В. Капустин
Русские диалоги с Гогеном
Два слова предисловия
Мысль об этой книжке «Русские диалоги с Гогеном» или «Избранное», родилась случайно на воздухе, когда я раскрепощено и свободно гулял не турбазе «Алоль». Я люблю эти места для отдыха, часто приезжаю туда, и был бы счастлив когда-нибудь провести там месяц-другой, потому что мне на Псковщине очень даже хорошо дышится и работается.
Итак, я гулял на природе, писал, рисовал. Потом, уже в Москве, эта же мысль мне пришла в голову, когда я гулял в Строгинской пойме. Я как-то подумал: чёрт побери всю мою писанину мои статьи, эссе, комментарии, рассказы и повести, чёрт побери и все мои стихи! Ведь из всего, что я написал, до сего дня не напечатано ни строчки А если я завтра умру? Ведь все мои книжки (у меня большая библиотека), картины и рукописи какие-нибудь гастарбайтеры из ЖЭКа выбросят на свалку! Я встал, разнервничался, а потом подумал, что и в самом деле правильно кто-то сказал в одном фильме: «Везде окружён множеством людей, а сам живёшь, как в космосе» Потом я немного остыл и подумал: может, мне сделать своего рода выжимки из всего мною написанного? Так появились моя рукопись «Москва пустынная» и эта тетрадь «Диалоги с Гогеном». Я сделал подборку из прежде написанного мной и собрал в одну тетрадь. Теперь я подумал, что, может, мои диалоги и вообще размышления должны заканчиваться письмами из моей рукописи «Сезон отправленных и неотправленных писем», ведь это тоже своего рода диалоги. Быть может, я так и сделаю и отберу из моих писем что-то стоящее.
Теперь современный читатель крепко избалован: большие романы или длинные повести он не будет читать. А вот на короткие эссе, диалоги или письма он, может, обратит внимание.
Пушкин в ссылке
Кто бы мне и что не говорил, а Пушкин в ссылке, например в Михайловском, наслаждался покоем, роскошной тишиной русской природы, вдохновением и своим творчеством! Я не могу представить уже Пушкина без такого заточения Когда я посещаю его родовое имение Михайловское, хожу пешком до Тригорского, взбегаю к часовне на Савкиной горке, купаюсь в Сороти или что-то пишу, я не могу понять тех литераторов и художников, которые пока не посетили эти места. Имея кой-какие таланты, тут, на Псковщине, можно написать пропасть вещей, например об иконописи или о живописи. Я только что написал страничку из моего романа «Иконников», я его назвал на скорую руку «Больное дитя эпохи застоя».
Больное дитя эпохи застоя
(дополнительные материалы из архива С. Иконникова)
Однажды в узком диссидентском кругу на 42-м км от Москвы (по Казанской дороге) мы слушали «Голос Америки», ловя убегающую волну на стареньком радиоприёмнике, и говорили о правах человека, о свободе, демократии и независимом и свободном искусстве, о доносящихся «из-за бугра» свободных песнях А. Галича и о стихах И. Бродского. Тогда была в самом разгаре развёрнута клеветническая кампания и травля А. Д. Сахарова.
Я только что перечитал «Один день Ивана Денисовича» А. Солженицына и снова принялся за моего «Иконникова», не надеясь когда-нибудь закончить этот роман о трагической судьбе художника
В нашем узком кругу единомышленников (а сказать откровенно, скрытых диссидентов) мы провели блиц-опрос, выбирая вопросы из шапки, которые были написаны на крошечных листочках бумаги.
Я быстрым меленьким почерком написал свои ответы. Потом, дома уже, прочитал их и сам для себя их назвал «Анкета Иконникова».
Иконников это дитя самой застойной поры, какую когда-нибудь переживала Россия.
Иконников это больное дитя «эпохи застоя». Пытливому племени молодых художников этого времени я свою книгу и посвящаю.
Вот какие вопросы выпали мне.
1. В: Иногда по одной фамилии можно узнать, каков человек: потомственный скотовод, гробовщик или маляр. В вашем роду писали иконы? Или производили гробы?
О: Мы иконописцы потомственные.
2. В: Вы верите в возрождение православия на Руси? О: Оно уже возрождается.
3. В: Вы бы хотели писать иконы?
О: Я их пишу.
4. В: Какие слова из Евангелия вам ложатся на душу
О: «И ранами его мы исцелились».
