоним?

 Антон.

 Какой Антон?

 Из нашего класса. Придурок, который сопли

 Глашенька, пожалуйста, дорогая, напрягись «Умный»?..

 «Глупый».

 Замечательно. Теперь понимаешь?

 Жуть!

 Но не все слова, Глашенька, имеют антонимы.

 Как это?

 А так. Есть, к примеру, слово ну «кухня». Разве есть у слова «кухня» антоним? Подумай хорошо, Глашенька.

Глаша по своему обыкновению ужаснулась, потом задумалась, философски созерцая огрызок яблока. После некоторого колебания слопала огрызок вместе с костями и ответила:

 Есть.

 Какой?

 «Туалет».

Теперь уже задумался я, философски созерцая ручку. В моей голове табунами стремительно пронеслись какие-то загадочные словесные лошади: «семантические подтексты», «сопутствующие коннотации» и тому подобная филологическая чушь.

Но мои бесплодные раздумья прервала Глаша:

 Мистер Вова, я три минуты отдохну?

 Хорошо, Глашенька, отдохни.

Глаша тут же завернулась в одеяло и стала более чем энергично ползать по комнате. Она ползала долго, дольше, чем три минуты, потом она спросила:

 А вы знаете, кто я на самом деле, мистер Вова?

 Кто, Глаш?  спросил я почти безнадежно.

 Я казахский червяк.

Тут я в очередной раз впал в ступор. «Червяк» еще более или менее понятно. Но почему «казахский»? А не, например, «гренландский»? Или «вьетнамский»? Не знаю, что сказать. Но убей меня бог «казахский» прикольнее.

Из ступора меня вновь вывела Даша, которая, по-прежнему мудро улыбаясь, заглянула в комнату и спросила:

 Занимаетесь?..

 Занимаемся,  улыбнулся я.

Глаша, выглядывая из одеяла:

 Мам, конфету пожалуйста принеси.

 Нет конфеток, Глаш

 Ну

Глаша задумалась и выдала:

 Без конфеток дом не чаша.

Через минуту, когда Глаша вылезла из одеяла, перестав быть казахским червяком, я спросил ее:

 Кроме русского у вас какие-то домашки есть?

 Есть. Окружайка.

 А! Окружающий мир. Очень хорошо. И что там вам задали?

 Да вот Какая окружающая среда у дуба

 И какая же, Глашенька?

Долгая пауза.

 Я написала: «кабан».

 Логично,  произнес я после еще более долгой паузы.

Глаша:

 У дуба ведь детки желудишки. А кабанчики любят желудишков. Правильно, мистер Вова?

 Правильно,  ответил мистер Вова.

Господи, где я?..

Не знаю, как это получилось, но Даша заглянула в этот момент в комнату Глаши и о чем-то долго говорила с ней.

И вот с тех пор в семье Хренотёренко есть такая традиция: например, папа Саша сел, извините за подробность, в туалет (антоним кухни). Из своей комнаты Глахудра кричит:

 Пап, блин, ты где?!

 Окружающая среда папы толчок,  хладнокровно отвечает папа Саша.

Потом папа Саша, уже совсем не хладнокровно соскучившись по маме Даше, звонит ей и нервно спрашивает:

 Дарьянмар, ты где?.. Я уже заждался! Это какая-то жуть! Когда ты уже придёшь?!

 Окружающая среда Даши все еще «Пятерочка» Скоро буду, Хренотёрлик ты мой. Как ты там?

 Окружающая среда Саши неразделенная любовь

Вот так и живем. И какая же у меня окружающая среда? Моя семья. Во всех ее самых разнообразных и непредсказуемых проявлениях.

И никаких Антонов.

Ёж Монте Кристо

Год две тысячи двадцатый получается, прямо скажем, не очень. Сами понимаете.

Лето выдалось какое-то тревожно-неопределенное. Кругом на нашем голубом шарике всякие неприятно-сомнительные «события».

Я очень хорошо понимаю великого русского поэта Александра Александровича Блока, который говорил насчет революции и прочего: «Мне хочется спать, когда события».

Меня тоже этим летом две тысячи двадцатого все время неуклонно тянуло спать. Хотя, конечно, я далеко не Блок.

Кругом все полоумно висят в своих смартфонах, тревожно шарятся по интернету, этому, извините, очку глобализма, виртуозно мерцая бледными пальчиками, как Святослав Рихтер с Денисом Мацуевым вместе взятые.

Раньше были в почете космонавты и космонавтика. Теперь инфонавты и инфонавтика. Все летают по информационной вселенной. Каждый в своем персональном гаджете. Такой вот прообраз вселенского кладбища. Но на реальном кладбище каждому полагается хотя бы два на полтора метра, а здесь десять на тридцать сантиметров. Куда это годится?

Но, впрочем, меня завернуло куда-то в нехороший траур.

Словом, я в гаджетах не сижу, у меня от них духовная отрыжка. Я дремлю. Под какие-нибудь хорошие песенки, например на Детском радио.

И вот как-то этим летом дремлю я на даче под песенку «Ёжик резиновый шёл и насвистывал дырочкой в правом боку»

Симпатичный такой ёжик, дырочкой свистит. У меня аналогичный ёжик был в детстве. Одна из любимых резиновых игрушек советской эпохи. Розовый, почему-то с зелеными глазками и синим носом. Звали: Паша.

Супруги Никитины отпели про Пашу. Запищала Наташа Королёва про маленькую страну. Хорошо. Вот мне бы туда, «где всегда весна». Это про Таити, наверное.

И когда после песни про Таити запела Рина Зелёная-Тортилла, о том, что она была триста лет тому назад, как Буратино, на веранду вбежала жена.

 Там!.. Там!..

«Господи, опять событие»  подумал я и сказал:

 Что «там»?

 Пошли!

И мы пошли.

Хотите верьте, хотите нет, но около крыльца существовал ёжик, юный, как Буратино, симпатичный, как все на свете ёжики. Вообще все ёжики фатально симпатичны. Но у этого явно было что-то не так.

 Он ранен!  воскликнула жена, и глаза ее подернулись вселенской скорбью. Пронзительной болью за всех на свете ежей, собак, кошек и выхухолей. И я не иронизирую.

 Где ранен?  спросил я.

 Вот, смотри.

Я посмотрел.

В боку, в правом (я клянусь!), у него была дырочка. Розовая.

 Это собаки,  сказала жена.

 Заживёт.

 Это Рэкс, он всех дерёт.

 Заживёт.

 Не заживёт,  решительно сказала жена и стала набирать что-то в своем инфоочке.  Само точно не заживет.

 Куда ты звонишь?

 В ветеринарку, не мешай

 Да заживет же,  продолжал долдонить я.

 Не мешай Алло!.. Алло!.. Да Скажите, пожалуйста, у вас есть кто-нибудь, кто умеет правильно штопать ёжиков? Что?.. Я говорю: ежей штопать А? Ну да, зашивать Что значит «приезжайте, посмотрим»? Мне нужно срочно заштопать ёжика Ну да, зашить Ветеринар Попадайло? Агафон Перович? Он сейчас на дежурстве? Отлично. Мы с ёжиком едем к Попадайло!

 Ну ты и Айболит  пробурчал я.  Ты скоро начнешь раненых мух с комарами в ветеринарку возить. У него ж все заживет. Как на собаке. Или как на мне. Дай ему пожрать, увидишь, какой он раненый.

 Во-первых, еж не муха. Во-вторых, принеси куриное крылышко. В-третьих, раненые тоже кушают. Им это нужно для поддержания подорванных сил.

Я принес крылышко. Безнадежно раненный ёжик жадно сожрал крылышко минуты за полторы, чавкая мясом и хрустя костями не хуже Карабаса.

 Бедный, он так изголодался,  всхлипнула жена одними ресницами. Как это они умеют?

Пришел сын (8 лет) с вечным Майнкрафтом в гаджете:

 Чего это вы тут?

 Смотри, раненый ёжик,  ответила жена.

 Курицу только что сожрал,  наябедничал я, как булгаковский кот Бегемот.

Сын склонился над ёжиком:

 Бедный! («Мальчики идут в мам»,  безнадёжно резюмировал я.) У него сквозь рану видно весь организм.