5. В: Что бы вы делали до 17-го года?
О: Писал картины, примкнул бы к русскому авангарду (сезаннистам: Фальку, Филонову, Ларионову, Лентулову, Куприну, Кузнецову).
6. В: Вы бы хотели родиться в другой стране, кроме России?
О: Ни за что. Россия самая замечательная страна, где нужно постоянно смотреть под ноги, чтобы нога не угодила в капкан
7. В: Вы бы хотели родиться и прожить свою жизнь в дореволюционной России?
О: О, да! Хотя это не был капиталистический рай.
8. В: Какое самое ужасное зрелище или какое божественное потрясение вы пережили в своей жизни? О: Моё детство.
9. В: Если бы вам предложили съесть пять порций второго, какое блюдо вы бы предпочли?
О: Вареники с вишней или с творогом.
10. В: Какой налёт человеческих пороков вам невыносимей всего наблюдать?
О: Мещанство.
11. В: Ваши любимые художники Запада?
О: Ван Гог, Сезанн, Гоген.
12. В: Ваш любимый писатель или поэт?
О: Лермонтов.
13. В: Какое время суток вы предпочитаете для работы: утро, вечер, ночь?
О: Я сова. Ночь.
13а В: Если бы вы были скульптор, вы бы стали гоняться за черепом Ленина, чтобы вылепить его голову?
О: Этот человек изваял себя сам. Это величайший скульптор от политики.
14. В: На ваш взгляд, трагическая, печальная и бесконечно пронзительная судьба Ван Гога возможна в нашей стране?
О: У нас всё проще, глубже, глупей и, конечно, печальней.
15. В: Перефразируя Тютчева, Россия, по-вашему (в свете недавних пражских событий), это действительно сфинкс?
О: Сфинкс и свинтус порядочный (Вспомните слово «чушка» А. Блока и его высказывание о России, которая его сожрала.)
16. В: Как вы относитесь к свободомыслию в нашей стране и вообще к словам «узники совести»?
О: Всякий мыслящий человек может быть не понят своими современниками и считать себя узником совести.
17. В: Кто ваш любимый русский художник?
О: Григорий Сорока.
18. В: Вы любите музыку?
О: Я её чувствую.
19. В: Чего вы больше всего боитесь на свете?
О: Неволи.
20. В: Вы верите, что над русскими поэтами висит рок?
О: Верю.
21. В: Что вам приятнее делать, чтоб заработать на кусок хлеба: писать картины или расить забор?
О: Красить забор.
22. В: Сальвадор Дали, по-вашему, сумасшедший художник?
О: Он всю жизнь потратил, чтобы казаться больным. Но надо esse quam videri. (надо быть, а не казаться).
23. В: Пабло Пикассо, по-вашему, гений?
О: Пикассо мой любимый современный художник, он гений.
24. В: Вы что, полагаете, Поль Гоген и Феофан Грек это действительно ягоды одного поля?
О: Да, одного: на вкус довольное редкие, у меня сейчас их подобие во рту
25. В: Что вам больше по душе: эпатировать публику, дурачить её или насмехаться?
О: Говорить истину.
26. В: Вы юродивый, отверженный или еретик?
О: Homo sapiens (человек мыслящий).
27. В: Вас пугает направление в искусстве «соцреализм»?
О: Настораживает.
28. В: Какой цветок (цветы) вас умиротворяют?
О: Сирень.
29. В: Вы любите пауков?
О: Я люблю рассматривать их паутину, они искусные обманщики.
30. В: У СССР как общественно-политической формации есть будущее?
О: (Без ответа.)
31. В: Вас восхищает имя Сталин?
О: (Без ответа.)
32. В: Если бы Вам предложили уехать на Запад, какую бы страну вы выбрали: США, Израиль или Австралию?
О: Россию (до 17-го года).
33. В: Вы действительное верите, что партия КПСС наш рулевой?
О: Рулевой в канаву
34. В: Вас пугает, настораживает или выводит из себя направление в искусстве «соцреализм»?
О: Вызывает тошноту.
35. В: Вы любите Ленина?
О: (Без ответа.)
36. В: Вы интернационалист, антикоммунист, анархист, инакомыслящий?
О: Правдоискатель.
37. В: Вы из породы самоубийц?
О: Нет, я из породы тех, кого убивают.