Жена издала затяжной всхлип, и две огромных скорбных жемчужины скатились из ее прекрасных, голубых, как безотказно-щедрое русское небо, глаз.

Жена села в такси и уехала в ветеринарку.

Через два часа она вернулась с заштопанным, то есть зашитым, ёжиком.

 Ему наложили швы! Десять дней уколов! Потом едем снимать швы! И ёж здоров!  сияла жена.

Я с тревогой посмотрел в небо, голубое, как в песне кота Базилио и лисы Алисы.

 Всего-то три тысячи,  с фальшиво виноватым кокетством сказал жена.  Ведь наложили же. А что такое три тысячи по сравнению с жизнью живого существа?

 А снять?

 Столько же.

 Плюс такси четыре раза.

 Говорила тебе учись водить.

А что, железный аргумент. Не научился водить (при моих минус много в смысле зрения, но это не считается)  вози штопать подкидных дырявых ежей за бабки.

Ежа посадили в коробку из-под пылесоса, насыпали ему туда травы, поставили мисочку молока, положили яблоко.

Почему-то ежи в литературе, кинематографе и мультипликации всегда сопровождаются яблоками. Хотя наш штопаный питомец до яблока так и не добрался.

Мы положили ему еще одно крылышко, которое представитель семейства ежовых сожрал меньше, чем за минуту.

Жена и сын ушли в свою инфонавтику. Через пару минут жена воскликнула:

 Нет!

 Что «нет»? (я)

 Он стухнет в коробке.

 Как это: «стухнет»?

 Ежу нужна почва.

 Тоже мне почвенник-Достоевский.

 У нас есть кирпичи?  не обращая на мое почвенничество внимания, спросила жена.

 За сараем.

 Мужчины, идем строить дом для ежа.

 Ура!  закричал сын.

 Кстати, как мы его назовем?  спросила жена.

 Паша,  быстро ответил я.

 Отлично! Павел это красиво. В переводе с латинского «малыш, маленький».

Жемчужина из жениного левого глаза:

 Мальчик мой

 А если «он»  на самом деле «она»?

 Это не принципиально в современном мире. «Он», «она»  какая разница?

 Ничего себе А поправки в конституции? Традиционные ценности и так далее?

 Будет Павлой.

Потом мы через день коллективно пытались определить, Павел он или Павла, и не определили, как булгаковский персонаж Степа Лиходеев, который не определил, в брюках он или нет.

Мы с сыном, кряхтя, натаскали кирпичей и соорудили что-то вроде замка: метр на метр. Сын даже надстроил дополнительные башенки, как на всех дачах «новых русских». Красиво. Высота где-то полметра, чтобы Павел не перелез через стенку.

Павел, несмотря на наложенные швы, стал молнией метаться по замку. Потом ему дали еще одно крылышко, он его жадно сожрал и успокоился.

 Три раза в день у Павла должна быть прогулка,  отчеканила жена.  Сопровождать Павла будем по очереди.

Не знаю, как сейчас, а во времена моей счастливой юности было такое выражение «ёжиков пасти». Что значит «балду пинать». В смысле бездельничать.

Был у меня приятель Сашка Слизняков, человек до того ленивый, что ему было лень есть и спать.

Совсем пикантный случай. Сашка ленился делать все, даже ковырять в носу. Однажды он не ковырял в носу несколько дней. Потом почувствовал, что в носу у него что-то вроде колючей проволоки и дышать затруднительно. Сашка запустил палец в нос и обрезался. Потом ходил, вернее лежал с пластырем на указательном пальце. Все это чистая правда.

Так вот: позвонишь, бывало, Сашке:

 Что делаешь, Санёк?

 Ёжиков пасу. А ты?

 Я тоже пасу ёжиков. Пойдем их пасти вместе?

 На Байконур?

 На Байконур. Куда же ещё? У меня три рубля есть.

 Пошли. Банку не забудь.

И мы шли с банками «пасти ёжиков на Байконур». Это было наше устойчивое выражение. «Байконур»  пивная. Там ставишь банку, нажимаешь кнопку «пуск»  и льется пиво. Сашка пиво пить не ленился.