38. В: Только что пришло печальное известие о самоубийстве замечательного поэта-песенника Е. Ш-ва. А месяц назад у себя в мастерской повесился известный художник-авангардист Н. П. Как, на ваш взгляд, должен поступать поэт или художник, если он посажен в клетку и ему позволяют тянуть всего одну ноту?
О: (Без ответа.)
39. В: Пушкин правильно сделал, что подставил свою гениальную голову на дуэли глупцу?
О: Пушкин должен был стрелять сразу, как только увидел Дантеса, не доходя до барьера, стрелять пять раз!
40. В: А Лермонтов?
О: Лермонтов должен был застрелить Мартынова ещё в юнкерской школе, правда, он тогда бы был кто-то другой а не Лермонтов
39а: В: Вы любите людей?
О: Да.
В: А люди вас?
О: Надеюсь.
40а В: От какой русской картины у вас проходят мурашки по коже и с которой вам хотелось копировать?
О: «Запорожцы» И. Репина
41. В: Если бы вам была уготована казнь на Красной площади (скажем, в числе бунтовщиков Пугачёва), какую смерть вы предпочли?
О: Быть посажену на кол, «нэ скыглыча и нэ скаржичись». Это наша потомственная козацкая смерть
42. В: Какая черта вашего характера вредит вам больше всего и от которой вы бы хотели избавиться?
О: Гордость.
43. В: Какому былинному герою или загадочному персонажу народной фантазии вы бы хотели подражать?
О: Казак-Мамай странное, очень притягательное порождение народной фантазии на Кубани. Этому персонажу я бы хотел посвятить цикл картин.
Москва пустынная
«Одинок значит, свободен».
Леонардо да Винчи
Журналист: Вилен Фёдорович, вы совсем, совсем неизвестный писатель, поэт, художник. Вас не знает никто, никто не печатает, не читает. Для кого вы всё это пишите? (Окидывает глазами полки книг, картины и рукописи.)
Художник: Для себя, писатель всегда пишет для себя, это прежде всего чтобы унять тот зуд, который зовётся творчеством.
Журналист: Значит, вы из тех счастливых людей, кто бы и на необитаемом острове писал? Для кого?
Художник: Не знаю, это трудный вопрос. Скорей всего, на необитаемом острове я не писал (там писать нечем: ни чернил, ни ручки, ни карандашей). На необитаемом острове, скорей всего, я бы заделался земледелом
Журналист: И рыбаком?
Художник: Рыбаком я никогда не был, а вот землю люблю. Если бы жизнь моя так сложилась, чтобы всё начать изначала, скорей всего, я бы так и остался крестьянином, земледелом-казаком. Так однажды сказал и Виктор Астафьев о себе, когда его так же спрашивали журналисты. Вообще я этого великого современного писателя очень люблю: люблю его прямоту, резкость, люблю правдолюбие и огромный талант. Когда он говорит о писательстве, он не шутит, он его часто так и сравнивает с землепашеством, со строительством, например, своей избы посреди леса или поля. Он прав: писательство это пахота, и пот, пот, пот!
Журналист: Что, Виктор Астафьев ваш любимый современный писатель?
Художник: Я бы так не сказал, я люблю, ценю и глубоко уважаю этого человека и художника всего целиком, как золотой самородок, как что-то большое и цельное в нашем искусстве. Вообще слитность личности и художника очень важна в искусстве по этим критериям Виктору Петровичу Астафьеву теперь, по-моему, равных нет.
Журналист: Вы со всем согласны, что говорит Астафьев о поэзии, литературе и литераторах, о писательстве?
Художник: Конечно нет. Например, я не приемлю его «наездов» на Чехова, я не соглашусь никогда, что как писатель А. П. Чехов это «мальчик в коротких штанишках» по сравнению с Н. Лесковым. Хотя надо правду сказать, что талант Лескова теперь сильно занижен. А вот то, как говорит В. П. Астафьев о Владимире Высоцком, я с этим абсолютно согласен, Владимир Высоцкий как поэт достаточно слабое явление, а вот как актёр, как бард, как поэт-песенник он, пожалуй, велик. Но теперь почти все его называют просто поэтом. А это неправильно Он не чистый поэт.
Журналист: Вы любите поэзию Н. Рубцова?
Художник: Поэзию Н. Рубцова я очень люблю. И считаю его последним, чрезвычайно одарённым, органичным и чистым поэтом.
Журналист: Ещё об Астафьеве, какие его вещи вас восхищают больше всего?
Художник: Конечно, это, прежде всего «Царь-рыба», не понимаю как в наше время можно так написать, сильно и образно, это роскошный, живописный русский язык, которому нигде не научишь. Тут В. П. Астафьев совершенно прав, что настоящим писателем, как и настоящим поэтом, нужно родиться. Люблю я его и «Оду русскому огороду», и «Проклятые и забытые».
Журналист: А что о себе думаете вы?
Художник: Всякий на моём месте уже бы сдался давно и назвал себя неудачником но только не я; я поэт-экспериментатор, я и экспериментатор-художник, я очеркист, эссеист и рассказчик. А если вы меня спросите, писатель ли я или литератор, я отвечу, что я лишь скромный записочник Но я глубоко верю, что мои иные записки со временем станут подороже иных романов знаменитых писателей
Журналист: Вы надеетесь на посмертную славу?
Художник: Отвечу прямо: слава мне совсем не нужна ни прижизненная, ни посмертная. Мне нужно обыкновенное, прочное и долговременное признание моих усилий и наработок в искусстве. Вот и всё.
Журналист: Вы не любите славу? Вы сторонник затвора и одиночества?
Художник: У В. П. Астафьева есть замечательная фраза, которая родилась у него в деревеньке Овсянка: «Отравляющая сладость одиночества». Эту фразу я очень люблю, потому что знаю цену настоящему одиночеству. Я это состояние очень люблю и не променяю его ни на какие коврижки: награды, премии, застолья и признательные тосты в ЦДЛ или в ЦДРИ
Журналист: У меня иногда складывается такое впечатление, что вы просидели в тюрьме десяток лет извините, конечно, почему это так? Такое впечатление, что вы, как и Варлам Шаламов, всё как-то не можете очиститься от той коросты и лагерной пыли, которые наложили на вас неизгладимый отпечаток.
Художник: Я прошу вас не трогать Шаламова. Это для меня святой человек: то, что он вынес на протяжении почти 20 лет заключения, это непосильная ноша для меня. Я бы сломался на первых трех или пяти годах колымской каторги Но вы верно заметили, напомнив мне о несвободе.
Да, я действительно долго был не свободен. Но это какая-то иная несвобода, чем лагерная.
Журналист: С кем из известных писателей вы нынче знакомы, а с кем на короткой ноге?
Художник: На короткой ноге Ну, это теперь уже вышло из моды. Знаком я с Ю. Кублановским, с И. П. Золотусским, встречался не раз с С. Лесневским, С. Есиным, близок с П. И. Ткаченко, моим земляком. Особенно хотел бы сказать об этом последнем: чрезвычайно способный, разносторонне образованный человек, он полковник в запасе. Но, как и у всех военных людей, у него честолюбия выше крыши! Он критик и по дарованию совсем не художник, но завистлив и обидчив. Я ему по эл. почте послал статью «200 лет М. Ю. Лермонтова», послал «Крым» и кое-что ещё ни ответа ни привета А вы говорите «на короткой ноге»
Журналист: Чем для вас так притягательна Москва?
Художник: Музеями, выставками, книгами, людьми. Теперь я нахожу, что Москва удивительный город: яркий, шумный, многолюдный и пустынный. Да-да, не смейтесь, Москва мало отличается от пустыни, в которой некогда я жил. Я нахожу, что для меня это очень хорошо! Ведь как тяжело в провинции быть у всех на виду, например в какой-нибудь деревеньке. А в Москве можно затеряться легко, «быть не как все» или белой вороной Ведь что греха таить, теперь я часто, даже на фоне известных писателей или знаменитых художников, выгляжу как белая ворона. О таких, как я, в русской глубинке обычно говорят: «Ваня Огненный», или: «Ваня Дурко», или «чудак человек, а не лечится», а что ещё хуже неудачник. А одна неумная барышня меня даже назвала старым козлом! Так что Москва для меня это единственное место, где я теперь хочу жить, где легко затеряться
Журналист: Поговорим теперь о вас как художнике. На вашем мольберте сухие цветы, сухие подсолнухи Для вас это символ современной Москвы?
Художник: Скорей это символ засохшего «я» художника Это символ того, как легко можно засушить свой талант в наше время (особенно если возьмутся за это врачи). Нам всем нынче вместо роскошных цветущих подсолнухов Ван Гога остаётся писать лишь сухие цветы