Одним словом, мы летом 2020 года по очереди жена, сын и я «пасли ёжика» Павла. Три раза в день. Раз в день укол. В ежиную ляжку. Я держу Павла в перчатках, жена колет, сын руководит. После укола компенсация в виде крылышка. Или ножки.

На четвертый день смотрю: ежик Павел делает подкоп в углу.

 Гляди,  говорю,  копает, бандит.

 Копает, мальчик мой дорогой,  отвечает растроганно жена.  Или девочка Свободу любит.

 Как Монте Кристо,  говорю.  Как Дантес, который Эдмон. «Эдмон»  это, кстати, что-то вроде «счастливый» или «богатый». Забыл. Из старо-английского или как там его

Пропасли мы нашего маленького счастливого ёжика Эдмона-Павла в очередной раз, сделали ему укол в серую ляжку, компенсировали укол курятиной, пошли и сами обедать, тоже, заметьте, курятиной. После обеда прилегли отдохнуть. Я задремал. Привиделся мне замок Ив, аббат Фариа, что-то щемящее из детства, когда жадно читал Дюма: велосипед «Орленок», девочка Даша из соседнего подъезда, черный хлеб из школьной столовки, посыпанный солью и намазанный чесноком, «сеточка» из йода на локте.

Вдруг крик сына:

 Мама! Папа! Ёжик сдрызнул!

Прибегаем к ежиному замку Ив, глядим: аккуратный подкоп под кирпичами. И нет Павла-Эдмона. Жена, конечно, вся насквозь влажная от слёз. Обыскали участок, каждый уголок, нету ёжика. Жена:

 Мы не сняли с него швы!

Я:

 Сами снимутся.

 А уколы?

Я промолчал. Для собственной безопасности и сохранения столь хрупкой и счастливой семейной жизни. Неуместно подумал: «Колоть ежика это в общем-то семантическая тавтология»

Филологи неисправимы.

Через пару дней жена успокоилась.

Павел, конечно, к нам так и не вернулся. Думаю, швы снялись у него как-нибудь сами собой. Уверен, что наш Павел счастлив.

И еще уверен, что когда-нибудь, через много лет, если, конечно, все мы будем живы и когда меня спросят, чем мне запомнился две тысячи двадцатый год, я вспомню не о «событиях» якобы планетарного масштаба, а о маленьком счастливом ежике Монте Кристо «с дырочкой в правом боку».

Потому что в этом нашем странном мире все держится, извините за философию, не на «событиях», а на том, что добрые люди все еще до сих пор штопают раненых ёжиков.

Кузьмич и Яша

 Играй, Яшенька, играй!

«Покровские ворота»

Этим летом я решил приколоться. Сострить, так сказать, в реальной жизни.

У меня с юмором вообще-то не очень. На бумаге иногда сгоряча, может быть, получается, а вот в жизни туговато. Всё выходит как-то тяжеловесно и угрюмо. Наносно как-то. Как в ноябре где-нибудь в Перми.

И тем не менее.

Сижу на даче. Идут дожди, скучные и однообразные, хуже рекламы. Небо мокрый пепел потухшего костра моей безвозвратно ушедшей молодости.

Лужи то ли равнодушно по-стариковски чавкают под каплями, то ли устало целуются в фальшиво-мелкий засос. По крыше словно бы бегут табуны каких-то карликовых мустангов.

В детстве я расшифровал «мустангов», которых знал из книг про «индейцев и ковбойцев», как «мостанки». И никак не мог себе представить эти «московские танки». Пока не пришли девяностые. Но не буду о грустном.

Тоскливо. Читать лень, писать еще больше лень. Есть и пить, как Жене Лукашину, тоже не хочется. Одна отрада кот сидит у меня на коленях и полуурчит-полухрюкает-полукашляет, как бесконечно закипающий старый электрический чайник.

К тому же отпускные заканчиваются. Деньги, конечно, бяка, но без них как-то не очень.

И вот вдруг дождь кончился. Просвет. Солнышко из-за перламутрово-чешуйчатого края тучки задорным окулистом заглянуло в зрачок моего окна.

Кот финально хрюкнул, спрыгнул с моих колен и пошел в огород походкой бывалого омоновца ловить бесповоротно оппозиционных ему мышей, лягушек, ящериц, землероек и прочих нехороших кротов.

Назад Дальше